Страница 2 из 48
В горячих схватках у озера Хасан советские воины проявили высокое мастерство и массовый героизм. Отмечая заслуги личного состава соединений, принимавших участие в борьбе с подлым врагом, Советское правительство наградило около двух тысяч красноармейцев, командиров и политработников орденами и медалями. А на боевом знамени 32-й стрелковой дивизии появилась первая высокая награда — орден Красного Знамени. Такой же награды был удостоен и ее командир полковник Николай Эрастович Берзарин.
Внезапное и вероломное нападение на нашу Родину вооруженных до зубов гитлеровских полчищ застало генерал-майора Н. Э. Берзарина в Советской Прибалтике. Возглавляя 27-ю полевую армию, входившую в состав Северо-Западного фронта, Николай Эрастович с первых же дней стал проявлять незаурядные способности организатора боевых действий против превосходящих сил врага. В трудных условиях вынужденного отхода советских войск к Холму и Валдаю, в ходе подвижной обороны и предпринимаемых контрударов его соединения наносили фашистам ощутимый урон в живой силе и технике, не позволяя врагу завершить окружение наших войск. Это позволило Берзарину без значительных потерь оторвать свои дивизии и корпуса от наседавшего противника, вывести их на рубеж, указанный командованием, и закрепить его за собой.
С января по март 1943 года Николай Эрастович командовал 20-й армией. Во время боев, развернувшихся по ликвидации Ржевского укрепленного плацдарма противника, командарм получил тяжелое ранение и долгое время лечился в военных госпиталях. Врачи извлекли из его тела тринадцать осколков. Упорный труд медиков увенчался полным успехом, и командарм вернулся на фронт, приняв командование 39-й армией.
…Шел 1944 год, когда войска 5-й ударной армии, в состав которой входила и наша 295-я стрелковая дивизия, после освобождения городов Николаева и Одессы вышли на левый берег Днестра. Всю вторую половину мая они вели тяжелые и затяжные бои, стремясь ликвидировать вражеский плацдарм в районе населенных пунктов Кошница, Перерыта, Дороцкое. В один из тех дней в командование нашей армией и вступил Николай Эрастович Берзарин.
Вспоминается середина лета 1944 года. Дни стояли знойные и безветренные. Солнце, поднимаясь над горизонтом, как бы плавилось, разливая свои лучи по желтеющим полям зрелого, но еще не убранного хлеба и сухой колючей травы. Воздух накалялся до предела. Соленый пот заливал глаза, дышать было трудно. Все были разморены, и каждого тянуло укрыться в тени. Особенно тяжело было бойцам, находившимся на переднем крае, дежурившим в глубоких траншеях, которые нескончаемой лентой тянулись вдоль левого берега реки, рядом с полуразрушенными и частично сожженными селами Ташлык, Бутор, Спея и на «малой земле» у Шерпен, превращенных гитлеровцами в сильный узел сопротивления.
В один из таких дней, когда части 295-й стрелковой дивизии на заднестровском плацдарме отражали последние попытки фашистов сбросить советские войска в воды Днестра, стало известно, что новый командарм, с которым мы еще не были знакомы, выехал в 3-е отделение совхоза имени М. Горького (ныне село Виноградное Григориопольского района). Там находился 1-й батальон 1038-го стрелкового полка Героя Советского Союза майора Михаила Золотухина, роты которого занимались боевыми стрельбами, совершенствованием тактической подготовки мелких подразделений и отработкой взаимодействия с артиллерией в наступательном бою. Направились туда и мы — командир дивизии Герой Советского Союза генерал-майор Александр Петрович Дорофеев, начальник политотдела подполковник Григорий Тимофеевич Луконин, командующий артиллерией соединения подполковник Иосиф Ефимович Портнов и я, чтобы доложить командующему о состоянии подчиненных частей и данные о противостоящем противнике. Мы знали, что последним генерал Берзарин интересовался особенно.
