Страница 28 из 39
Глава 17
Когда захожу в комнату, Дима сидит снова одетый в брюки и рубашку, будто ничего не было, в широком кресле. Задумчиво потирает подбородок.
Я прохожу к кровати и сдёргиваю с неё мягкое покрывало, заворачиваясь в него.
Сегодня не буду сбегать.
И в мыслях нет.
Пусть, в плане секса «ничего не изменилось» и я по-прежнему «фригидная», но мы можем хотя бы поговорить.
Не знаю, правда, насколько нам теперь это нужно.
Удивительно, даже сейчас, когда мои опасения подтвердились, мне не хочется уйти.
Это последние минуты с ним. И я собираюсь насладиться ими сполна.
Снова подхожу к окну.
Всматриваюсь в ночной пейзаж жужжащего города. Вселенская грусть наваливается на меня.
Почему всё так?
Почему я не могу испытывать те же ощущения, что и другие? Как жить дальше с пониманием, что все надежды были пустыми?
Ничего.
Внутри пусто. Видимо там всё умерло. Ещё тогда, когда Корзун вручил мне обратно туфли и платье, оставленные дома у Выскочки.
— Ты не кончила.
Вздрагиваю от его низкого голоса.
Что-то я задумалась, Дима-то по-прежнему здесь.
Не поворачиваюсь. Такие слова нельзя говорить в лицо.
— Не принимай это на свой счёт. Возможно, я просто не способна испытать некоторые вещи…
Даже на расстоянии двух метров боковым зрением вижу, как его ноздри раздуваются.
Крючковский подскакивает с места и оказывается рядом со мной вплотную. Я чувствую плечом жар его груди.
Почему?
Почему я испытываю такие острые эмоции, просто находясь с ним рядом? От его касаний и поцелуев у меня кровь разгоняется так, что рискует прорвать вены. Но только дело доходит до самого процесса…
Я не знаю, как это объяснить.
— Не принимать? — Дышит он шумно мне в ухо. — Что это значит, Алина? Ты делаешь это нарочно?
— Что? — На секунду поворачиваюсь и тут же снова возвращаю взгляд в окно. — Что я делаю?
— Пытаешься меня унизить? Или это месть такая?
Потуже заворачиваюсь в плед.
Мне некомфортно под его жгучим взглядом. Он зол, непонятно почему.
Мы могли бы разойтись сейчас полюбовно, и я бы справилась со своей внутренней пустотой, мне не привыкать.
Но Дима не отходит. Он тяжело дышит и ждет ответа.
А я впервые не знаю, что ему сказать.
— Я не понимаю суть твоих претензий…
— Не понимаешь? — Резко хватает меня за плечи и разворачивает к себе. — Ты прекрасно знаешь, как на меня действуешь! Что это сейчас было? Плевок в лицо? Трах «на отвали»?!
Его глаза полыхают, руки больно сжимают плечи и трясут меня.
Я почему-то ощущаю вязкое бессилие и не могу сдержать всхлип.
В его глаза смотреть невыносимо.
Почему я так сильно люблю его?
Почему моя любовь такая корявая?
— Зачем ты пришла сюда, Алина?
Он называет меня по имени, просто разрывая этим сердце на кусочки.
— Ты не понимаешь… — Я говорю сквозь слёзы замогильным голосом. — Я просто не способна…
Ноль понимания на его красивом лице. Хмурит брови.
— Я не могу… Ни с кем, понимаешь?.. — Пытаюсь объяснить, но слова застревают в горле. — Но мужчинам же это не мешает…
— Каким мужчинам, Заяц, что ты несёшь? — Снова встряхивает меня.
Несколько мгновений мы смотрим друг на друга.
И тут до него, наконец, доходит.
— Погоди… — Даже ослабляет хватку, вызывая всхлип облегчения. — Ты что… Ни с кем… Вообще ни разу?!..
Мотаю головой, чувствуя, как слёзы по щекам катятся. Зачем этот разговор, какой-то дебильный…
— А сама себя доводила?
Снова мотаю.
