Страница 2 из 5
На следующем вызове Андрей столкнулся с двумя пьяными типами, которые выясняя извечный философский вопрос «А ты меня уважаешь?» в пылу ссоры порезали друг друга кухонным ножом. Меняя окровавленные перчатки, он мгновенно забыл про старушку, что угощала его пирогом. Светлое чувство из его души сгинуло, будто и не посещало никогда. Лишь утром, сменившись, память услужливо напомнила ему о решении вновь погостить у старушки. «Потом… Как нибудь! – решил Андрей, потирая слезящиеся, покрасневшие глаза. – Сначала домой. Выспаться по-человечески. Принять душ. Поесть». Чувствуя, себя не человеком, а просто млекопитающим, требующим исполнения простых, но таких жизненных потребностей как поесть, попить, поспать, он побрел домой. Выспаться ему в тот день не удалось. Позвонил начмед и очень настоятельно попросил выйти за кого-то в ночь. После ночной смены Андрей останется ещё на сутки…
К той бабушке, Андрей попал лишь три месяца спустя. Вспомнил он её далеко не сразу. В памяти работающих на скорой редко когда остаются отдельные пациенты, слишком много их проходит через руки врачей и фельдшеров. Привычно пытаясь определить пульс и не находя его, Андрей сложил холодные руки старушки, с вздувшимися венами поверх одеяла, отмечая, что пальцы с трудом сгибаются из-за посмертного окоченения мышц. Подхватив документы, он сел за стол, чтобы заполнить документы. Взгляд Андрея упал на блюдо с засохшим пирогом на столе. Как в ступоре он смотрел на невесть сколько пролежавший здесь пирог, от которого так и никто не отрезал кусочек, вспоминая тот ночной вызов к одинокой и оттого такой словоохотливой бабушке.
Девиация
Город за окном жил своей жизнью. Баронет смотрел в окно автомобиля на проносящиеся мимо пейзажи. Его везли из центра мегаполиса, через рабочие кварталы, за крепостную стену, туда где располагалось поместье. И по мере того, как удалялся автомобиль от центра, картина за окном менялась, становясь все мрачнее и безрадостнее. Центральные кварталы города – широкие, красивые, полные лоска, света и роскоши сменились на узкие улочки, обрамленные трехэтажными, а затем и одноэтажными домиками. Света стало меньше, блеск и роскошь исчезли совсем. Людей, в дорогих одеждах сменили сутулые, скособоченные фигуры. Улыбки на лицах сменились на презрительный оскал. Стали чаще попадаться вывески подземных бомбоубежищ и противорадиационных укрытий. А когда вдоль дорог появились шеренги уличных проституток, выставляющие на показ свои прелести, баронет понял, что еще немного и они выедут за стену. Он бросил последний взгляд назад, поверх скособоченных фигур жриц продажной любви, демонстрирующие оголенные ноги, пораженные тяжелыми артрозами да обвисшие груди, на далекий город, залитый ярким, режущим глаза светом. Там над всеми кварталами возвышалась башня Магистрата, довлея над городом. Баронет стиснул зубы, протягивая руку к мини бару, нащупывая графин с бурбоном. Тусклым и непроглядным был облик города за окном автомобиля, подавленным было и настроение баронета.
За окнами розовый свет заходящего светила сменился на серые тени, предвестники тьмы. Сумерки сгустились, а вместе с тем в душу прокрался страх. Несмотря на жаркий огонь в камине, баронета знобило. Мужчина с тоской всматривался в темнеющие оконные проемы, напряженно прислушиваясь к звукам из соседней комнаты. Тишина. Драхара сказала, что жена уснула. Если верить доктору все начнется сегодня ночью, под утро. Тук-тук-тук… Это стучат в дверь. Кто-то уверенно, с силой бьет дверным молотком. Баронет с тоской обернулся к входной двери.
