Страница 65 из 102
Эл оглянулся.
– Ребята, пить будем?
Наир и Настя осуждающе сморщились и отрицательно закачали головами, так согласно, будто они были зеркальным отражением друг друга. Но Эл, кажется, не расстроился и во второй раз приложился к бутылке.
***
– Эй, эрр купец, чего ты там себе под нос мурлычешь, как старый кот?
Вопреки худшим ожиданиям Насти и Наира, разбойник ограничился одной бутылкой, причём разделил её со случайным попутчиком. Теперь они продолжали путь в безмятежном спокойствии, правда, настроение у Эливерта было несколько меланхоличное.
– Песенку, милорд атаман, – ответил раскрасневшийся от хмельного купец. – Чем ещё развлечь себя в дороге одинокому честному торговцу? Добрая песенка всегда скрасит самый длинный и скучный путь.
– Так давай громче, эрр Ильхор! Глядишь, и мы подхватим. Что поёшь-то?
– Да так… Что народ, то и я. У вас, поди, свои песенки – разгульные, разбойничьи. А я так, что слыхал на гуляньях ярмарочных, то, стало быть…
– Ну так, спой! Разбойничьи я и без тебя знаю.
– А слыхал песенку про слепого дурака? – поинтересовался Ильхор.
– Про того, который радугу искал? – уточнил Эливерт. – Дрянь – песня!
– Отчего же? – обиделся купец. – Очень даже поучительная!
– Вот как? И чему же она учит, скажи? Хвост поджать и сидеть помалкивать! Хороша, нечего сказать! – не унимался разбойник.
– Мудрости учит! По уму надо жить, не гоняться за наваждениями пустыми. Что тебе дадено, то и береги. А на неведомое не зарься, так-то! Народ, он знает, о чём петь, – наставлял Ильхор. – Как говорится: «Всякому псу – свою конуру»! А вам, молодым, всё бы против стариковых устоев переть. Удали хочется, славы, свободы. Гонитесь за мечтаньями, гонитесь, покуда лоб не расшибёте! А мечтанья, как дым… Растают, и нет ничего. Тогда-то одумаетесь, да поздно!
– Знай пёс свою конуру, так? Поглядел бы я, добрый человек, что бы ты запел, коли не купцом был, а попрошайкой бездомным! Стал бы ты со своей участью мириться или грезил бы о сладкой жизни…
– На всё воля Светлых Небес, – флегматично отозвался Ильхор. – Может, и прав ты, милорд атаман, да только я – купец, человек уважаемый, с достатком. Мне судьба улыбнулась. Иной я не ведаю, и стремиться мне, собственно, не к чему. Слава Великой Матери, у всё есть! В меру, но есть…
– Так может тебя пощипать, индюк ты спесивый? Глядишь, и захочется тебе чего-нибудь! – хмыкнул Эливерт.
Наир остановил назревавшую ссору весьма витиеватой фразой.
– Эй, почтенные эрры, наблюдать за вашей полемикой со стороны чрезвычайно увлекательное занятие, но, будьте так любезны, введите нас в суть вашего спора! О чём поётся в балладе, которая вызвала у вас столь бурные обсуждения?
Купец на миг растерялся. По роду своего занятия он никогда не жаловался на дар красноречия. Но, услыхав столь изысканную речь из уст лесного дикаря, старик явно опешил.
За него ответил Эливерт:
– Да всё просто, друг мой. Жил да был в деревне дурень, от рождения слепой. А по соседству девица-затейница. Пошутила раз над ним эта девка, пообещала безбрежное счастье, ежели он отыщет радугу. Дескать, найди, ухвати и прозреешь, а я тотчас женой тебе стану! Любила эта гадюка над мужиками издеваться, как и все бабы!
Анастасия презрительно надулась, и Эл, заметив это, продолжил, отбросив тему женских недостатков.
– И поплёлся тот дурак по миру бродить, радугу искать. Так и шатался по всей земле, а годы летели, летели…
– И потратил он всю жизнь свою на напрасные поиски счастья, – победоносно вставил Ильхор, видимо, сочтя это веским доводом в пользу поучительности и мудрости истории.
– А на старости лет, – продолжал Эл как ни в чём не бывало, – понял дурак, что радугу не поймать, слепыми глазами её не узреть, и помер от отчаяния. Стало быть, все беды валятся на наши головы из-за потакания женской дури!