Нет.
И это абсолютная правда.
Пыталась. Трогала себя. И не раз.
Но кроме обычных приятных ощущений — ничего.
— Почему?
— Я же говорю, — Горько усмехаюсь. — Просто не способна.
— Это хрень полная.
Он секунды три молча осматривает меня, а потом берёт за руку и тащит к кровати. Останавливает возле неё и пытается стянуть плед. Я впиваюсь в него мёртвой хваткой и мотаю головой.
— Крючковский, давай лучше просто поговорим. Ты мне о своей жизни расскажешь…
Не реагирует. Медленно разжимает пальцы, забирая себе спасительную ткань.
Вдруг становится страшно.
— Дима… Я не шучу. — Повышаю голос. Мы только что потрахались. Что не отстанет никак? — Прекрати, пожалуйста…
— Помолчи.
Неожиданно… Аж, затыкаюсь.
— Ложись на кровать. — После того, как полностью отвоевал у меня плед.
Я стою перед ним голая и чувствую себя неловко, хотя десять минут назад дефилировала тут, «как ни в чём не бывало».
У него такое серьёзное лицо, будто это вопрос жизни и смерти. Но я не двигаюсь. Меня будто парализовало.
— Не будь таким сосредоточенным, Крючковский. Ты меня пугаешь…
Пытаюсь воспользоваться старым методом. Спрятать неуверенность за язвительной интонацией.
Димка нависает надо мной вплотную, ещё чуть-чуть, колени подогнутся, и полечу на кровать с грацией «дохлой куропатки».
— Я тебя до оргазма довести собираюсь. — Без тени улыбки. — Это очень серьёзный вопрос.
Начинаю дрожать. Непроизвольно. И, наверное, в глазах такой испуг, что и сама представить не могу.
Неожиданно Дима сгребает меня в охапку и валит на кровать вместе с собой.
А потом происходит невообразимое.
Этот подлец начинает меня щекотать.
По всему телу, так, что я задыхаюсь от внезапности и невозможности отстраниться, не понимая, что вообще происходит.
— Аааах… Дим. а… Ди. им! — Пыхчу сквозь смех и слёзы, переставая соображать и просто извиваясь змеёй в его руках.
Да где там…
Слон, с проворными ловкими пальцами, — по-другому не назовёшь.
Не знаю, сколько это длится, но он прекращает, когда я уже абсолютно без сил.
Откуда только знает, что я так боюсь щекотки?
Прихожу в себя, когда вижу перед собой его невероятные блестящие озорные глаза.
— Видела бы ты своё лицо. — Его улыбка шире ушей. — Будто я тебя убивать собираюсь.
Меня ещё потряхивает от пережитого, а может, потому что он так близко, и я голая, прижимаюсь к нему всем телом. Точнее он ко мне. Нависает, придавив к кровати, скользя пальцами по щеке, так, что дыхание снова перехватывает.
— Ты очень красивая, когда смеёшься. — Хрипло. Полушёпотом. Очень близко у лица. — И когда серьёзная — тоже.
Я просто перестаю дышать.
Этот момент навсегда отпечатается в моей памяти, что бы потом не произошло.
— Ты вся, абсолютно, очень красивая. — Это уже мне в губы, лишая способности соображать. — Даже с этими ужасными розовыми волосами.
В голове — вата. На щеках — соль. На губах — его губы, которые, будто другие на вкус после этих слов. После этого взгляда — будто я не просто «ностальгия по прошлому». А здесь и сейчас. Для него.
Я давно не испытывала таких эмоций, даже не могу вспомнить было ли когда, но его руки на теле ощущаются, как что-то абсолютно правильное и, в то же время, невероятное. Меня трясёт, лихорадит просто, когда он касается груди — легко, невесомо… а через мгновение грубо сжимает, словно это его собственность. Меня раздваивает на поцелуй и прикосновения, разламывает где-то внутри, сжимает и разжимает, когда длинные пальцы гуляют по бёдрам, ласкают нежную кожу у самой развилки, не касаясь самого основного.