Бич Нергала

Такую же картину его отряд увидел в двух предыдущих деревнях, с той лишь разницей, что там на улицах, во дворах и домах лежали трупы жителей. Во множестве. В обеих деревнях Конан без труда узнал «почерк» Тарка. Шайка нападала с первыми лучами рассвета, заблаговременно выставляя оцепление вдоль околицы, чтобы никто из селян не ушел. И если мужчин, старух и детей убивали где попало, то девушек и молодых женщин сначала собирали на деревенской площади и устраивали оргию.

Среди крестьян находились смельчаки, бросались на бандитов с кетменями и вилами. С ними жестоко расправлялись, но зато на кровавом пути Тарка оставались трупы его людей. Когирцы Конана уже обнаружили восемь брошенных бандитов; ни у кого даже мысли не возникло предать их разлагающиеся тела земле.

– Они ушли, – сказал киммериец Юйсары, подразумевая крестьян.

Девушка из нехремской степи кивнула.

– И Тарк тут не появлялся.

– Не появлялся? – Она недоверчиво посмотрела на него. – Почем ты знаешь?

– Нет следов. – Он указал глазами на пыльную дорогу. – Ни одной шипастой подковы.

– Куда же они запропастились? – встревожилась дочь пастуха.

– Повернули на запад. Решили обойти эту деревню. Узнали, наверное, что отсюда все сбежали.

Девушка недоверчиво смотрела ему в лицо.

– А с чего ты взял, что они повернули на запад?

Конану это казалось настолько очевидным, что он даже слегка рассердился.

– Помнишь, – он указал большим пальцем назад, – мы проезжали через широкую каменную осыпь? Там довольно пологий склон, можно провести коней на поводу до самого гребня. За осыпью на дороге следов Тарка не было. Я думал, ты заметила.

Девушка покраснела и холодно спросила:

– Значит, возвращаемся?

– Зачем?

– Как зачем? Чтобы поймать Тарка.

Конан снисходительно улыбнулся.

– Юйсары, сердце мое! У нас в отряде меньше сотни бойцов. А у Тарка все триста. Ему легче нас поймать, чем нам его. Это во-первых. А во-вторых, разве мы по его душу сюда пришли? Я, конечно, не спорю, Тарк и его свора – мерзавцы, каких поискать, и давно заслужили веревку. Но для нас сейчас гораздо важнее добраться до Собутана и…

– Конан! – воскликнула смуглая девушка. – Да ты что? Или ты не видел своими глазами, что они творят в здешних деревнях? Неужели ты с легким сердцем позволишь этому головорезу истязать ни в чем не повинных людей?

Конан нахмурился. Взбалмошная девчонка! Не понимает простейших вещей.

– Юйсары, мне жаль бедных крестьян, – сказал он твердо, – но у меня есть дело поважнее, чем игра в салочки с бандой дезертиров. Разве ты забыла, что на кону судьба Когира и твоей родины, Нехрема? Сеул поставил четкое условие. Если мы ему поможем, он поможет нам. И это перевесит чашу весов в нашу пользу. По крайней мере, есть шанс. Нам сейчас нельзя гоняться за двумя зайцами. Надо сделать то, что важнее. Между прочим, мы с тобой не в пустыне, где только змеи да тарантулы. Это, – повел он рукой вокруг, – Вендия, богатая и густонаселенная страна. Здесь водятся кшатрии, зверушки, которых лучше не задирать. Рано или поздно Тарк попадется к ним в лапы.

– Нет. – Дочь пастуха решительно помотала головой. – Не попадется. Я с ним разделаюсь раньше.

Она дернула повод вправо и вонзила пятки в конские бока. От неожиданности скакун запрокинул храп и жалобно заржал, но тотчас оправился от испуга, развернулся и понес наездницу к околице.

– Юйсары! – растерянно крикнул Конан. – Куда? А, Кром! Стой, дура!

Девушка припала к пепельно-серой гриве и пустила коня в карьер. Над ухабистой дорогой вздыбилась пыль.

Рослый всадник не бросился за ней вдогон, зато он долго сыпал проклятьями на глазах у изумленных воинов. Никто не решился приблизиться к нему и спросить, в чем дело. Наконец он обвел мутным от бешенства взглядом своих людей и указал плетью на юг. – Строиться!