– Ой, видать, сильно тебя бабы-то допекли, – хмыкнул Ильхор, – коли ты на них так зол, а, милорд атаман? Впрочем, не моё это дело, да и согласен я с тобой. Только, дело тут не в бабах! Как я уже сказывал, суть песенки в другом – живи, как тебе положено, да не гонись за тем, что тебе не по росту!
– Так по-вашему выходит, милостивый эрр, и мечтать о лучшем не стоит? – переспросил Наир. – Живи себе как зверь лесной. А в мечтах только вред?
– А что, позвольте полюбопытствовать, милорд лэгиарн, вы в них находите полезного? Народ трудиться должен. Крестьянин землю возделывать, ремесленник мастерство своё совершенствовать, купец торговать, рыцарь воевать, милорд повелевать, и всякому своя судьба, своё место уготовано. А коли в голове только мечтанья, как можно жить и не тужить? Ведь захочется мир повидать, славы изведать! Да только не дано рабу стать равным владетелям, как лэгиарну не дано стать человеком. Ежели невозможно энто – так никогда и не случится. А за пустым гоняясь, можно и то потерять, что у тебя было.
– Но ведь мечты жить помогают, вперёд идти! Когда человек жаждет чего-то по-настоящему, у него стремление есть. Цель влечёт, и силы находятся. Он сквозь огонь и воду пройдёт, чтобы своего достичь! – горячо возразила Романова. – Сила надежды так велика, что перед ней отчаяние отступает. Всё возможно, если веришь, если надеешься, если хочешь!
Ильхор поглядел на неё удивлённо – мол, а кто разрешал рот открыть этой девчонке зелёной? Но потом, видимо, решил, что в вольнице и девицы за словом в карман не полезут.
– А вы, миледи разбойница, старших бы лучше послушали! Говорю вам, есть вещи, которых не изменить, мечтай – не мечтай! Знавал я одного такого – мечтал жить вечно… И где он теперь, как думаете? Бессмертным стал? Не спасли мечтанья-то! Давно уж черви жрут тело его бренное. Не бывает на свете чудес…
– Нет, старик, – вдруг негромко, но твёрдо перебил его Эливерт, – видно, хоть седа твоя борода, и голова плешива, а мало ты в жизни видел. И не понял вовсе ничего! Всякому псу – свою конуру… Вот ты всю жизнь и боялся нос из своей конуры показать. А зря! Глядишь, тогда бы и узнал, что бывают чудеса на свете! Бывают, эрр Ильхор, да ещё какие! Случается так, что и обречённый на смерть выживает, потому что очень хочет жить, дышать, мечтать. Бывает так, хоть ты и говоришь, что это невозможно, что рабу и бродяге владетели земель кланяются, как вельможе знатному. Знавал я и разбойников, что ремесло своё бросили да честными людьми стали. А ещё есть такая магия, что может и бессмертного в человека обратить.
Настя заметила, как при этих словах Эливерта Наир слегка вздрогнул – слишком близко проскользнули речи разбойника от запретной тайны госпожи Лиэлид.
– Так что, всё возможно в этом мире! А если чего-то ещё не было, так ведь не значит, что и не будет никогда… Потому верить надо, надеяться надо и вперёд идти! Всегда вперёд! Сквозь огонь, сквозь тьму, сквозь страхи и слабость свою, всё равно вперёд! Потому что, если остановишься – ВСЁ. Конец! Не человек ты тогда больше, а пёс в конуре. Старый, никчёмный, беззубый пёс. А по мне, эрр купец, уж лучше сдохнуть, чем так прозябать.
– Складно говоришь, эрр Эливерт… Послушаешь тебя, и впрямь поверишь, что и радугу, как петуха, можно за хвост словить, – усмехнулся купец. – А все-таки ж славная песенка!
– Эрр Ильхор, к чему спорить? – вновь влезла в разговор Настя. – Вы уж лучше спойте нам!
Старик улыбнулся щербатым ртом.
– Ладно, лисичка рыжая, для тебя спою! Только, не обессудь, как умею, так и того… Голосом Дух-Создатель не наделил.
И он хриплым баском завёл свою балладу:
В краю неблизком-недалёком,
За лесом, у большой реки
Жил в деревеньке, каких много
Один обычный дуралей.
Обижен дважды был судьбою
Несчастный дурень – спора нет:
Ума ему не дало небо,
К тому ж с рождения был он слеп.
Тут, к удивлению Анастасии, Эливерт, что плёлся рядом с телегой, почти не подгоняя уставшего от жары Ворона, начал негромко подпевать Ильхору. Вид у него был скучающий, понурый – со стороны казалось, что это вовсе и не он, а кто-то другой, невидимый, поёт.