Страница 14 из 83
— А как жарко стало тебе под твоим плащом, и так сладко заныло между ножек, — продолжал он шептать ей на ухо тихим чувственным голосом. Динка дернулась, пытаясь ускользнуть от его губ, коснувшихся уха. Его страстный шепот волновал воображение, и она ничего с этим не могла сделать. Против ее воли перед внутренним взором мелькали воспоминания вчерашнего вечера.
— Ты смотрела на мое обнаженное тело, бутончик твой припух и пульсировал, — страстно шептал демон, крепче вдавливая ее в свое тело. Динка дышала, как загнанная лошадь, с испугом ощущая все эти изменения, которые он так бесстыдно описывал ей. Это было невыносимо осознавать, что он будто бы прочитал ее самые сокровенные мысли, заглянул в потаенные уголки сознания, которые она тщательно скрывала даже от самой себя. Динка вновь почувствовала себя так, как будто она стоит перед ним обнаженная и беспомощная. Вся полностью в его власти.
Демон опустил руку, которой удерживал ее за талию, вниз и положил широкую ладонь между ее раздвинутых ног, накрыв промежность, которая в их положении как раз была приподнята над спиной лошади.
— Отпусти, — пискнула Динка, ощущая тепло его руки сквозь тонкую ткань ветхих штанов. Ее тело реагировало на это прикосновение не так, как она ожидала. В то время, как разумная часть внутри Динки кричала об опасности, другая ее часть хотела этих прикосновений. Ее бедра мелко подрагивали, а тепло от его ладони разливалось по промежности, вызывая сладкое томление внизу живота. Она едва сдерживалась, чтобы не раздвинуть ноги еще шире и не прижаться плотнее к его ладони.
— Внутри бутончика все стало влажным и скользким. От этой влаги складочки скользят друг по другу и, если сжать покрепче ножки, то можно ощутить, как удовольствие усиливается, — искушающе хриплым шепотом продолжал Шторос.
Он слегка надавил ладонью на ее промежность, и Динка действительно ощутила вспышку неведомого ей ранее удовольствия. Нет! Это неправда! Этого просто не может быть! Чтобы она испытывала удовольствие от того, что демон, убивший ее родных и друзей, прикасается к ней. Она не должна желать его ласк, так почему же ей так приятно? В душе полыхнула злость на похотливого гада, пытающегося ее спровоцировать, и на себя за то, что поддается на эти провокации. Эта злость помогла ей взять себя в руки и отстраниться от накатывающего удовольствия от его прикосновений.
— Я закричу, — выдохнула она, пытаясь оторвать его руку от своего лобка.
Демон прерывисто вздохнул и переместил руку на ее талию. Вот только он несколько изменил положение рук. Теперь правой рукой он сжимал ее талию справа, а левый кулак, с зажатыми в нем поводьями, прижал к ее животу слева.
— Я ничего не делаю, — ухмыльнулся он. — Просто держу тебя, чтобы ты не упала.
Проговорив это, он ссадил ее со своих бедер на спину лошади и крепко надавил на ее талию сверху. Динка ахнула, ощутив между своих ног лошадиную спину, которая ритмичными толчками оказывала давление на мягкие припухшие складки. А демон сжимал ее талию, не позволяя ей хоть немного приподняться и отстраниться.
— О да! Моя козочка, — простонал демон ей в ухо, услышав, как Динка застонала от нарастающего удовольствия и своего бессилия что-либо с этим сделать.
Демон чуть наклонил ее вперед и сильные толчки лошадиной спины стали приходиться ей на самое чувствительное место. Динка жалобно всхлипывала, но тело предательски вздрагивало от нарастающего удовольствия.
— Я могу взять тебя прямо здесь и сейчас, — хрипло сообщил ей Шторос, и Динка сквозь одежду почувствовала, как его горячий твердый орган прижался к ее ягодицам.
— Не надо, пожалуйста, — простонала она, не чувствуя в себе сил сопротивляться и покачивая ягодицами ему навстречу.
Он еще больше наклонил ее вперед, практически уложив на шею лошади и прижав лицом к гриве, и через ткань потерся членом о вход в ее лоно. Лошадь продолжала подбрасывать ее, но сильные руки крепко давили на ее талию, и наслаждение яркими вспышками накрывало ее до тех пор, пока тело ее буквально не взорвалось в экстазе. Динка вскрикнула и забилась в руках демона, сама двигая бедрами вперед и назад, чувствуя под собой лошадиную спину спереди и его твердый член сзади.