Едва перевалив через низкий гребень, Юйсары поняла, что Тарк повернул на запад не случайно. Вдоль гряды невысоких холмов вилась глубокая тропа, усеянная козьим и овечьим пометом. Тропа наверняка вела к селенью, наверное, разбойники понадеялись застигнуть ее жителей врасплох.

Серый в яблоках нехремский скакун нес Юйсары неторопливой рысью, и она его не погоняла, – как знать, может, еще придется уходить от погони. Впереди появилась темно-зеленая полоска – лес. Вскоре она уже могла различить отдельные пирамидальные тополя, кипарисы и пальмы с широкими и вислыми, как слоновьи уши, листьями. В тенях перелеска ютились хижины, колыхались папоротники и лопухи на берегах неширокой реки.

В деревне были бандиты. Несколько человек. Остановив коня в перелеске, Юйсары увидела вдалеке, на вершине холма, большой отряд. Он уходил на юго-запад, и девушку вдруг осенило, что бандиты так и будут забирать южнее, пока снова не окажутся на пути у Конана. А их товарищи, задержавшиеся в деревне, догонят их, когда закончат свое черное дело.

С тесных улочек и дворов долетали ужасные женские крики – там убивали. Всем заправлял рослый хохочущий негр, он носился по деревне в чем мать родила, сверкал белыми зубами и размахивал окровавленным ножом, а его приятели, десятка два отъявленных негодяев в когирских доспехах, по двое и по трое насиловали женщин. На глазах у Юйсары кушит перескочил через поваленный тын, растолкал группу насильников и оседлал вопящую благим матом криками жертву; в следующий миг его лоснящийся зад отвратительно задергался. Очень скоро он выгнул спину, запрокинув голову и зарычал от наслаждения, а потом вскинул руку и медленно всадил вендийке нож под левую грудь. Столь эгоистичная выходка не могла не возмутить приятелей кушита, его осыпали проклятьями, а один верзила с руками, что кузнечные молоты, даже отвесил наглецу увесистую оплеуху. Но кушит только расхохотался, вскочил и убежал на другой двор, где под остервенелыми толчками насильника билась на земле другая несчастная крестьянка.

Коптский арбалет уперся в сырой дерн, со скрипом поднялся рычаг. Поперек черного серпа, таящего грозную силу, легла короткая стальная стрела. Накинув поводья на куст акации, Юйсары бесшумно двинулась к околице крошечной деревни.

Смерть настигла Юмбу, когда он выскочил на порог убогой халупы с горшком вареного риса. Его разобрал голод. Тарк не позволил шайке задержаться в деревне, он спешил, хотел опередить Конана. Только Юмбе, скрепя сердце, он разрешил приотстать с десятком бандитов, но при условия, что к вечеру они нагонят отряд. А перед отъездом упрекнул старого товарища по оружию: «Совсем охренел, бабник сучий! На тебя уже все парни косо смотрят. Учти, будешь дурить, свои же прирежут». – «Да нешто я виноват, командир? – заголосил кушит. – Эта все они, вендианки-искусницы! Их же с малолетства приучают мужиков ублажать, религия такая! А мы с тобой, как дураки, день-деньской яйца в седлах высиживаем. Не знаю, командир, как у тебя, а у меня точно скоро цыплята черные повылуплятся».

Кушит завес над разинутым ртом пригоршню риса, но ни одна разваренная крупица, сдобренная хлопковым маслом, красным перцем и солью, не успела свалиться ему на язык. Наконечник арбалетной стрелы раскрошил два верхних резца и вышел из верхнего края затылочной кости, пронзив по пути мозг. Юмба умер почти мгновенно.

Никто из приятелей негра не заметил, как он медленно повернулся кругом и рухнул навзничь. Он лежал в неестественной, даже непристойной позе – полусогнутые в коленях ноги растопырены, полусогнуты в коленях, правый кулак, сведенный предсмертной судорогой, на ляжке у паха.

А девушка, принесшая ему возмездие из мехремских степей, бесшумно подкрадывалась к другому негодяю.

Судя по обличью, этот человек родился в полупустыне Шема: окладистая вьющаяся борода, густая шевелюра цвета воронова крыла, крупный нос и полные чувственные губы. Он умывался на крыльце прохладной водой из кадки, блаженно покряхтывал, ополаскивая дряблые волосатые подмышки. Он опустил голову, замотал ею под водой, по-детски пуская пузыри, а когда выпрямился и разлепил веки, у него отвисла челюсть от изумления и ужаса. В пяти шагах от него стояла молодая женщина и целилась из арбалета.