Страница 6 из 27
К утру воскресенья Константин успокоился. А вот вечером в пятницу он ехал в машине и ржал. Не смеялся, не хохотал, а именно ржал. Господи, что в голове у этой девочки?! Это наивность или какие-то загоны? Как можно думать, что девственность — это проказа какая-то, которая должна мужчину отпугнуть? Нет, бывает, конечно, разное. Но когда очень симпатичная молодая барышня говорит тебе, что у нее не было мужчин и ты будешь первый, чувства это вызывает скорее приятные, чем нет. Девственниц у Константина не было уже давно — как-то предпочитал сверстниц, а среди них невинности уже не сыскать. Но ничего, вспомнит, поди. Мастерство не пропьешь. А еще оно, как он сам заявлял Малышу, с годами только растет.
Но однако же… Ты же не будешь со мной связываться… Костя снова прыснул. Нет, это надо умудриться так сказануть! Нарочно не придумаешь.
В воскресенье к обеду квартира блистала чистотой и уютом, белье на постели манило свежестью, из ресторана доставлены закуски, на столе стояла и дышала открытая бутылка итальянского полусухого, а сам Константин был мыт, брит, свеж. И даже буйную растительность в стратегических местах — на груди и в паху, названную одной меткой на словцо дамой кустом сирени — подравнял. Для красоты, разумеется. В общем, к разврату готов и даже в нетерпении.
Константин ждал звонка домофона, но позвонили в дверь. Анечка, это ты через подъездную дверь просочилась? Полный неизбывного оптимизма, Костя пошел открывать и даже в глазок смотреть не стал.
Оптимизм его не подвел. Анечка. А челюсть ловить-таки пришлось. Потому что в руках у Анечки были букет роз и торт. Способность сдерживать дикий ржач была исчерпана еще в минувшую субботу, поэтому Константин запрокинул голову и захохотал. А потом, спохватившись, втащил успевшую сделать шаг назад Анечку в квартиру. И быстренько закрыл за ней дверь. Поздно сбегать, милая.
— Ой… — Костя шумно выдохнул. — Извини. Мне в первый раз в жизни дарят цветы. Я растерялся.
— Ну, вот и я у тебя буду в чем-то первой, — пробормотала Аня. Было видно, что Костина реакция ее огорошила. Она смотрела на свои руки, на алые розы и пластик, сквозь который тоже проглядывали розы, но из крема. — Ну… я подумала… может быть, мы попьем чаю… до… или после… — вдруг шмыгнула носом и выпалила: — Извини, я понимаю, что это глупо выглядит, и…
— Мы обязательно попьем чаю! — Костя забрал у девушки и торт, и букет. — А розами будет удобно мне дать по роже, если я вдруг облажаюсь.
— Костя!!! — она задохнулась его именем и смущением.
— Проходи, присаживайся.
Пока Костя убирал кондитерское изделие в холодильник и набирал воды в вазу, Аня оглядывалась. Результатом она не преминула поделиться.
— У тебя очень симпатично.
— Спасибо.
— И чисто.
— Обычно тут адский бардак, но я сегодня с утра прибрался.
— Извини, — во второй раз за пять минут она произнесла это слово. — Я не то имела в виду…я…
Цветы были устроены в вазу, ваза поставлена на журнальный столик, а Костя подошел к Ане. И понял вдруг, что она волнуется. Очень. И вспомнил вдруг, как он сам волновался накануне своего первого раза. Правда, ему было тогда пятнадцать, но сути это не меняет. Первый раз — он именно первый. И вдруг поймал себя на том, что тоже… ну, положим, не волнуется. Но предвкушает. Тут же дал себе слово не слишком увлекаться на начальном этапе и потянул Аню на диван. Она села, но напряжение чувствовалось в каждом движении, в том, как сжаты колени, как ровна спина.
— Торт у нас будет на десерт, а сейчас — аперитив, — бодро провозгласил Константин, доставая с нижнего яруса столика бокалы. — Я это вино в прошлом году из Италии привез, с одной винодельни в районе Бергамо. Последняя бутылка. Очень вкусное.
Вино Аня пригубила, похвалила. И вцепилась в бокал двумя руками. Боже, девочка, да ты себя накрутила, похоже… На щеках начал проявляться робкий румянец. И вообще она выглядела такой юной, смущенной, невинной… Что окончательно стерлись воспоминания об унизительной первой встрече, о фиаско в тире, о ее смехе там, где барышням положено томно вздыхать.
