Страница 20 из 39
Глава 12
Дима
Дома у родителей — настоящий рай.
Будто в детство попал: мать суетится, пытаясь накормить меня и угодить, отец — горделиво держит осанку, показывая, что ещё «ого-го» и рано списывать его со счетов, хоть и выхватывает периодически от супруги за непослушание и нарушение режима.
Я в России всего полтора дня, а уже чувствую, как дышится свободнее, и даже летний зной не омрачает моего настроения, скорее наоборот: отлично сочетается с прохладой воды в бассейне, что установлен во дворе.
Выныриваю, подплываю к бортику и беру из маминых рук запотевший стакан с лимонадом.
— Как он? — Киваю в сторону дома. Конечно, она понимает меня.
— Держится. — Вздыхает. — Ты же знаешь отца… работа для него — главное в жизни. Лишиться того, чем дышал каждый день, очень сложно, милый.
— Ну он же не лишился всего, у него есть дом, охотничий клуб, а самое главное — ты.
Мама улыбается и берёт полотенце, чтобы протянуть его мне:
— Ты стал таким взрослым, Дима… — Задумчиво, глядя на воду. — Как дела у Дианы?
— Всё хорошо. Готовит новый проект.
Вылезаю из бассейна и вытираюсь. Пью домашний лимонад и чувствую себя свободным.
— Лучше бы она сосредоточилась на семье… — Мама приверженец политики: «муж — голова, жена — шея».
— Диана свободный человек, я не собираюсь привязывать её к дому и требовать безоговорочного внимания к себе.
— В некоторых случаях это не так уж и плохо.
Я знаю, что мама желает мне счастья и пытается вложить в мою буйную головушку понятия привычных ей семейных отношений. Она не против Дианы, но думает, что та слишком богемная и светская, чтобы подходить для истинного супружеского счастья.
Что ж…
Это мой выбор.
Пусть и сделанный не по воле чувств, а путём рационального решения.
У нас отличный брак: без претензий, истерик и лишних ограничений.
— Вам с отцом просто повезло встретить друг друга. Больше в мире таких пар не существует. — Утверждаю, потому что сам верю в это.
Вряд ли сложный характер папы могла вытерпеть любая другая женщина, и настолько же мало вероятно, что кто-то мог быть настолько счастливым рядом с ним, как моя мать.
Мама смущается, но отмахивается от моих слов.
— Конечно, тебе виднее. — Забирает пустой стакан. — Ещё что-нибудь хочешь?
— Нет, мам, спасибо. Я отдохну в своей комнате. Поностальгирую… — Вздыхаю мечтательно. — Когда ещё приеду в следующий раз…
Во взгляде женщины мелькает мимолётное беспокойство. Но оно быстро сменяется мягким выражением.
— Конечно, милый. — Улыбается она и подходит, чтобы обнять меня. — Я так счастлива, что ты приехал!
— Я тоже очень скучал. — Целую светлую макушку.
Всё-таки дома так хорошо…
Я уже и забыл это ощущение.
В этой комнате всё осталось прежним.
Кровать, полки с книгами, стол и шкаф.
Гитара, купленная «для понта» — так и не научился на ней играть.
Мои школьные и институтские трофеи, выставленные на полке в хронологическом порядке.
Как бы я не пытался охранять своё свободное пространство в виде этой комнаты, мама всегда наводила здесь свой порядок.
И сейчас я вижу, что на кубках нет пыли, а моя школьная футбольная форма всё так же висит в шкафу, всё ещё хранящая зелёно-коричневые пятна от газона.
Это мамина «территория гордости».
Нельзя её за это винить, но, когда я поступил в универ и переехал в квартиру, она долго обижалась.
Никак не могла понять, почему я хочу сбежать от родителей и не хочу делить с ней эти «радости».
Я один ребёнок в семье, и всё внимание матери всегда было направлено на меня.
Отец по большей части жил работой. Прямо, как я сейчас.
Но зато он поддерживал мою самостоятельность, и в обмен на подработку в его фирме, позволял пользоваться привилегиями собственного жилья, хорошей машины и практически «безлимитным» счетом на карте.
Мне повезло иметь хорошую семью.
Надеюсь, что моя собственная, когда-то, станет хотя бы похожей.
Вчера у меня не было возможности как следует насладиться ощущением ностальгии в этой комнате, ведь мы с отцом решали насущные вопросы, да и мать отпустила уже за полночь, слушая мои рассказы про жизнь в штатах, после чего я отрубился и спал до утра, как младенец.
Поэтому сейчас с невероятным ощущением открываю ящики и возвращаюсь обратно в своё беззаботное прошлое, в котором самым важным было выиграть матч и позлить Зайца.
Я снова вспоминаю о ней с замиранием сердца.
Моя первая настоящая любовь, которую я осознал, только когда покинул страну.
Четыре года пролетели так быстро и так мучительно…
Как ты сейчас живёшь, моя капризная девчонка?
Есть ли кто-то, ради кого тебе хочется возвращаться из всех этих бесконечных путешествий?
В одном из ящиков стола обнаруживаю блокнот, о существовании которого не помню.
Может мать положила нечаянно свой, или это из школьных ещё, о котором уже забыл.
В мире телефонов и планшетов так чудно брать в руки обычный блокнот, это даже вызывает какой-то трепет.
Я открываю лишь первую страницу и сразу ощущаю, как замирает всё внутри.
Титульный лист изрисован надписями и какими-то вензелями.
Почерк с завитушками явно непохож на мой строгий и отрывистый.
На самом первом развороте крупными буквами изображено:
«Ненавижу Выскочку!»
У меня останавливается дыхание от осознания того, что я сейчас держу в своих руках.
Это ведь тот самый дневник, на который мы поспорили с Зайцевой.
Но как он попал в эту комнату?
Разум разрывается между желанием срочно спросить у матери, знает ли она что-нибудь об этой находке, и непреодолимой тяге прочитать всё написанное здесь от начала до конца.
Мне страшно.
Я признаюсь, хоть такое бывает со мной нечасто.
Но сейчас переживаю так, будто от того, что я сделаю, зависит вся моя дальнейшая жизнь.