Трубадура

Степа был уже на грани. Дыхание сбилось почти в хрип, тело, куда ни тронь, каменное везде, движения резкие, едва удерживаемые. Ее ждет.

Не жди. Бессмысленно.

- Не жди, - шепнула сквозь напряжение в горле.

- Почему? – шумным, в нос, выдохом. – Я сейчас, я помогу тебе.

Тура перехватила его руку. Не надо. Бессмысленно.

- Не. Жди.

Третий раз повторять не пришлось. И он сорвался в спринтерский рывок за собственным удовольствием. Какой-то не к месту совестливой и вменяемой частью сознания ощущая себя почти Членом Леонтьевичем. В каком-то гребаном смысле - почти насильником. Только Степана это не остановило.

Он долго потом не мог отдышаться. Она лежала рядом тихо-тихо.

- Все, ухожу.

Его губы коснулись ее плеча. Лицо целовать не стал. Там слезы – знал точно. И что причина их - он.

Потому что не сказал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

*

Резкий стук в дверь оторвал Туру от штопки. Она бы с огромным удовольствием выкинула эту ветхую рубашку, но деду не объяснишь, что там уже штопать нечего. Это его любимая рубашка – из числа четырех оставшихся тех, что дарила Мария Фоминична. Приходится проявлять чудеса сноровки и портновского искусства. Девушка и отложила шитье и повернулась к двери. А потом передумала отвечать, встала, подошла и открыла. За ней был Степан. А Тура и не сомневалась. Дед стучит иначе, а Елена всегда входит без предупреждения.

- Слушаю тебя.

Он молчал какое-то время, разглядывая ее, а потом спросил – так же резко, как стучал до этого.

- Ты завтра до которого часа на работе?

- До семи, - невозмутимость при общении с ним она восстанавливает по крупицам, по крохам.

- Отлично. В восемь жду тебя. Номер тот же – шестнадцатый.

Невозмутимость рассыпалась мелкими осколками. А Тура смотрела на Степана, не замечая, что даже приоткрыла от изумления губы. Он тоже молча смотрел. На губы. Лишь через минуту, наверное, Тура кивнула – словно через силу. А он резко развернулся и ушел по коридору в сторону входной двери. Смотреть вслед Тура не стала, но услышав дверной хлопок, решительно взяла с комода полотенце.

Так, она в ванную. Потому что… Потому что! И не думать. Ни о чем. Не. Думать.

*

Она замерла перед дверью, не решаясь постучать. Стояла, положив ладонь на дверную ручку, прикрыв глаза и пытаясь унять сердцебиение. И от всей души надеясь, что никто из сотрудников или постояльцев этой небольшой гостиницы не появится в коридоре и не нарушит ее уединение.

Надежды не оправдались, уединение нарушилось. Дверь распахнулась и Туру резко втянули внутрь. Не успела ничего рассмотреть, как тут же поцеловали. Целовали долго, жадно, словно после разлуки.

И лишь вдоволь зацеловав, прервались. Тура не видит ничего дальше огромных черно-белых глаз, лучеподобных ресниц, ярких от поцелуев губ. И еще край белой футболки. Но глаза – глаза затмевают все.

- Кто первый?- сиплым шепотом.

- Ты, - едва слышно в ответ.

Он кивает.

- Я тебя…

- …люблю! – заканчивает за него она.

На табло включается обратный отсчет.

*

- Как же мне тебя называть? – мужские пальцы с отбитыми напрочь кончиками перебирают женские волосы. Мягкие – как лен, как пух, как вата.

- Уже забыть успел, как меня зовут? – она тихо смеется ему в грудь и трется о нее носом.

- Не нравится мне твое имя, - вздыхает Степан. – Трудное оно. Тяжелое. Неласковое.

- Не любо – не кушай, - незло огрызнулась Тура.

- Да как это не любо, - еще раз вздохнул Степка. – Еще как любо. Но неласково же – Тура. А вот как? Турочка?

Ответом ему стал негромкий смех. Степа и сам усмехнулся.

- Угу, по-дурацки звучит. А как тогда? Ну как?

Она не отвечала. Лежала и наслаждалась звуком его голоса, теплом его пальцев теперь уже на плече. На табло включен обратный отсчет. И цифры тают. Как снег.

- А-а-а! - Тура вздрогнула от победного Степиного возгласа. – Придумал! Туча!

