Страница 7 из 20
–– Мама, – раздался голос у самого уха.
Они меня нашли. Снова. Я замерла, не решаясь обернуться. На плечо легла ладошка с длинными когтями и кожей синюшного оттенка.
–– Мы не виделись так долго, мама. Неужели ты не хочешь обнять меня?
–– И меня обними, Дайна, – следом за Константином, появился Рафаэль. – Я тоже скучал.
Брат стоял передо мной и кошмарно, неестественно улыбался. В это ходячем трупе с серовато-синим оттенком кожи и черными кругами под безжизненными глазами, будто подернутыми белесой дымкой, с трудом узнавался задорный, пышущий здоровьем одиннадцатилетний мальчуган. Некогда белоснежные волосы были словно покрыты слоем вековой пыли, а одежда свисала рваными клоками. На шее Рафаэля красовался безобразный рубец, как если бы кто-то наспех пришил его отрубленную голову к телу неровными стежками, слишком сильно стягивая края.
–– Больше никогда не бросай нас, мама, – вторая рука сына обвила шею, ледяная щека прижалась к моей.
От его тела веяло могильным холодом и пахло сырой землей. Меня точно парализовало на мгновение, время остановилось. Не важно, как Константин теперь выглядел, он все еще оставался моим сыном. Моя плоть и кровь. Больше всего сейчас хотелось стиснуть в объятиях этих двоих и больше не отпускать. Никогда. Просто быть рядом с ними. Пусть они мертвы, пусть это лишь иллюзия и…
Я сдалась.
Впервые за более, чем тысячу лет жизни, позволила себе перестать бороться. Распахнула объятия навстречу Рафаэлю, а он с радостью бросился в них. Но едва мои руки сомкнулись вокруг хрупкого детского тельца – я рухнула во мрак.
Открыв глаза, долго лежала и таращилась в каменный потолок, пытаясь сообразить, что произошло. И если тот факт, что меня бросили в темницу, заковав в кандалы, был очевиден, то понять кто я и почему меня пленили не могла. Где-то на задворках памяти ворочались мутные образы, но тут же исчезали, стоило лишь захотеть рассмотреть их внимательней.
Тело нещадно ныло от боли, а от холода трясло так, что со стороны это должно быть выглядело так, будто я бьюсь в конвульсиях. Сесть удалось далеко не с первого раза. От головокружения я валилась с ног на сырой каменный пол снова и снова, пока наконец не нашла в себе силы подползти ближе к стене и привалиться к ней спиной. Кандалы на руках и ногах, от которых к массивным кольцам, закрепленным в полу, тянулись цепи, ощущались неподъемными. Каждая мышца налилась свинцовой тяжестью. Нестерпимо хотелось есть и пить. Я облизнула потрескавшиеся губы, озираясь по сторонам в надежде, что мой тюремщик оставил где-нибудь миску с водой или кусок хлеба. Ничего.
Камера была довольно просторной, но абсолютно пустой. В ней не нашлось даже какой-нибудь грязной вонючей тряпки, которой я могла бы прикрыться, чтобы немного согреться. Из крошечного зарешеченного окошка под потолком в помещение проникал тусклый лунный свет, ложась на пол параллельными тонкими полосами, где-то с потолка капала вода, изредка до моих ушей доносился крысиный писк. По стенам сновали мокрицы и многоножки, противно шурша лапками. Не сразу до меня дошло: несмотря на темноту, я все прекрасно вижу, а еще слышу самые незначительные звуки. Люди, даже владеющие даром, на такое не способны без заклинаний. А у меня и дара-то нет.
Думай. Кто ты? Почему оказалась здесь?
Память подводила. Все, что мне виделось, это даже не воспоминания – спутанные образы, которые упорно не желали складываться во что-то стоящее, да редкие алые слепящие всполохи перед глазами.
Лунный свет сменился серыми предрассветными сумерками, когда сколоченная из толстых досок дверь камеры со скрипом отворилась. На пороге, мило улыбаясь, возникла девушка с пепельно-белыми волосами и темно-зелеными глазами в легком кремовом платье, расшитом золотыми узорами и мелкими драгоценными камнями. В руках незнакомка держала большую деревянную кружку.
В нос ударил запах крови.
