Бойся своих желаний

— Все твои вещи изъяли, — она поджимает губы, — я даю тебе позвонить, — хмурится сильнее, но сдается, — а ты лежишь смирно.

— Да, — киваю, протягивая ладонь.

— Быстро только. За дверью полицейский и мне не нужны проблемы, — она бормочет, извлекая из кармана старенький смартфон, — пятнадцать процентов осталось.

— Я быстро, Маргарита Васильевна, — читаю ее имя на груди. Набираю номер, слушаю гудки и женский голос в трубке, — черт, — отклоняю вызов. На нервах перепутала одну цифру номера. Набираю заново и скрещиваю пальцы. Мне нужно сейчас собраться. Если я впаду в истерику окончательно, то с ребенком может случиться ужасное. А я не могу этого позволить. И Вадим меня не простит, если узнает. А он узнает, когда поправится. Он ради нас будет обязан! Перебираю в голове имена людей, которые мне знакомы заново. Но не знаю никого, кто мог бы мне сейчас помочь кроме него. Выбор невелик и иногда нужно обратиться даже к врагу.

— Да, — раздается ровно.

— Гордей, — испытываю облегчение, что он взял трубку. С незнакомого номера мог бы и не поднять.

— Настя? — в его голосе нарастает волнение, — как ты себя чувствуешь?

— Мне помощь твоя нужна, — терпеливо позволяю Маргарите Васильевне проводить все ее манипуляции, — ты обещал, я прошу.

— Все, что захочешь, — растерянно, — это не я вас, Настя. Ты только не подумай. Тебя и ребенка я бы не тронул никогда.

— Я знаю, — всхлипываю и тут же натыкаюсь на предупреждающий взгляд медсестры. До боли закусываю губу, чтобы взять себя в руки.

Гордею действительно нет никакого смысла убивать меня и моего ребенка. Мы ему ничего не сделали. Даже больше, он пытался мне помочь, хоть и своеобразным способом. Также знаю, он хочет наказать виновного, но на убийство неспособен. Иначе на том свете Вадим был бы давно.

— Мне все равно, как это сейчас прозвучит, но я уверена, Гена замешан во всем. Он сказал, что Вадим умер, а я не верю, — беззвучно рыдаю, кусая губы. Игнорирую текущие по щекам слезы, — они с Витой приходили, сказали. Боже, я не верю.

— Он жив, — Гордей говорит твердо и надежда вспыхивает во мне, — По крайней мере двадцать минут назад было именно так. Без сознания, состояние тяжелое. Но мертвым его еще никто не объявлял.

— Спасибо, — мне становится намного легче. Вадим жив, а значит ему помогут.

— Гена тебе соврал, — задумчиво говорит Гордей, — Настя я приеду.

— Хорошо, — не успеваю попрощаться и сама отключиться. Экран мобильного гаснет, в углу моргает значок разреженной батареи.

— Родственники? — Маргарита Васильевна прячет свой телефон в карман. Сосредоточенно рассматривает мою руку и ставит новую капельницу.

— Не мои, отца моего ребенка.

— О котором они сказали, что он умер, — лицо медсестры становится напряженным, — Настя, у девушки была бутылка с водой. Она ее забрала… Вы пили из нее? Она предлагала?

— Не пила, а что? Вита предлагала, но я… — всматриваюсь в побледневшее лицо.

— Вот вода, — она кивает на тумбочку, где находится большой графин с водой и стакан с трубочкой из которого я пила.

— Да, — растерянно перевожу взгляд с медсестры на воду и обратно.

— С такими родственниками, как у вашего Вадима, и врагов не нужно или я чего-то не понимаю, — она поднимается на ноги, — через пять минут придет врач. Он осмотрит вашу руку и вы сможете спросить его обо всем. А я пока соберу на всякий случай воду, что тут разлита на анализ. Больнице проблемы не нужны.

— Хорошо, — как болванчик киваю. В голову лезут параноидальные мысли, что Виталина пыталась меня отравить. Зачем? Чтобы добить?

Ради денег?

Вадим как-то вскользь обмолвился, что Гена его единственный близкий родственник и у него есть генеральная доверенность на управление всеми его финансовыми делами.

