Страница 5 из 11
Первое серьезное дело Гернгросс – т. н. «Дело Распутина» (о котором и упоминалось в разоблачительной публикации эсеров). В конце 1894 г., благодаря перлюстрации, полиция узнает, вокруг студента И.С. Распутина сформировался противоправительственный кружок, обсуждается крамола. В частности, в письмах членами кружка высказывались соображения о готовности народных масс к революции: «Интеллигенция готова, народ поддержит ее, недостает только руководителя, героя, но он явится, мы его создадим..»[32].
Кружок Распутина вырос из сибирского студенческого землячества. Но был ли он, действительно, так опасен? (Хотя Департамент полиции обвинял их именно в терроре и назвал не иначе как «распутинским террористическим кружком»). Бывший сотрудник московской охранки Л.П. Меньщиков выражает некоторые сомнения по этому поводу: «… не явилась ли идея о покушении первоначально у самого охранного отделения, которому, в виду предстоящей коронации, было очень выгодно создать громкое дело, чтобы хорошенько отличиться?»[33] Предположение Меньщикова находит подтверждение. Именно Гернгросс переводила иностранные химические пособия по изготовлению взрывчатых веществ и оказывала активное содействие в приобретении необходимых ингредиентов, хранила их у себя, подыскивала место для испытаний («проб»).
За членами кружка было установлено наружное наблюдение. (Уточним, что внешнее (наружное) наблюдение, по правилам, ничего не знало о внутренних сотрудниках и наоборот – это делалось для дополнительного контроля полиции над своими агентами и во избежание случайных провалов). Основными объектами слежки были четыре человека – сам Распутин, В.Д. Бахарев (химик), Т. Акимова и, собственно, Гернгросс. Из филерских отчетов мы узнаем, что молодые люди посещали аптеки, «электро-технический магазин», скобяную лавку, кладбище. Например: «25 апреля. Распутин и Бахарев пошли на Ваганьковское кладбище, перелезли через ограду в овраг у железнодорожного полотна; вскоре филеры услышали выстрел и увидели дым; наблюдаемые удалились потом на Ходынское поле; наблюдавшие подобрали в овраге стеклянную колбочку с желтоватым порошком…»[34].
Арест неудачливых злоумышленников был произведен 6 мая 1895 г., из квартиры Бахарева изъяты химические вещества. Молодые люди, в пылу юношеского идеализма сами дали на себя показания. Они заявили, что «целью жизни надо поставить вопрос о голодных и раздетых», а обратить внимание власти на это можно лишь путем террора. При этом при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что большинство т. н. «террористов» вовсе не разделяли идеи Распутина и его «стана погибающих за великое дело любви». А самыми активным деятелями кружка были Распутин, Бахарев и Гернгросс.
Зинаида, естественно, была задержана вместе со всеми. 11 месяцев она просидела в предварительном заключении в Бутырке и весной 1896 г выслана под надзор полиции на Кавказ, в Кутаис к родственникам. Она получила 1000 рублей вознаграждения, а Зубатов – орден св. Владимира.
На Кавказе она дистанцируется от местных оппозиционно настроенных кружков, не поддерживает старых знакомств и не заводит новых. Успевает выйти замуж и родить ребенка. Ее муж, студент Жученко, учится в Дерпте. В своей заметке Бурцев пишет, что Зинаида называла его «самым лучшем человеком, которого она встречала в жизни», но, понимала, что, если бы он узнал, чем она занимается, то «убил бы ее»[35].
В начале 1900-х, Зинаида сбегает от мужа в Европу, начинает распространять слухи о том, что он, якобы, избивал ее (надо же было объяснить неожиданный разрыв с ним). Видимо, это был период какой-то усталости от людей. Она решает отойти на некоторое время и от работы, отдаться воспитанию сына. С этой целью Жученко-Гернгросс осела в Гейдельберге. Но отдыхать ей пришлось недолго. В 1903 г. эсеры осуществили очередной теракт – убит уфимский губернатор Н.М. Богданович. Боевая организация все выше поднимает голову. В Департаменте вспоминают о Зиночке. В 1904 г. она уже налаживает связи с эсерами в Гейдельберге. От своего бывшего патрона Зубатова, на тот момент опального, она получает напутственное письмо со свойственными автору ехидными оборотами: «Сердечно радуюсь, мой дивный друг, что в вашей купели замутилась вода… Во-первых, расправите косточки и выйдете из нирваны, а свежий воздух и движение – вещь очень хорошая; а во-вторых – дело будете иметь с человеком, которого я очень ценил и уважал. Г[36]. – большой деляга: скромен, осторожен, выдержан; словом – с ним не страшно. Дай бог вам «совет да любовь»[37].
