Страница 22 из 81
— В двух словах, да.
Я сделала шаг вперед, опустив руки по бокам.
— Я знаю, что мой отец чрезмерно опекает меня. Это дело Аарона…
— Нет, — решительно сказал Ники. — Это история богатого и бедного мальчика.
— Папа не такой, — запротестовала я.
— Он именно такой, с половиной. Честно? Если бы ты была моей дочерью, я бы тоже не хотел, чтобы ты была рядом со мной.
Его убежденность говорила мне, что нет смысла пытаться убедить его в обратном.
— В любом случае, я бы никогда не предложила, если бы думала, что нас поймают. Мне жаль. Я был глупой. И безрассудной. И…
— Арья?
— Да?
— Я еще не закончил говорить.
— Ой. — Невидимая лента затянулась вокруг моей шеи. — Извини. Эм, продолжай.
— Как я уже сказал, если бы ты была моей дочерью, я бы не хотел, чтобы ты была рядом со мной. — Он сделал паузу. — Но поскольку ты не моя дочь, я решил, что твоя театральная штучка стоит того, чтобы рискнуть. Не потому, что хочу тебя поцеловать, — он предостерегающе поднял палец, — а потому, что не хочу лишать мир новой Мерил Стрип.
Все в моем теле содрогнулось.
— Эй, я тоже не хочу тебя целовать. Но я хочу стать актрисой.
Я должна была чувствовать себя хуже, чем я чувствовала себя из-за этой лжи. В конце концов, мое желание стать актрисой было сродни моему желанию стать цирковым клоуном. То есть, не совсем. Или не совсем. Но так или иначе, я говорила себе, что цель оправдывает средства.
— Я ожидаю два билета на любой фильм, в котором ты будешь сниматься, когда вырастешь. И лимузин, который будет ждать у моего дома, чтобы отвезти меня туда. — Ники все еще покачивал пальцем.
— Лимузины немного устарели.
— Мои яйца, мои правила.
— Что еще?
— Лучше бы это был не плохой фильм. Если ты сыграешь Деми Мур в «Ничего, кроме неприятностей », клянусь Богом, Ари, я умываю руки перед тобой навсегда.
У меня вырвался сдержанный смех.
— Отлично. — Я убрала выбившиеся пряди волос с лица. — Я пришлю лимузин и заставлю тебя гордиться, если ты пообещаешь привести девушку не красивее меня в качестве свидания.
— Во-первых, это не переговоры. Я тот, кто берет на себя весь риск. Во-вторых, полегче. — Он покачивался на носочках, немного смущенный. — Я действительно не знаю никого столь же красивого, как ты.
Тишина между нами вдруг стала тяжелой. Полная вещей, которые мы слишком боялись сказать. Он прочистил горло.
— А еще, если ты не составишь мне компанию, мама заставит меня вычистить твой потолок. Так что тебе лучше таскать задницу из этой комнаты, или вся эта сделка провалится.
Бездыханная истерия охватила мое тело. Это происходило. Николай Иванов собирался меня поцеловать.
— Подожди меня в библиотеке, — приказала я.
— Ладно. — Он повернулся, чтобы уйти.
— О, и Ники?
Он остановился, но не обернулся.
— Если ты снова перепрыгнешь через перила, тебе не нужно беспокоиться о том, что ты упадешь. Я убью тебя сама.
***
Он стоял ко мне спиной, когда я вошла в библиотеку.
Что-то заставило меня остановиться на пороге и впитать в себя вид этого мальчика, которого я любила, глядя на Нью-Йорк, раскинувшийся перед ним, руки сцеплены за спиной, стойка прямая, вид не менее мощный, чем у города, который ежедневно пожирал мечты и надежды.
Мне вдруг стало до ужаса ясно, что Николай собирается куда-то ехать, и где бы он ни был, он не собирается брать меня с собой. Он не мог позволить себе багаж. Его последней остановкой был не Хантс Пойнт.
— Твой папа уже здесь? — спросил Ники, по-прежнему стоя ко мне спиной.
Я вошла внутрь, мягко щелкнув дверью.
— Сегодня вечером у него мероприятие по сбору средств. Сказал, что не вернется до обеда. Горизонт чист.