Только мы подъехали к землянке, в которой разместился штаб 1038-го полка, и встретились с его командиром подполковником Василием Николаевичем Любко, на дороге, идущей со стороны села Шипка, появились клубы пыли, поднимаемые машинами. Когда первая из них остановилась рядом с нами, из нее выпрыгнул коренастый, широкий в груди, с обаятельной улыбкой на немного скуластом лице генерал-лейтенант. Стало ясно, что это наш новый командарм.
Внимательно выслушав доклад командира дивизии, Николай Эрастович пожал руку каждому. Затем, подойдя к майору Золотухину, сказал:
— Ну, что ж, посмотрим на действия вашего батальона.
Видимо, он решил лично проверить, каковы в боевом отношении подразделения батальона, познакомиться с командирами и их умением управлять своими ротами, взводами и приданными подразделениями в ходе наступательных действий и быстро меняющейся обстановки на поле боя.
Прошли буквально считанные минуты, и личный состав батальона уже был на исходном рубеже для тактического учения. Командарм объявил вводную обстановку, и началось интересное по замыслу учение, результаты которого были использованы несколько позже, в двадцатых числах августа, когда началось наступление на Кишинев, и батальон Золотухина, выделенный в передовой отряд, получил задачу расчистить путь главным силам дивизии.
В ходе начавшегося учения командарм все время находился в подразделениях батальона. Передвигаясь от взвода к взводу, он ложился за пулемет или становился на колено у орудия, проверяя точность определения расстояния до условной огневой точки противника и наводки оружия на цель, внимательно следил за действиями первых номеров, подносчиков боеприпасов, связных, работой санитарных инструкторов, прислушивался к командам, подаваемым офицерами. Наблюдая за действиями командиров рот, взводов и отделений, командующий не вмешивался в их распоряжения, не навязывал своей воли. И они, преодолев появившееся вначале смущение тем, что среди них находится командарм, стали действовать уверенно, как это могло быть в настоящем бою. Все это замечалось Берзариным, и он, широко улыбаясь, говорил нам:
— Смотрите, товарищи командиры, как слаженно действуют подразделения, сколько русской сметки проявляют бойцы и командиры! Вероятно, комбат много труда и энергии вложил в обучение своих подчиненных. С такими орлами можно хоть сейчас идти не только на Кишинев, но и на Берлин. И его вещие слова полностью сбылись: воинам армии вскоре довелось освобождать столицу Советской Молдавии, а 24 апреля 1945 года, спустя ровно восемь месяцев, первыми в составе войск 1-го Белорусского фронта ворваться и завязать уличные бои в логове фашизма — Берлине.
До поздней ночи оставался Николай Эрастович в батальоне Золотухина, по душам беседуя с воинами, расспрашивая их, что пишут родители из дома, нет ли претензий к командирам за несвоевременную доставку пищи, особенно горячей, табачного довольствия, ремонт и смену обмундирования, когда находятся на переднем крае, в непосредственном соприкосновении с врагом. Так проходило знакомство нового командующего с личным составом вверенных ему частей и соединений. За короткий промежуток времени он успел побывать во всех дивизиях и корпусах, ближе познакомиться с их руководящим составом, офицерами штабов. Нашел Николай Эрастович время и для того, чтобы посетить медико-санитарные части, поговорить с ранеными бойцами.
В те дни командующего можно было видеть выступающим перед личным составом армии. За короткий срок по его инициативе, поддержанной Военным советом, были проведены встречи с сержантами, учебные сборы командиров рот и батарей, слет женщин-фронтовичек.
Берзарин по-настоящему готовил воинов армии к разгрому гитлеровских полчищ, укрепившихся на господствующих высотах правого берега Днестра и в прибрежных населенных пунктах.
Вот он выступает перед рядовыми. И сразу же завязывается непринужденная беседа об основах успеха в бою, о смелости и отваге, которые должны проявляться со стороны каждого бойца. А вот командарм ведет беседу с сержантами о их роли и ответственности за воспитание преданных партии и Родине воинов.
— Наш солдат любит службу и уважает строгих, но и справедливых младших командиров, — поучает он.