Страница 26 из 32
Без отца работалось вяло, и Дисе пришлось прикрикнуть на Кристин: мол, если та не будет как следует вязать и чесать шерсть, то на Рождество явится громадный кот и сожрет ее, даже косточки не оставит. Темные ночи и монотонная работа вообще располагают к страшным историям. Воспользовавшись отсутствием пастора, Диса в красках живописала, как к ним в дом явится великанша Грила о пятнадцати хвостах. В каждом хвосте у нее по мешку, в каждом мешке — по двадцать детей. А какое любимое лакомство у нее и ее кровожадных сыночков? Правильно, тушеные человеческие детеныши!
Однако в ту минуту, когда Диса начала смаковать подробности приготовления нежного детского мяса, матушка ее прервала: «Хватит!». Уж больно аппетитно у нее выходило. Зато Кристин было такими историями не пронять.
— Грила к нам не забредет, — заявила она, сосредоточенно вывязывая пятку чулка. — Она же в горах живет, а ближайшая гора где? Верно, Ингоульфсфьядль, а это дальше Сельфосса будет.
— Ну и что, — невозмутимо пожала плечами Диса. Ее успехи в вязании были хуже сестриных, потому что она вдобавок трудилась рассказчицей. — Не так уж далеко, между прочим. Лошадь за день легко доскачет!
Между сестрами завязалась перебранка, но скоро обе раззевались, и мать отправила их спать. Ночью Арни снова развопился, но плач его был уже не таким надрывным и болезненным, да и прервался до того резко, словно мать шмякнула его головой о стену. Однако когда Диса выглянула из-за плеча Кристин, то увидела стоящего посреди бадстовы Гисли с младенцем на руках. Ладони у него были такими громадными, что крошечная детская головка в них смотрелась не крупнее высушенной репы. Гисли приседал и покачивался из стороны в сторону, как моряк на корабле, словно его все еще не отпустила морская волна. Зрелище рыбака, укачивающего младенца у них в бадстове, неожиданно успокаивало. Гисли поймал взгляд Дисы, безошибочно отгадав, откуда на него пялятся, и улыбнулся ей сквозь бороду. Уложив младенца себе на руку так, чтобы головка оказалась на сгибе локтя, второй он показал ей жестом: ложись спать.
Если кто и мог усмирить морское чудище, подумала Диса, укладываясь, так это Гисли.
Ну и она сама, конечно.
С отъездом отца в доме стало спокойнее. Нет, Арни не перестал изводить всех своими воплями, но теперь Гисли приходил каждый вечер, чтобы понянчить его и дать матери отдохнуть. Вид мужчины, который охотно тетешкает ребенка, да еще такого противного, приводил Дису в замешательство. Когда родилась Кристин, пабби стал проявлять к ней ласку, только когда ей исполнилось два года. Матушка говорила, что так же было и со старшими детьми. Пабби утверждал, что нечего привязываться к ребенку первое время: а ну как Господь решит прибрать его к себе? Но Гисли детей любил. Как-то Диса спросила, почему у него нет своих. «Бедным дети не положены», — ответил тот и больше ничего объяснять не стал.
Бьёрн почти все время проводил на пастбищах, следя, как проходят случки у овец. Недавно они с отцом решили увеличить отару и купили пару крепких баранов. Теперь брат хотел убедиться, что животные исправно выполняют то, ради чего их приобрели. Нужно было отделить слишком старых ярок и чересчур молодых, чтобы бараны не покрыли непригодных к ягнению. «Матка должна быть здоровой, крепкой и готовой к случке. Как женщина», — говорил Бьёрн, когда мать не могла услышать, и тут же начинал смеяться громким неприятным смехом. Диса тоже хохотала. Смысла шутки она не понимала, но ей нравилось подхватывать смех брата и усиливать его.
Каждый день, спрятав в корзину несколько кусков баранины и костей, Диса мчалась к морю. К ее удивлению, мать теперь не только не останавливала ее, но даже не отчитывала, если дочь возвращалась после темноты. Все чаще девочка видела на ее лице мечтательную, отсутствующую улыбку. Вот и славно, думала она. Когда Хельга так смотрит, ей нет дела, чем Диса занята.
Чудище между тем три дня не показывалось. Следы его присутствия девочка все же замечала: на первый день на мелководье плавали перья, будто кто-то сожрал там чайку, а на второй все пространство было усеяно мелкими осколками раковин. У зверя могла случиться линька, или же его кто-то хорошенько потрепал. Диса заставляла себя не отчаиваться — снова и снова она появлялась в одно и то же время на валуне.
На четвертый день ее ожидание было вознаграждено. Ближе к сумеркам из воды в нескольких футах от берега вынырнула голова, затем показался покрытый ракушками горб. Диса поудобнее уселась на валуне, подобрав под себя ноги, и замерла. Чудище выбралось на отмель, медленно переступая своими короткими лапами. Оно бестолково потыкалось носом между камнями в надежде там что-нибудь найти, пока наконец не заметило девочку. Взмах рукой — и кусочек мяса отправляется в пасть. Диса старалась давать лакомство маленькими порциями, чтобы растянуть его на подольше. После их первой встречи она усвоила урок и теперь держала при себе длинную толстую палку, которую нашла на берегу. Стоило чудищу сделать рывок в ее сторону, как Диса тут же охаживала палкой чувствительный нос.
Наверняка было больно, но мяса хотелось больше, поэтому на следующий день зверь снова выходил из моря. И на следующий тоже. Новую науку он осваивал медленно. Когда мясо заканчивалось, чудище несколько дней подряд пыталось вгрызться девочке в ногу, и один раз ему почти удалось — к счастью, зубы сомкнулись на пятке ботинка, не задев плоть. Тогда Диса била его с таким остервенением, что слюна из пасти чудища брызгала во все стороны, а ракушки у него на голове превратились в белую крошку. Когда зверь все-таки разомкнул челюсти, оказалось, что ботинок продырявлен насквозь, а кожа на руках в тех местах, куда попала слюна, покраснела и чешется. Так Диса поняла, что и слюна, и, вероятно, кровь зверя ядовиты. Ботинок она зашила, а чудище сделало выводы и больше не пыталось отхватить ей ногу или втянуть в воду. Но Диса понимала, что так оно ведет себя не от глубокой привязанности, а от страха перед палкой. Стоит ей на мгновение потерять бдительность, и у хищника будет гораздо больше мяса, чем он рассчитывал.