В 1905 году Гернгросс приезжает в Россию с заданием. Она становится, ни много ни мало, секретарем боевой организации областного комитета и принимает активное участие в событиях первой революции. В круг ее обязанностей входили: вербовка дружинников, снабжение оружием, распространение литературы и др. Зинаида пользовалась всеобщим доверием. Товарищей подкупали ее ответственность, готовность взяться за любую работу, при этом скромность и абсолютное (видимое) отсутствие тщеславия. Гернгросс отличало умение входить в доверие, не проявляя излишнего любопытства. В 1908 г. на съезд эсеров в Лондоне ее пригласили лично, по телеграфу, как представителя от Москвы. Информация о том, что обсуждалось на съезде, поступала в Департамент полиции от Евно Азефа и Гернгросс. Как-то она сказала: «Я избалована беспредельным уважением к себе»[38].
Было ли в этой женщине место человеческим чувствам? Известно, что она очень любила своего сына и переживала за его судьбу. Но испытывала ли она нечто похожее на любовь к кому-либо еще?
Здесь, наверное, стоит сказать о главе московской организации – неудавшемся террористе М. Сладкопевцеве по кличке «Казбек». Натура поэтическая, отчасти декадентская, нервная. «Таких людей, далеких от миросозерцания представителей 70-х и начала 80-х годов, к тому времени появилось не мало, и Казбек несомненно был из их числа. В этом отношении он, быть может, даже переходил известные границы; по крайней мере, в конце его пребывания в Москве стало известно, что он возомнил себя поэтом-декадентом и имеет уже готовую для издания книжку стихов. Все это, конечно, давало само по себе мало гарантий за успешность его боевых начинаний…»[39]. Но провалы любых начинаний дружины объяснялись далеко не только малопригодным для дела революции Казбеком, но и непосредственной близостью к нему «роковой женщины» Зинаиды Гернгросс.
Вообще взаимоотношения Гернгросс и Сладкопевцева полны драматизма. Последний, судя по всему, испытывал к ней какие-то живые, человеческие чувства. До последнего, не веря в то, что Зинаида агент полиции, он писал, разоблачившему ее Бурцеву: «Я ошеломлен. Мне не верится. Ведь провокация Ж. касается меня больше, чем кого-либо другого… обо мне лично она знала все. Во время нашей совместной работы не было ни одного ареста, который можно было бы объяснить ее провокацией. Правда, была арестована только что сформированная мною боевая дружина… В момент ареста этой дружины ею не было совершено ничего, что можно было бы рассматривать как политическое преступление. Наконец, – и это самое важное, – для чего нужно было Жученко спасать меня? … Ведь изо всей нашей компании человеком наиболее скомпрометированным был я… Сомнений у меня очень много. Осветите мне все это дело… Я отдал делу революции больше, вероятно, чем Вы думаете. Поэтому я имею право настаивать, чтобы у меня не отнимали по крайней мере последней веры в людей. Я прошу Вас сообщить мне все, по возможности, данные о Жученко. Она была для меня не только товарищ, но и близкий, очень близкий человек»[40].
32
Меньщиков Л.П. Охрана и революция. Ч. 1. С. 267
33
Там же. С. 264.
34
Меньщиков Л.П. С. 267. Порошок – тринитрофенол в сплавленном виде.
35
Русские ведомости, № 295, 1910 г.
36
Гартинг А.М. (Геккельман Авраам-Аарон Мойшевич, он же Ландезен Михаил) (1861-?) – агент, позже чиновник Департамента полиции, один из руководителей политического сыска в царской России.
37
Цит. по: Щеголев П.Е. Охранники и авантюристы. Секретные сотрудники и провокаторы. М., 2004 г. С. 248.
38
Русские ведомости. № 295, 1910 г.
39
Прибылев А.В. Зинаида Жученко. Пг., 1919 г. С. 10.
40
Цит. по: Прибылев. А.В. Зинаида Жученко. Пг., 1919 г. С. 12.