Мои колени были как желе. Я проверила время еще до того, как пришла сюда. Было четыре часа дня. Моя мама была на другом йога-ритрите, за океаном. Руслана могла возвращаться из продуктового магазина, но она всегда давала о себе знать, когда знала, что мы вместе. Стучала кастрюлями, пылесосила в коридоре, громко разговаривала по телефону. Она не хотела нас ловить на случай, если мы что-то делаем не так. Знание пришло с ответственностью.
Ники развернулся на каблуках, его лицо было серьезным и решительным, как будто он собирался отправиться в камеру смертников. Я знала, что он делает это для меня. Часть его — большая его часть, я полагаю, — боялась целовать меня. Я могла бы все отменить. Избавить его от дискомфорта.
Но я была недостаточно хороша.
Недостаточно добродетельна.
Папа говорил, что угрызения совести — это драгоценности нищего. Что мне не следует утруждать себя моралью. «Мы платим слишком много налогов, чтобы быть хорошими», — однажды рассмеялся он.
Я скользнула к одной из полок от пола до потолка, прижалась к ней спиной и закрыла глаза. Мне казалось, что я играю, так что, по крайней мере, эта часть не была ложью. Не в тот момент. Звук его шагов эхом отдавался за моей грудной клеткой. Тепло его тела говорило мне, что он рядом.
Когда он остановился прямо передо мной, мои глаза открылись. Он был так близко, что я не могла рассмотреть его лицо целиком. Только эти бирюзовые глаза, которые мерцали, как выкопанная часть океана. Интересно, выгляжу ли я такой же потерянной, как он? Он выглядел таким испуганным. Таким… не сексуальным.
— Это мой первый поцелуй. — Мой голос прозвучал слащаво и извиняющимся тоном. Чужой для моих ушей.
— Мой тоже. — Он прикусил нижнюю губу. Розовый оттенок на его щеках делал все более драгоценным. Я хотела поглотить этот момент, как сочный персик. Почувствовать его сладкие, липкие соки на своем подбородке.
— О, хорошо. Я почти уверена, что мне это не по плечу. — Я хихикнула.
— Невозможно, — серьезно сказал он, и я почему-то ему поверила.
Он наклонился, чтобы поцеловать меня, и промахнулся. Наши лбы неловко столкнулись. Мы отстранились и захихикали. Он попытался еще раз, на этот раз ладонями по бокам моей шеи и направляя свой рот к моему. Его губы были горячими и мягкими, со вкусом табака, кубиков льда и мальчика. Мы оба держали глаза открытыми.
— С тобой все в порядке? — пробормотал он мне в рот. Над верхней губой виднелась тонкая полоска волос, смоченная слюной. Он еще не успел побриться в первый раз. Мое сердце забарабанило в груди. Я надеялась, что он всегда будет помнить об этом. Девушка, которая поцеловала его раньше всех.
Я кивнула, поймав его губы своими.
— Угу.
— Хорошо, — прошептал он. — Черт, ты красивая.
— Ты сказал, что я некрасивая. Много лет назад. — Мы целовались. Говоря. Держа друг друга.
— Ложь. — Он покачал головой, его губы все еще изучали мои. — Ты есть и всегда будешь красивой.
Мое сердце взлетело. Он снова поцеловал меня, переплетая свои пальцы с моими с обеих сторон. Это все еще было неловко, но я отбросила чувство стеснения в сторону. Эйфория от поцелуя едва не вызвала у меня тошноту. Мне нравилось не само ощущение, а то, что я испытывала его вместе с ним. Осознание того, как сильно он рискует ради меня, воспламенило мою душу. В моей груди появилась боль, которая разворачивалась, как маленький листок бумаги. Расширяясь и увеличиваясь с каждой прошедшей секундой.
— Убери свои грязные руки от моей дочери!
Следующие несколько вещей произошли быстро. В одну секунду тело Ники было прижато к моему, а в следующую он уже лежал на полу, свернувшись калачиком из толстых книг в твердом переплете, а фигура моего отца присела над ним, сжимая кулаком воротник его рубашки.
Раздался удар — звук удара кожи о кожу. Мое зрение затуманилось по краям.