Его дядя уже пробовал отвадить меня от Вадима историей с фотографиями и у него почти получилось. А теперь помимо меня у Гены еще одна проблема — ребенок Вадима у меня в животе. Наследник, который может заявить права на деньги своего отца и будет первым в очереди на наследование перед Геной.

— Боже, — от сумбурных выводов, пришедших в мою голову, я впадаю в шок. Все внутри меня противится им.

Гена — человек, которому Вадим безгранично доверял, который знал его с пеленок, заменил отца, помог с деньгами в самом начале карьеры и после смерти Кати удерживал бизнес Вадима на плаву. Он сделал так много хорошего для своего племянника. Разве может близкий человек быть настолько вероломным и бесчеловечным? Цинизм его кажется невероятным. Чудовищным, страшным, сбивающим с толку.

Я наверняка ошиблась, напридумывала, притянула за уши факты только потому, что никого другого на роль виновного не вижу. И еще потому, что мне лично Гена не нравится.

Семья — это же самое ценное, что есть у человека. Деньги вторичны. Я в этом убеждена.

Но Гена… себе он самого близкого и важного покупает каждый месяц за три ляма. И что… если он действительно все измеряет именно в деньгах.

Черт. Он сам богат. Я видела его квартиру. Он много тратит, ездит с Виталиной отдыхать, играет в казино. Ее фото на фоне зеленого сукна и различных тематических заведений в соцсети мелькают часто. По крайней мере пока я была подписана на нее.

Но деньги иногда имею свойство заканчиваться. Что, если у него финансовые проблемы, которые он думает решить за счет Вадима? Если так, что проблема должна быть огромного масштаба, раз ее закрывают убийством и ценой жизней других людей.

Первое покушение было год назад. Тогда Гена занимался финансами Вадима, пока тот был в тюрьме. Если бы срок был большим, Гена бы надолго получил контроль над всем.

Потом Вадим рассказывал, что у него была депрессия и сложный период. Гена опять был у руля. А теперь случилась я и Вадим решил убрать Гену из руководства. Теории складывались одна к одной. Мысли зудели и не давали мне покоя.

Врач пришел ко мне с часовым опозданием. Вычитал за истерику и пообещал, что раз я так реагирую на посетителей, то в ближайшее время никого и не увижу. Я слезно выпросила хотя бы родителей.

О Вадиме он упомянул расплывчато. Уверив, что ранения хоть и серьезные, но его молодой организм должен вытянуть.

Когда я осталась одна, на меня навались жуткая усталость и отупение. Не знаю, что было тому виной — пережитый стресс или препараты. В голове лениво и тяжело переваривался момент нападения. Я все думала, могла ли я что-то изменить. Что, если бы вышла позже или раньше. Что, если бы Леша приехал вовремя? Или я не пропустила звонок Вадима и подняла трубку, пока находилась в здании. Отчаяние и злость на себя и все на свете душила.

— У меня там дочь! — раздалось из-за двери ультимативно, — на хую я твою бумажку вертел!

— Настя, — мама влетает в палату первой. Взъерошенная, с красными безумными глазами. У моей кровати оказывается за долю секунды, — живая.

— Да, мам, — расплываюсь в улыбке. По щекам катятся слезы облегчения, — не плачь.

— А сама? — плюхается на стул рядом с кроватью. Тянет руки и одергивает, словно боясь навредить. Потом опять тянет и тихонько ощупывает меня, гладит по щеке. Больничный халат распахивается и я обнаруживаю под ним домашний свитер и штаны с оленями. В чем была, как говорится. Порыв очень в стиле моей мамы.

— Модный лук, — выдергиваю бумажную салфетку из пачки под рукой. Промакиваю щеки от слез.

— Не заговаривай зубы, — отмахивается, буравя правое плечо. На меня надели какую-то нелепую белую сорочку без рукавов, так что бинты видны.

— Все неплохо, мам, — накрываю ее ладонь своей, — мы живы. Пара недель и в космос можно лететь.

— Слава богу, — отец своей массивной фигурой заслоняет проход в палату. Упирается ладонями в косяки и шумно выдыхает. Его тяжелый воспаленный взгляд словно поезд по мне проезжается. Я даже подбираюсь немного.

— Привет, пап, — вяло взмахиваю здоровой рукой.

— Под домашний арест до конца жизни, — медленно проходит ближе. Папа у меня как медведь — огромный, в гневе страшный. Больничных халат, который на него надели, даже не налез толком.