— Как горячо ты кончаешь, — простонал демон, посасывая мочку ее уха губами и слегка ее прикусывая. — Не сомневаюсь, что ты захочешь испытать это снова.
Динка тяжело дышала, все еще вздрагивая всем телом от остаточных вспышек удовольствия. Толчки лошадиной спины стали до болезненного неприятными. Но демон уже снова втянул ее на свои бедра и прижал к себе.
— Я знаю много интересных способов сделать этот процесс приятным. Так что приходи ко мне сама, как только будешь готова. Я буду ждать, — шепнул он, игриво оттягивая кожу на ее шее удлинившимися клыками.
Остаток пути они ехали молча. Уже стемнело, и на синем бархате неба высыпали искорки звезд. Демон отпустил ее, и она уже какое-то время скакала на лошади, чуть отодвинувшись от него вперед и вцепившись в гриву. Стыд за испытанное удовольствие разъедал ее душу. Она ненавидела себя за слабость. За то, что поддалась его странным ласкам. За то, что стонала от удовольствия в руках врага, как жалкая шлюха. После того, что он сделал с ней, она боялась и ненавидела его еще сильнее.
Но после всего, что произошло с ней, тело налилось предательской слабостью. Колени дрожали, соскальзывая по лоснящейся лошадиной шкуре. Напряженные плечи ныли. Динка знала, что за спиной ее сидит чудовище, которому нельзя доверять, но… Она так устала… Она сдвинулась чуть назад и осторожно прислонилась спиной к его твердой груди. Демон тут же перехватил поводья в левую руку и освободившейся рукой притянул ее к своему телу. Динка, в душе ругая себя на чем свет стоит, облегченно расслабилась и прильнула к нему, позволяя ему везти ее.
— Эй, человечка, — Динка проснулась от ласкового шепота на ухо. — Если ты думаешь, что я на ручках понесу тебя в кроватку, то очень ошибаешься.
В следующую секунду она уже летела с лошади на землю, в последний момент успев сгруппироваться. Но удара не последовало. Сильные руки подхватили ее подмышки и, придержав на весу, поставили на землю.
— Поаккуратнее Шторос, у людей очень хрупкие кости, — шутливо отвесил замечание Хоегард, убедившись, что Динка твердо стоит на ногах, и отпуская ее из своей хватки.
— Которые так забавно хрустят, когда ломаются? — ухмыльнулся Шторос, соскакивая с лошади и стаскивая с нее амуницию.
Динка поискала глазами Вожака и, найдя его неподалеку, подбежала к нему и остановилась у его правой руки. Вожак рассеяно скользнул по ней взглядом и двинулся внутрь постоялого двора, пока остальные ушли в конюшню устраивать на ночлег уставших животных.
Динка, ухватившись кончиками пальцев за плащ Вожака, чтобы не отстать, удивленно озиралась. Постоялый двор был гораздо больше всех виденных ранее. На просторном дворе, размером с огород в ее родном доме, толпилось множество людей. Кто-то приезжал и спешивался, кто-то выводил лошадей из конюшни, кто-то умывался у колодца, а кто-то просто сидел на крыльце. Судя по темноте, царящей вокруг, была уже поздняя ночь. Но на постоялом дворе кипела жизнь. Из открытой двери кухни доносились аппетитные запахи, а со стороны таверны слышались мужские голоса и громкий смех. Неужели они приехали в Итар? Тот самый, о котором она столько слышала. Динка робко посмотрела на непроницаемое лицо Вожака, но спросить не решилась. Наверное, так и есть. Они собирались заночевать в Итаре. А Динка хотела посмотреть на настоящий город, но глупо все проспала. Вспомнив обстоятельства, после которых она уснула, Динка снова ощутила приступ стыда и злости на себя.
Вожак зашел в таверну и направился прямиком к стойке. Динка почти бежала, чтобы поспевать за его широким шагом. Взгляды отдыхающих за столами мужчин заинтересованно проводили вновь прибывших, и Динка почувствовала, что ее рассматривают, пока Вожак договаривается с хозяином постоялого двора о комнате и ужине.
— Ишь какая цыпочка! Так бы ей и присунул, — присвистнул сквозь выбитые зубы не старый еще мужик с редкой рыжеватой бородкой за ближайшим к стойке столиком. В ответ на его замечание компания сидевших вокруг стола мужчин загоготала. Динка испуганно отпрянула от них и невольно прильнула к Вожаку, как к единственной своей опоре в этом пугающем мире. Раз уж он объявил ее своей, то, может быть, не позволит ее обидеть.