Убийственная красота

– Что, если не секрет?

– Историю искусств. Искусство северного Возрождения.

– О! Снимаю шляпу. И как, готовы?

– Ну... Не знаю. Можно, я потренируюсь?

Девушка тряхнула кудрями и, не дожидаясь ответа, начала:

– Небольшой стране, включающей территорию нынешней Бельгии и Голландии, суждено было стать в пятнадцатом веке самым ярким после Италии очагом европейского искусства. Нидерландские города, хотя и не были политически самостоятельными...

Александр не слышал слов, наслаждаясь чистым, звонким ее голосом, легким ароматом духов, поглядывая на четкий профиль с прямым, аккуратным носом и слегка выставленным вперед подбородком, выдающим упрямый характер.

– ...По праздникам створки алтаря распахивались, и перед прихожанами возникало во всей лучезарности ван-дэйковских красок зрелище, которое должно было в совокупности своих сцен воплощать идею искупления человеческих грехов и грядущего просветления.

– Как-как? – прислушался Александр.

– Идею искупления грехов и грядущего просветления, – на секунду задумавшись, повторила девушка и тряхнула каштановой гривкой.

– Боже, твоя воля! И где это искупление грехов? Где просветление? С пятнадцатого века и поныне никакого просветления. Зато грехов – хоть отбавляй.

– ...Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем... – чуть грустно проговорила девушка.

– О, да вы знакомы не только с искусством северного Возрождения, но и с Екклесиастом! – изумился Александр. – Здравствуй, племя молодое, незнакомое! Хочется немедленно познакомиться со столь славной представительницей...

– Настя, – улыбнувшись, перебила его девушка.

– Александр Борисович, – чуть склонил голову Турецкий.

– Я, Александр Борисович, вообще-то больше люблю философию древнего мира. Конфуций, Лао-цзы, притчи царя Соломона, древние греки... Действительно, нет ничего нового под солнцем, и не скажешь лучше, чем-то кто-то из древних уже сказал об этом. Ну вот мы почти приехали. У следующего светофора остановите, пожалуйста.

Саша отметил про себя, что останавливаться ему совсем не хочется.

– Что ж, удачи вам, Настя!

Автомобиль замер у бровки тротуара.

– Знаете что? Вы такой замечательный! Я хотела бы вас отблагодарить.

– Это как же? – навострился Александр.

– Приходите вечером в бар «Голливудские ночи». На Варварке. Я там работаю.

– Стриптизершей? – испугался Турецкий.

– Нет, что вы! Официанткой. Там половина нашего курса подрабатывает. Деньги-то нужны.

– Это точно. Деньги еще никто не отменял. И когда?

– Хоть сегодня. Я как раз сегодня работаю.

– Сегодня вряд ли.

– Ну... Когда захотите. Там интересно. Актеры бывают, режиссеры, всякие шоумены. Я через два дня на третий работаю. Мы открываемся в пять вечера. И до утра. Я вас фирменным коктейлем угощу.

– Спасибо, Настя! Давно меня девушки не угощали. Пожалуй, со времен студенческой юности, – с чувством произнес Турецкий

– Ну вот и вспомните юность! – Настя стрельнула в государственного советника юстиции озорными черными глазами и выскользнула из машины.

Саша, пережидая красный сигнал светофора, загадал: если она обернется, схожу в ее клуб, что уж такого-то? Если нет... Девушка дошла до перекрестка легкой, стремительной походкой. Еще мгновение – и она исчезнет. Сердце учащенно забилось. Уже на повороте Настя оглянулась, улыбнулась и махнула ему тонкой рукой в браслетах. Турецкий облегченно вздохнул. Сзади нетерпеливо сигналили. Светофор вовсю пылал зеленым. Александр нажал на газ, насвистывая арию Тореадора.

Устроить праздник на троих не удалось. Накануне торжества позвонил Грязнов и заявил, что он все равно заявится поздравить любимую жену лучшего друга, независимо от того, захочет ли его увидеть виновница торжества.

– Захочет! – обрадовался Турецкий.

Ирина рассердилась на самоуправство мужа.

– Ну что ты? Славка же свой человек! – оправдывался Александр.