Сейчас перед ним сидела юная робкая девушка, которая готова вручить ему свою невинность. Уф, и куда в вас столько пафоса помещается, Константин Семенович? Но от этих мыслей что-то в груди все же расширялось и довольно, собственнически урчало. Костя легонько стукнул своим бокалом о ее.
— Пей, оно вкусное, — чуть не добавил «Девушкам нравится», но вовремя прикусил язык. Соберись Костик, соберись. Аня вино снова лишь пригубила. Нет, так дело не пойдет. Надо чем-то отвлечь.
- Анют, скажи мне… — Костя вольготно откинулся на диване, закинув руку на спинку. Потом будет удобно переходить к обнимашкам, но пока решил не форсировать. Сделал долгий глоток, смакуя. — Почему ты не хотела раньше? Ты красивая девушка, и явно не обделена мужским вниманием. Почему раньше — нет? Была не готова?
Аня смотрела на него широко распахнутыми глазами. Она явно была не готова это обсуждать. Молчала.
— Прости мне мое любопытство, — Костя добавил в голос фирменной мягкости и задушевности. — Просто ты такая красивая и удивительная, и я все никак не могу поверить, что мне так повезло.
Румянец стал ярче, и Аня, пряча смущение, ополовинила бокал. Вот и умница. Потерла щеку, сделала еще глоток.
— Просто… ну… как тебе сказать…
— Вокруг тебя же наверняка было много парней, — рискнул предположить Костя. Ему и в самом деле стало вдруг интересно, как она дошла до жизни такой. И вино под разговор хорошо заходит. — Судя по твоим словам про армейский тир, да и вообще… Напарник твой и… Я не прав?
— Прав, — задумчиво ответила Аня и даже бокал поставила на столик. Костя тут же воспользовался этим, чтобы его пополнить. — Я, когда по контракту служила, два года вообще никого, кроме мужиков, не видела. Из особ женского пола — только суки. В смысле, собаки, — усмехнулась на изумленный Костин взгляд.
Прелестно. Два года по контракту с одними парнями. Что еще в тебе таится, девочка Анечка?
— Ну и почему же тогда… Выбор был более чем велик, разве нет?
— Ты что! — Аня даже всплеснула руками, поймала покачнувший бокал и припала к нему. — Слушай, вино правда вкусное, очень. А про ребят… Это же братья. Ну, товарищи… по службе. Как с ними можно? Это же как с братом.
Костя вспомнил «Девятую роту», хмыкнул и одернул себя. Он судит по фильму, а она это знает больше по факту. Ладно, разговор ведет не туда, сворачиваем. Пора целоваться.
И поцеловал.
Не волнуйся так, девочка. Это приятно. Правда, очень. Она старалась, пускала в рот, двигала языком. Но скованность чувствовалась. Мастерство не пропьешь, так ведь? Пора задействовать весь арсенал.
Костя чуть отстранился. А хороша-то как после поцелуя и вина. Волосы слегка растрепались, губы немного вспухли, румянец не гаснет, глаза блестят.
— Послушай меня… — Костя наклонился и потерся своим носом о ее. Она ответно потерлась и улыбнулась. Жест ей явно понравился. И вообще, несмотря на Анину нервозность, Костя чувствовал, что она ему доверяет, и его — именно его — не боится. И от этого снова заурчало и заворочалось в груди. — Сегодня здесь не произойдет ничего, чего бы ты не хотела. Если тебе что-то не понравится — ты мне об этом скажешь. Я понимаю слово «нет», слышишь?
Она долго смотрела ему в глаза, близко, дыша прямо в губы. А потом кивнула. Отстранилась и залпом допила свой бокал. И Костя решил пойти ва-банк. В одно движение стянул футболку, понадеявшись — не без основания — что его проработанный в спортзале торс и окультуренная густая растительность произведут нужное впечатление.
Произвели. Анечка даже рот приоткрыла и смотрела не мигая. Он положил теплую женскую ладонь себе на грудь.
— Поцелуешь меня?
И его поцеловали. И прижались. И сдались.
Процесс избавления Анечки от одежды пришлось разбить на два этапа. Первый завершился на диване снятием платья. Под платьем оказалось такое… Такое, что даже Костин оптимизм был посрамлен. Тонюсенькая талия, крутой изгиб бедер и упругая литая троечка. От такого богатства и красоты Константин и сам нешуточно завелся, посему прописал себе физическую нагрузку. Подхватил драгоценную ношу и бодро потопал к кровати. Ноша терлась щекой о подравненную накануне машинкой растительность на груди и глубоко дышала. Дышала так, что Костя, залюбовавшись, умудрился-таки запнуться. И на кровать они рухнули. С хохотом. Который быстро прекратился.