Бич Нергала

– Конан, – хмуро ответил киммериец.

– Конан… – Лун помолчал несколько мгновений, переводя дух. – Мы с Бен-Саифом тебя искали. Зря ты… нас не послушался.

– Почему?

Ткань слегка приглушила жутковатый, неестественный смех.

– Да полно тебе… Сам отлично знаешь… почему. Думаешь, наш повелитель… шутки шутит? Нет, брат. Мы с Бен-Саифом… только первые ласточки. Скоро сюда придут наши. Обязательно придут. Догадываешься… что они с вами сделают? Эх, вы, дети малые, неразумные. Вам же добра желают… И не вам одним. По всему белу свету – мир и покой… представляешь? Ни войн, ни поборов, ни рабства. Ну, скажи, разве не об этом мечтают… все порядочные люди? И мы подарим им мир и покой, Конан. Вот увидишь. У нас… все для этого имеется.

Конан недобро усмехнулся и пообещал:

– Но тебе не дожить до этого счастливого дня.

И снова он услышал жутковатый полусмех-полукашель.

– Только если сам захочу умереть… киммериец. У меня есть выбор. Да, есть, не спорь! Думаешь… я не догадываюсь, почему меня еще не вздернули, как Флада… Кровостока? Ты хочешь, чтобы я вернул Зивилле разум. Ты… разгромил Тарка, и теперь мятежные дворяне верят в свои силы… и готовы штурмовать Даис. И спасенная королева Когира… в знак благодарности разделит с тобою не только ложе… но и власть.

– Заблуждаешься, колдун. – Конан не узнал собственный голос – в нем клокотал гнев. – Спасенная дама Когира присягнет законному монарху, и только при таком исходе уцелеет твоя поганая шкура. Но до этого мы проедем по всем замкам, где ты побывал, и ты вернешь рассудок всем заколдованным дворянам и простолюдинам. А начнешь прямо сейчас – с графа Парро.

Старик с широкой черной лентой на глазах и связанными за спиной руками повернулся к Конану и захохотал.

– Избавитель ты мой! А ты уверен, что Лун, мням, тебя не обманет? А вдруг я, мням, только прикинусь, будто я в своем уме, а потом возьму да всажу тебе, мням, нож под лопатку? Не слишком ли ты доверчив, киммериец? В последний раз, мням, советую, Конан: хватит валять дурака! То, чем вы тут занимаетесь, мням, – детские шалости! Тебе и во сне не приснится силища, которой ты, мням, по наивности осмелился бросить вызов. Это же лавина! Камнепад! Сметет, мням, – не заметит!

– Пока замечала, – надменно возразил Конан.

Граф Парро потупился. Помолчав немного, хмуро произнес:

– Лун даже под пытками не сделает того, мням, о чем ты просишь. Для него это равносильно измене, а горная, мням, гвардия Агадеи не способна, мням, на предательство. Что случилось, то случилось. Смирись, Конан. Мням. Так будет лучше для всех нас.

– Ты слышал, варвар? – услышал киммериец приглушенный голос, в котором надменности было не меньше, чем в его собственном. – Какие еще будут… условия?

– Через неделю, ваше величество, – сказал дородный жрец в зеленой рясе, – Нехрем обретет долгожданную свободу. А еще через несколько дней Сеул Выжига уступит престол нашему человеку.

Король не смотрел на ануннака. Взгляд Абакомо блуждал среди деревьев и травы, изредка замирал на особенно живописном цветке или птице. Парк вокруг летнего дворца по своему обыкновению дышал покоем, за это и любил его молодой монарх, чьей душе в последние дни недоставало уюта.

– Скажи-ка, наставник, – произнес Абакомо, печально вздохнув, – в чем мы с тобой ошиблись? И что утаил от меня отец?

Ибн-Мухур остановился и недоуменно посмотрел королю в лицо. Печаль не напускная, в этом он убедился тотчас. Он всегда превосходно улавливал настроение властелина.

– Разве мы заблуждаемся, ваше величество? По-моему, все складывается идеально.

– Идеально? Гм. – Абакомо поджал губы и двинулся дальше. – Может быть, все-таки следовало начать с Апа?

– Так ведь мы, – растерянно проговорил Ибн-Мухур, – с него и начали, ваше величество.

– Разве? – Король криво улыбнулся. – Ах, ты в этом смысле. Нет, я имею в виду, что в первую очередь надо было усмирить Ап. Свергнуть этих мерзавцев, Каи и Авала. Тогда бы не случилось резни в Бусаре. Или я не прав? – Он испытующе посмотрел на человека в зеленой рясе.