– А может, я хотя бы в свой праздник хочу побыть с тобой и Ниночкой? Могу я позволить себе такую роскошь раз в сорок лет? Славка придет, вы уйдете на балкон курить и будете говорить только о делах. Что, я не знаю, что ли?

– Клянусь, что говорить будем исключительно о тебе! Чтоб мне сдохнуть!

– Не надо мне пустых обещаний! И я не хочу, чтобы обо мне. Я хочу, чтобы со мной.

– А ты знаешь что? Ты пригласи Тамару. Может, она нашего Славку обворожит, замкнет на себя. И мы будем как бы вдвоем.

– Вот именно – как бы! Тем более что Грязнов не любит эмансипированных женщин.

– Я тоже, – отозвался Александр.

Ирина сердито фыркнула и ушла на кухню.

Тамара – давняя приятельница Ирины по студенческим временам, женщина свободная и приятная во всех отношениях – приглашение приняла с удовольствием.

Но обворожить непреклонного Вячеслава ей не удалось. Вообще весь этот день не задался. С утра Турецкий отправил жену в парикмахерскую, храбро взвалив на себя хлопоты по приготовлению праздничного застолья. Гвоздем программы должны были стать языки по-французски. Подробная инструкция по доведению уже отваренных и «освежеванных» телячьих полуфабрикатов до состояния готового блюда лежала на кухонном столе. Александру надлежало натереть яблоки и сыр. В полученную смесь добавить майонез, множество специй, обмазать этим добром лежащие на поддоне языки, засунуть все это хозяйство в духовку. Контакт двадцать минут при температуре такой-то. Не сводить глаз! Не забыть выключить!

Но во время контакта блюда с духовкой пришел Грязнов. Они приняли по малой, заговорили о работе, черт ее побери. Ушли на балкон курить... Нинка, которой был перепоручен контроль за блюдом, зависла на телефоне... Кончилось тем, что Ирина влетела к ним рассерженной фурией – запах гари распространялся по лестничной клетке. Языки по-французски безнадежно сгорели. И как ни пытались Слава с Александром утешить именинницу, она вдруг горько расплакалась. Тут как раз заявилась эмансипированная Тамара. Увидела подругу в слезах, учуяла запах горелой пищи и понимающе хмыкнула. Затем, уже за столом, провозгласила тост за совершенство женщин и убожество мужчин. Тут уж не выдержал Александр. Схватив рюмки и бутылку «Хеннеси», он увлек Славу на балкон...

Раздражение против Ирины не оставило его и поздним вечером, когда они уже лежали в постели.

– Я одного не понимаю: неужели эти несчастные языки стоят испорченного всем вечера? – процедил сквозь зубы Александр.

– Ты вообще много чего не понимаешь, – откликнулась жена.

Турецкий сердито отвернулся и засопел, делая вид, что спит. Слыша, как тихо всхлипывает Ирина, и почему-то не желая ее утешить.

Глава 4

Невидимый меч

Они сидели в небольшом, безлюдном кабачке. Бояринов, оказывается, знал массу таких уединенных местечек в шумной и суетной Москве. Пили вино, поедали всякую морскую живность и говорили, говорили...

– Скажите, Верочка, это ведь не первый ваш брак, правильно?

– Да. Третий. Но, в отличие от двух предыдущих, абсолютно счастливый, – откликнулась Вера Горбовская.

Бояринов лишь рассмеялся этаким мефистофельским смехом.

– Что вы смеетесь, Антон?

– Да полноте! «На свете счастья нет, а есть покой и воля». Это стало штампом, но все истины банальны.

– Ну почему же нет? А у нас – есть, – с вызовом ответила Вера.

– И чем этот ваш брак отличается от двух предыдущих?

– Чем? – Она задумалась, покусывая веточку зелени. – Знаете, оба предыдущих были стандартны для людей нашей профессии. Полная свобода, параллельность существования.

– Они тоже были актерами, ваши прежние супруги?

– Нет, первый был художником. Это, впрочем, почти то же самое. Если не хуже. Натурщицы и все такое... По молодости казалось унизительным требовать супружеской верности. Тем более что все мы, по сути, живем на площади, все друг друга знают. И всем хорошо известно, кто с кем спит. Единственное средство защиты – делать вид, что тебе безразличны измены мужа, и... изменять самой. Это на самом деле очень разрушительно для брака.