В мгновение ока я, позабыв о боли и кандалах, метнулась в сторону пепельноволосой в попытке выхватить кружку, но длина цепей не позволила к ней приблизиться. Замерев буквально в полуметре от нее, я зарычала, подобно дикому зверю. Не знала, что умею так.
Девушка даже не шелохнулась.
–– Проголодалась? – спросила она с издевкой, качнув кружкой.
–– Кто ты? – Снова дернулась, силясь дотянуться до кружки. – Почему я здесь?
–– Потому что я решила, что тебе будет полезно побыть одной, поразмыслить. Осознать до чего ты докатилась. Во ЧТО меня превратила.
–– Что за бред ты несешь?
Я не поняла ни слова из сказанного ей.
–– Скоро вспомнишь, – сказала она и выплеснула содержимое кружки мне под ноги. – На вот, жри, мерзкое животное.
Она ушла, громко хлопнув дверью, заскрежетал засов. Я тут же рухнула на колени, принялась макать пальцы в кровь, разлитую по полу, и облизывать их. Голод усилился в стократ. Лихорадочно пыталась собрать все до последней капли, но жидкость неумолимо стекала в расщелины между камней, впитывалась в шероховатую поверхность. Пришла в себя, когда чуть было не начала облизывать пол.
Я повалилась навзничь и громко рассмеялась. Браво, Дайна! Заточила в темницу саму себя. Что-то новенькое. Отползла от лужи крови и, снова прислонившись спиной к стене, прикрыла глаза.
Арий, гаденыш, я с тебя шкуру спущу, когда вернусь! Заставлю самого с пола жрать! Вот ведь свалился на мою голову. Бедствие ходячее!
Поправочка – если вернусь.
Прошлая я определенно решила устроить «веселую» жизнь мне нынешней. Надо понять, как с ней справиться, но сначала нужно найти способ хоть немного восстановить силы. Не успела поразмыслить об этом, как почти сразу же провалилась в глубокий сон, и, к счастью, сновидения мне не докучали.
Разбудили меня до смешного банально – вылили на голову ведро ледяной воды. Никакой фантазии, даже стыдно за себя стало.
–– И тебе доброе утро, – сказала я, все так же с трудом садясь и отжимая волосы.
–– Ну что, пришла в себя?
Мое второе я стояло, глядя на меня сверху вниз с насмешливой улыбкой. Судя по одежде, оно возникло из тех времен, когда Санмерат еще процветал. Ведь после начала войны я больше не носила платья в повседневной жизни.
–– Вполне. – Встала, разминая затекшие конечности и трясясь от холода, голос тоже дрожал, вторя телу. – Ты надеешься, что я сдохну от переохлаждения? Или решила меня голодом уморить?
–– Ни то, ни другое. Тебе вовсе не обязательно умирать.
Принцесса (так я решила про себя ее называть) отошла в сторону и щелкнула пальцами. В углу камеры возникло кресло. Поудобней усевшись в него, она вновь заговорила:
–– Я хочу вернуть себя, а ты как-никак часть меня. Надеюсь, ты вспомнишь, кем была и позволишь мне снова жить, не прячась в твоей тени. Станем единым целым, и мне не придется тебя убивать.
–– Ты поджала хвост, как трусливая псина и спряталась, когда погиб Артур. Только и делала, что рыдала ночами в своем шатре, жалея себя, но продолжала следовать указаниям отца и убивать. Ты вела магов тумана. Ты пролила так много крови, принесла столько страданий, что люди вынуждены были назвать нас демонами. Ты одиннадцать лет служила тирану, несла смерть и разрушения, не находя в себе сил противиться его решениям! – Я ударила кулаком в стену, сдирая в кровь костяшки пальцев. – Мне пришлось загнать тебя куда подальше!
–– Ты предала свой народ! Убила их всех! Ты убила Рафаэля! – Принцесса вскочила, ее лицо исказила гневная гримаса.
–– И спасла сотни тысяч жизней, – тихо ответила я, оперевшись рукой о стену и опустив голову.
–– Ты уничтожила все, что было мне дорого, лишила меня всех, кого я любила, – всхлипнула она. – Превратила меня в монстра.
–– Такова цена столетий мира и процветания.
Эту фразу я вколачивала в свой мозг десятилетиями, не позволяя себе думать, что все могло бы быть иначе, что здравствовать и процветать сейчас мог бы мой народ. Правда, на трупах жителей других королевств.