– Осмелюсь напомнить, ваше величество, – почтительно произнес ануннак, – что дни апийских разбойников тоже сочтены.

Абакомо кивнул. В недрах его существа бродили сомнения, тонкая, но клейкая паутина тоски обвивала душу.

– «Иные копят злато, я коплю друзей», – сказал он уныло. – Наш старинный девиз. Ибн-Мухур, тебе не кажется странным, что мы так и не обзавелись друзьями? Зато злата у нас хоть отбавляй.

– Ну что вы, государь, у нас полным-полно друзей, – пылко возразил ануннак. – По всему свету, а особенно в ближних странах. Но и врагов хватает, тут вы, безусловно, правы. Однако все переменится, как только…

– Как только мы им поднесем во-от такое счастье на блюде, – с усмешкой подхватил Абакомо, разведя руками. – Помнишь Ну-Ги? – Король снова помрачнел. – Он так и не дождался людской благодарности.

Ибн-Мухур кивнул. Он понял, что за думы гложут любимого повелителя.

– Стоит ли горевать, ваше величество? Дети вырастут мудрее отцов, они-то и скажут нам спасибо. Непременно скажут.

– Да уж. – Король вновь невесело улыбнулся. – Непременно скажут. Мы об этом позаботимся.

– Человечество всегда мечтало об истинном пути, государь, – тихо сказал ануннак, – и при этом всегда боялось на него ступить. Народы ждут полубога, существо с неисчерпаемой решимостью, которое проведет их через все тернии к счастью. С благословения Нергала стихии наделили вас почти божественным могуществом, ваше величество. Ручаюсь, все народы пойдут за вами хоть на край света и горы свернут, если будет на то ваша воля. Но колебаться вы не вправе. Стоит вождю усомниться в себе, и он погиб. Ибо человечество – это, по сути, громадное стадо. Точнее, стая хищных полуразумных зверей, живущая по звериным законам. Им еще века и века продираться к истинной человеческой морали, к истинной человеческой духовности. И только вы, ваше величество, способны сократить этот срок.

– Ослабевшего вожака волки рвут в клочья. – Король задумчиво кивнул. – Боги! Почему я не родился скромной, неприметной букашкой? Ты хоть представляешь, наставник, какая тяжесть…?

– Еще бы, ваше величество. – Ануннак ободряюще улыбнулся. – Вы же на моих глазах выросли, и все эти годы вас исподволь готовили к нечеловеческой ноше. Мужайтесь, мой государь. Только вам дано удержать на плечах целый мир. Цари не выбирают судьбу, в этом и сила их, и слабость.

Последняя фраза унесла монарха в воспоминания детства. Перед мысленным взором пролегли сверкающие горные кряжи, раскинулась залитая солнцем долина, сочно зазеленели дубравы и луга, заколыхались под нежным ветерком желтые покровы нив.

– Когда-то отец сказал нечто совсем иное, – тихо произнес он. – Назвал меня царем судьбы.

– Я не вижу тут противоречия, государь, – столь же тихо возразил ануннак. – Вы законный повелитель Агадеи. Но разве вам предлагали королевство на выбор?

Восточный скат холма обрывался над речушкой, на другом берегу мужду изгибами двух отрогов высоченной серой горы клубилась пыль. Казалось, жадный и угрюмый великан прикрывает ручищами горшок с дымящейся похлебкой – боится, что отнимут. От широкого бревенчатого моста остались только головешки, но Конана и его спутников это ничуть не ободряло. Уж если агадейские войска решились покинуть свои ущелья, такой пустяк, как разрушенная переправа, надолго их не задержит.

– Даис уже не взять, – сказал Сонго, глядя на юго-запад. – Не успеем. Только зубы раскрошим понапрасну.

Зивилла горестно вздохнула. Надежда вернуться в родное тело превращается в несбыточную мечту. Агадейский фанатик Лун так и не внял уговорам и теперь отлеживается в одиночной камере подземной тюрьмы замка Парро, в соседней камере мается сумасшедший граф в оковах и бронзовой маске. Три замка из четырех, захваченные Тарком перед разгромом, Конан не решается трогать – побаивается «оборотней». В тех замках не осталось нормальных людей. Прознав о пленении агадейского колдуна, дворяне-оборотни перезаражали всю свою челядь. Некоторых одержимых удалось скрутить, когда они поодиночке выходили из крепостей. Эти люди заражены не самим Луном, а его жертвами, их рассудок решительнее борется с наваждением, чем разум несчастного графа Парро. Однако на допросах неизменно берет верх Лун, и тогда с уст безумцев слетают угрозы вперемешку с уговорами.