Страница 97 из 98
Но всё же держать подобную информацию в голове приходилось. Особенно теперь, когда эта девчонка, скорее всего, станет одной из «приглашённых» его светлости. И именно он принесёт новости о её необычных возможностях!
Надо бы только исключить из доклада тот факт, что всё прошло успешно исключительно по той причине, что выскочка никогда ранее не сталкивался с родовыми магами-специалистами, кроме примитивных боевиков. Иначе непременно обнаружил бы морочащие ему головы поточные каскадные заклинания. Не скрыть её, а завуалировать. Так, на всякий случай, чтобы в итоге его случайно не отодвинули подальше от кормушки во время последующей раздачи плюшек.
А вот чего Геннадий Анатолиевич не знал, так это всех подробностей, деталей и мотивов его светлости касательно паренька, которого он, как верный хозяйский пёс, иррационально презирал. Да ему и не интересно всё это было! Он делал свою работу и делал её хорошо. Велено было скормить во вскрытой камере сопляку некий адрес, и он это сделал, а кто там живёт и почему Томский дал именно его, подобных вопросов он привычно не задавал. Хоть и удивился тому, что за кладкой, к которой велено было привести выскочку, на самом деле обнаружился вполне реальный детский трупик.
Насвистывая весёлую мелодию, Плюбетский, специалист мозгокрут, направился собирать ранее любовно расставленную по всей Ховринской больнице специальную аппаратуру. Включив в наушниках своих навороченных очков дополнительной реальности любимую музыкальную подборку пусть не полностью, но слегка расслабился. А потому совершенно не обратил внимания на то, как по перекрёстку за его спиной, звонко смеясь и шлёпая босыми ножками, пробежала маленькая, слегка прозрачная девочка.
Эпилог
Старик, умудрённый опытом и убеленный сединами, потомственный Белый Чародей и Великий Волшебник, Волхв Высшей Категории Тристейн фон Альберт дер Крауфильд, облачённый в сияющую мантию со звёздами и широкополую шляпу-колпак, величественно восседал в своём «Салоне», ожидая скорого прихода очередной богатой клиентки.
Вообще, Великие Волшебники, конечно, не должны никого ждать, а уж в его-то почтенном возрасте суетиться и вовсе было невместно. Однако даже Белые Чародеи хотят есть, к тому же им положено жить красиво и на широкую ногу. Что довольно трудно, ведь Волхв Высшей Категории Тристейн фон Альберт дер Крауфильд получал очень маленькую пенсию, не отработав в своей жизни ни единого года.
Тем более что на самом деле выплаты от империи шли не на почтенного длиннобородого старца, судя по имени, имевшего корни в Землях Германской Нации, а на некоего Полюкова Демьяна Максимовича. Бомжа, перебравшегося из Минской Губернии в Москву три года назад. Вот только конченый пропойца, настоящий хозяин имперского удостоверения личности, которым Белый Чародей уговорил поделиться, благодаря магии клофелина в привокзальной забегаловке, так же был не первой личностью Великого Волшебника.
На само деле он уже и не помнил всех этих Кахотиных, Ивановых, Джебраиловых и прочих, под личиной коих умудрённый годами старец скрывался последние десять лет. Ровно с тех самых пор, как, прекратив свой крестный поход против сил зла, отринул Чернокнижие и стал, наконец, тем, кем хотел быть всю жизнь, настоящим Добрым Волшебником. Великим, естественно.
Тристей фон добавил бы к своему званию ещё и слово маг, но именно магом он и не был. Именно эта несправедливость и толкнула в своё время Дмитрия Ивановича Потапова, безработного с диагнозом «шизофрения», на путь чёрной волшбы. Через жертвы и ритуалы он как мог боролся с заполонившим мир злом, ну а в том, что жертвами его кривого волшебного ножа становились обычные неодарённые люди, зачастую женщины и дети, Потапов долгое время видел исключительный сакральный смысл.
Ведь как бы его ни искали, он неизменно уходил от слуг зла, вознамерившихся прервать его великую миссию. И однажды всё-таки чуть не попался, но, видимо, высшая справедливость, за которую он так долго и с таким трудом боролся, помогла выкрутиться и на этот раз. Следователь явно подозревал его в чём-то, но, благодаря общественному мнению и широкому резонансу в прессе, ему так и не предъявили никаких обвинений, а даже наоборот, записали в потерпевшие. Тем более что он честно как мог описал напавшего на него с кривым ножом Чернокнижника, сам поверив в то, что всё так и было.
Тогда-то и появился Великий Волшебник и Белый Чародей! А затем он понял, что настоящее волшебство не в хлещущей из раны крови и не в так называемой «магии», которой он несправедливо был лишён от рождения! Оно в загадочных ритуалах, таинственных наговорах и непонятных символах. Оно в красоте бурлящего над артефактной горелкой котла, полного подкрашенного желатина. В необычных одеждах и длительных пасах руками, а также в том, что всегда найдутся дураки, которые готовы за всё это платить.
И они находились! В мире стремительно шагающих в будущее технического и магического процесса обделённые силой обыватели охотно верили в могущество таинственных древне-шумерских практик, во всеведенье карт Таро. В ритуалистику Авалона и наговоры волхвов Гардарики и Гипербореи… Которые были им ближе и понятнее, нежели заумные речи учёных мужей, двигавших вперёд науку и настоящую проклятую магию!
Ну а располагающая внешность чуть чокнутого, но доброго старичка и хорошо повешенный язык, благодаря которому можно было оправдать любую неудачу, позволяли престарелому шизофренику успешно дурачить своих «клиентов». Хотя… видит Мерлин, порой после всей этой белой ворожбы Тристейну фон Альберту дер Крауфильду так хотелось достать из заповедного тайника свой старый верный волшебный нож и снова, как и прежде, пустить его в дело.
Вот и сегодняшняя клиентка была из той самой породы развратных красавиц, которые ещё десять лет назад становились его законной добычей ради борьбы с поглотившим мир злом. Красивая, яркая и совершенно бесстыжая. Она слушала его, открыв рот и внимая каждому слову, а он говорил, говорил, говорил и, видимо, поглощённый силой волшебства, даже не помнил о чём.
А затем почтенный старец, Белый Чародей и прочее, и прочее просто уснул, чего обычно с ним не случалось, даже несмотря на немалый возраст. Он так и дремал, посапывая над столом с таинственно мерцающей пентаграммой, значение которой менялось из раза в раз, ибо сам уже не помнил, для чего рисовал её изначально. Но вообще, он вроде бы просто делал так, чтобы она выглядела красивой, а всё остальное его тогда не интересовало.