- Чего?!

- Не чего, а туча! Тучка! Ту-у-учка… - он повернулся на бок и огладил ее всю под протяжное «Ту-у-у». – Здорово придумал?

Тучка. Последний раз ей придумывали прозвище в школе. Обидное. Тучка – куда как лучше. Пусть будет Тучка.

- Здорово. Только… Только Тучка я буду только здесь. Хорошо?

Нет, не хорошо. Плохо даже. Но он кивнул и отвлек себя поцелуем.

*

- Ну а теперь давайте сердечко послушаем, - дородная докторша деловито убирала тонометр в сумку. – Как мотор, Павел Корнеевич, стучит?

- Да что ему будет-то, мотору пламенному, - дед медленно расстегивал пуговицы на фланелевой рубашке. Тура подавила в себе очередное желание помочь. Да, она справится с пуговицами не в пример быстрее. Но делать этого нельзя категорически. Да и врач Лилия Донатовна совершенно никуда не спешила, добродушно смотрела на своего подопечного и явно была расположена остаться на традиционный чай. Ну, хоть с медицинским персоналом им повезло. Не зря дед столько лет отпахал на гос.органы, не бросили его в старости.

Они и в самом деле потом пили чай, дед с прошловековой галантностью любезничал с Лилией Донатовной, она с удовольствием смеялась его шутками и охала его рассказам. Однако, когда Тура вышла ее провожать, доктор стала сама серьезность.

- Не нравятся мне ритмы. И наполнение вялое.

- Ему не двадцать, - не сразу осознала серьезность сказанного Тура. Но ее тут же поставили на место.

- Я прекрасно помню, сколько вашему деду, деточка, - Лилия Донатовна похлопала по своей объемистой сумке, где помимо прочего находилась медицинская карта. – Ему надо лечь на обследование. Я передам данные заведующей, оформим направление в ведомственную больницу.

- Но…

- Знаю, что «но», - оборвала девушку медицинский работник. – Ваша задача – подготовить Павла Корнеевича.

С поставленной задачей Тура не справилась. Дед сурово насупил брови и заявил, что на больницы у него нет времени, голубушка Лилия Донатовна его только что посмотрела, и все в порядке. Как сообщить деду о том, что инициатором госпитализации была именно врач, Тура не придумала. Ну кроме как в лоб сказать. Но отчего-то не решилась. И дала себе пару дней на раздумья – все равно пока там медицинская бюрократическая машина провернется – пройдет время. А Тура как раз к тому моменту придумает, как подготовить деда.

*

- Кос!

Степан обернулся. На него энергичным ходом и с азартным блеском в глазах накатывал Кароль.

- Две минуты подожди меня, Даню потискаю – и приду. Есть разговор.

Направление, которое принял состоявшийся чуть позже разговор, заставил Степку раскрыть рот.

- Ну что ты варежку распахнул, - Артур аккуратно поддел Степкин подбородок. – Будто я тебе на Луну предложил слетать.

- Ну так оно… это… - Степа озадаченно потер шею. – А ты не шутишь, Король?

- Понимаю, что у тебя вместо головы мяч. Повторяю по буквам. Я разговаривал с врачом национальной сборной. Да, мы учились вместе. Да, он говорил о тебе с тренером. Да, тренер сборной согласился на тебя посмотреть. Как только они вернутся из Бразилии с отборочных. У тебя есть примерно две недели, чтобы набрать образцовую форму. А потом еще два года - чтобы как следует подготовиться и выйти на пике формы к олимпиаде.

- Артур…

- Отставить сопли! Как только будет дополнительная информация – скажу. А сейчас бегом в душ.

Давно Степка не чувствовал себя настолько… озадаченным. И обнадеженным, наверное.

*

Звуки скандала он услышал, едва открыл дверь. Скандал был женским и оттого особенно громким и безобразным. Степа быстро бросил сумку в комнату и прошел на кухню.

- О, явился! – Елена развернулась так резко, что взметнулись полы халата, обнажив дебелое бедро.

- Елена, уймись! – на привычно белом лице Туры красовались два алых пятна. Значит, уже самый разгар конфликта.

- Нет уж, и не думай затыкать мне рот! – голос женщины срывался на визг. – Устроила тут публичный дом! Позор какой! Ты о деде подумала?!