Страница 4 из 32
Жмурясь, чтобы защититься от адова сияния неба и моря, я нащупал горлышко бутылки и сразу же присосался. Нутро окатило пламенным ядом, но безобразная жажда отступила – ровно настолько, чтобы боль сконцентрировалась в ноге. По сравнению с прочими здешними удовольствиями мой раздробленный смердящий костыль был сущей шуткой, но на сей раз чего-то уж слишком дёргал. Вдобавок мои уши сквозь дырки, ромом пробитые в тошнотворном шуме, уловили какое-то хлюпающее ворчание.
Я приоткрыл глаза и увидел, что мою ногу трудолюбиво глодает тощее и грязное существо. Оно с урчанием вгрызалось в гниющую рану, пытаясь одновременно кусать и лизать. Это был Луи, Луи Арот, французский юнга, по доброй воле перешедший к нам с работорговца "Конкорд", который оприходовала наша лихая флотилия. Мальчик грезил подвигами джентльменов удачи, но, конечно, сразу достался содомитам из грязной команды нашего славного капитана Эдварда Тича, Чёрной Бороды. Бедный парень, может быть, и выдержал бы первые два-три года, а потом стал бы таким же бешеным псом, как любой из нас. Но судьба положила ему оказаться здесь и полностью свихнуться от жары и рома. А ведь он даже не принимал участие в небольшом дружеском споре, после которого мы сюда и попали. Вряд ли он протянет долго.
Я несильно саданул его по башке пустой бутылкой и отпихнул здоровой ногой. Мальчуган заскулил и пополз по песку прочь. Спустя несколько ярдов он, шатаясь, поднялся на ноги и заорал, запрокинув почерневшее лицо к безжалостным раскалённым небесам:
– Йо-хо-хо, и в бутылке ром!
Со всех сторон ему нестройно ответили хриплые голоса нашей съехавшей с катушек команды. Ребята давным-давно расползлись по всему острову, благо слишком далеко тут не уползёшь: полторы мили в длину, половину в ширину да невысокий каменистый холм. И ни одного кустика, чтобы укрыться от беспощадного солнца, одни мерзкие колючки. Вот и весь этот риф, Богом забытый Сундук Мертвеца.
И маячат по нему унылые шатающиеся фигуры, а мертвецы путаются среди них, машут руками, скалятся, лакают ром и всячески притворяются живыми. Их становится всё больше, скоро всё тут заполнится призраками, среди которых живые исчезнут, словно их и не было. Ведь живых-то всего пятнадцать – столько высадили с барка "Авантюр", которым я, шкипер Билли по прозванию Бонс, недолго командовал. И песня родилась в первый вечер, когда мы дружной командой расселись на здешнем пляже и абордажными саблями сшибали горлышки бутылок, провожая взглядами удаляющийся в сторону Северной Каролины флагман флотилии капитана Тича "Месть королевы Анны", увозящий сундучок с золотом, из-за которого всё, собственно, и случилось.
Мы горланили это всю ночь и половину следующего дня, пока солнце не расплавило нам мозги. А дальше не могли придумать ни слова. Может быть, когда-нибудь, когда эта история расползётся среди моряков, кто-нибудь и досочиняет нашу песенку. Но тогда нам всем будет на это глубоко наплевать, а пока достаточно и одного куплета.
Мы орали его и глушили ром, благо недостатка в нём не было – с "Королевы Анны" сгрузили ящики с бутылками, множество ящиков, взятых во вместительном трюме голландского торговца. Эти ящики да ещё связка абордажных сабель – вот всё, что оставил нам добрый наш капитан. И в этом была его змеиная мудрость прожжённого дельца пополам с жестокостью тигра-людоеда. Он ведь прекрасно знал, что моряку нужен только ром, что на ром джентльмены удачи просаживали все свои кровью взятые деньги. И он не казнил нас, нет, сэр, он просто дал нам то, что мы сами хотели. Надо ли рассказывать, как видел он будущее? Что морячки на острове, где совсем нет пресной воды, под ужасающим солнцем станут лакать и лакать пламя тростникового сока, пока им не начнут мерещиться груды золотых монет на дне морском, райские девы и адские дьяволы. И вот тогда они возьмут сабельки, которыми очень неплохо умеют махать, да и положат друг друга на пляже, по которому снуют отвратительные мелкие крабы. И тогда этот блудный остров по праву заслужит своё название – потому что всё это из-за сундука, сундука с проклятым золотом. Нет, Тич не был нашим палачом, он был всего лишь торговцем, которому мы задолжали. И он намеревался получить свои проклятые проценты.