Ловкая, горбатая тень верной служанки Драхары скользнула к входу, приоткрывая массивную дверь из мореного дуба. На пороге показалась фигура старшего инспектора магистрата. Баронет поднялся из кресла навстречу инспектору. Вежливая улыбка на лице хозяина дома привычно скрыла царившую в его душе тревожную напряженность. Визит инспектора не оказался неожиданным – его ждали. Очень скоро во многом от решения магистрата, а именно от этого человека, будет зависеть будущее судьба баронета, его жены, а главное судьба еще не родившегося ребенка.
– Добрый вечер, сэр Данбар! – поздоровался инспектор, обнажая в кривой усмешке зубы – крепкие, ровные, острые, все пилообразной формы. Вылитая акулья пасть!
– Добрый! Как поживаете? Вы рано. Роды еще не начались. – Баронет старался говорить ровно и бесстрастно.
– Знаю, знаю! – инспектор бесцеремонно уселся в кресло у камина. – Мне доктор Блекуайт доложил о результатах осмотра. Желтый, мерцающий свет пламени камина осветил худое, астеническое тело инспектора, облаченное в казенный сюртук, длинные, тонкие руки с такими же тонкими, невероятно длинными, непрерывно шевелящимися, словно щупальца спрута, пальцами. Лысую голову чиновника, с высоким, сократовским лбом, на затылке покрывали крупные чешуйки. Точно такая же чешуйчатая кожа покрывала его впалые щеки. Баронет не видел инспектора пару лет, с момента заключения своего брака. Тогда инспектор выдавал разрешение на регистрацию. Помнится, тогда у него не было шрамов на лбу, как и раздвоенного, словно у змеи, языка, и огромных колец в ушных мочках. А ведь, процедуры по бодимодификации всегда стоили не мало. Баронет слышал, что старший инспектор обзавелся влиятельными друзьями, и сегодня нельзя назвать его птичкой невысокого полета. Влияние и социальный статус чиновника значительно выросли за последние годы. Некогда просто регистратор, штатный винтик огромной бюрократической машины, отныне он старший инспектор. Ранее он бы не посмел так вольготно развалиться в кресле, без соизволения хозяина дома.
Видя, что баронет молчит, инспектор продолжил, сцепив руки в замок.
– Скажите, текущая беременность, какая по счету?
– Третья. Первые две, увы, закончились самопроизвольными абортами.
– Примите мои соболезнования, баронет. – равнодушно произнес инспектор. – Беременности наступали в результате экстракорпорального оплодотворения?
Баронет ответил не сразу. Но так как магистрат все равно узнает правду, ответил инспектору честно.
– Нет. Никакого ЭКО. У нас все получилось… естественным путем.
– Даже так. – заинтересовано протянул инспектор. Впервые, наверное, за весь разговор. – Подобное сейчас случается все реже и реже.
В задумчивости чиновник достал из внутреннего кармана сюртука портативный ингалятор. Вставив мундштук в свою акулью пасть, он сделал несколько глубоких вдохов, после чего зашелся в пароксизме кашля. Откашлявшись, инспектор спрятал ингалятор и вновь, поднял глаза на мужчину напротив.
– Я надеюсь, сразу после рождения вы незамедлительно отправите за мной. Не дожидаясь утра… Принимать роды будет доктор Блекуайт?
– Нет. Моя служанка весьма опытная и умелая акушерка. В свое время она принимала роды у моей матушки, и выходила меня и всех моих братьев. Но в любом случае, не беспокойтесь, едва перевяжут пуповину, я незамедлительно пошлю за вами.
Инспектор согласно кивнул.
– Не опрометчиво ли? Блекуайт весьма опытен, с ним всегда работает пара неонатологов и реаниматологов. У них имеется все необходимые медикаменты и аппаратура, чтобы спасти ребенка, практически с любой мутацией.
– У нас имеется мобильный кювез с встроенным реанимационным блоком, – парировал баронет.
Чиновник задумчиво склонил голову, и, видя, что баронет не склонен продолжать беседу дальше, криво усмехнулся, вновь сверкнув акульим оскалом.
– Ну, что же, тогда до скорой встречи! – инспектор медленно поднялся из кресла, пряча свои длинные пальцы рук в глубокие карманы сюртука.