Думал ли я, Билли Бонс, в море вышедший, когда мне не было и четырнадцати годков, и первый раз глотнувший рома после первого своего абордажа, который случился через неделю, что когда-нибудь ром, которым я жил, который был мне и мясом, и водой, и женой, и другом, станет так жестоко убивать меня и моих людей! Представляю, как хохотал, отходя от острова, старый чёрт Тич!
Я видел слишком много жестокостей, о которых в доброй старой Англии никто не подозревает, да и сам совершил их немало. Но убей меня Бог, если это не слишком – вот так истязать моряков, вся вина которых в их жадности, а покажите-ка мне не жадного джентльмена удачи… Тич сам виноват, когда близ Чарлстона предоставил нам добивать уже хорошо порванный нашими пушками шлюп, а сам на своей "Анне" погнался за более завидной добычей – неуклюжим барком. Ведь именно на неприглядный шлюп уплывающий в Англию на отдых старый каролинский работорговец погрузил всё своё золото, выжатое из чёрных рабских шкур. Когда я открыл сундучок после абордажа и в лицо мне сверкнуло, я просто обомлел. А старый торговец человеческим мясом (который, надо думать, тоже только удовлетворял спрос на свой товар) совсем опечалился, и, чтобы не расстраивать его дальше, я легонько полоснул ему саблей по горлу.
Я, конечно, понимал, что начнётся на борту "Авантюра", когда туда попадёт ящик, но даже не думал, что боцман Грэй так быстро сговорится с коком, который был ещё и командиром абордажной команды. Их тоже было пятнадцать, тех, кто решил избавиться от меня и остальных и уплыть с волшебным сундучком туда, где их не найдёт ни капитан Тич, ни Его Величество король, ни даже морской чёрт Дейви Джонс. Но уж от этого-то спасения нет, настиг он их, конечно, когда все они упокоились на дне его сундука, завёрнутые в грот и обвязанные линём. В общем, Арти Грэй прирезал моего помощника Тома Моргана и, пожалуй, добрался бы до меня, если бы Дарби Мак Гроу не хватил его пришедшимся под руку багром, через что у боцмана из башки выплеснулись мозги. А Дарби мозги вышиб кок – из пистолета. У меня не было времени доставать саблю, я просто схватил паршивца за горло и вырвал кадык. Он ещё и отвратительно готовил. Позже выяснилось, что он прирезал в трюме своего поварёнка – видимо, мальчишка пытался меня предупредить. Ну и всё пошло, как пошло – ребята грызли сталь и глотали свинец, пока из всей команды не осталось нас пятнадцать, выдохшихся, как пеоны на плантациях Мейна.
– Йо-хо-хо, и в бутылке ром!
Мы смотрели друг на друга, прикидывая, продолжать ли делёж добычи или поднять все паруса и нестись отсюда, пока не появился Тич – я ведь тоже решил, что буду проклят, если отдам золотой сундучок в пасть нашего любезного капитана. Но пока мы пялились друг на друга, стало уже поздно – вот она, "Королева Анна", заходит с левого борта, и плещется над ней личный флаг мистера Тича: рогатый скелет с песочными часами в одной руке и копьём в другой, собирающейся пронзить алое сердце. Я часто думал над смыслом этого изображения, и мысли мои были печальными. Славный наш капитан Тич стоял на квартердеке и весь прямо-таки сиял от самодовольства. Напоминал он ходячий арсенал, потому что весь был обвешан пистолетами и размахивал огромным тесаком. Чёрную бороду, заплетённую в косички, развевал ветерок. Два зажжённых фитиля, которые свешивались из-под шляпы справа и слева от его лица, дымили немилосердно – капитан любил откалывать такие штучки. Как-то он спустился с перепившейся командой в трюм, зажёг там бочку с серой, закрыл все люки и не выпускал никого, пока его не начали умолять. Просто хотел показать морячкам, что такое ад. Он это хорошо знает, надо думать… Вот такой человек приближался сейчас к нам, и глаза его сверкали так, словно и вправду он сам дьявол из преисподней. За спиной его толпились ухмыляющиеся негодяи из его команды.