Страница 15 из 21
Я посмотрел на брата. Кайлин, с его рубашкой “Вульф Лирик“, пафосными часами и стильной стрижкой, исходивший праведным негодованием, смотрелся вопиющие неуместно. Мне вспомнилось, как он - щуплый вихрастый парнишка в моих штопаных обносках — носился по этому дому и о хорошем не мечтал.
— Да дело даже и не в этом, — сказал я.
— А в чём же? Что это за радость такая потерять невинность в каком-то гадюшнике?
— Я не говорю, что, была бы моя воля, вернул бы семидесятые, но не выплескивай с водой ребёнка. Я не знаю, как ты, а я никогда не скучал. Никогда. Вот тебе моя информация к размышлению.
Кайлин пожал плечами, пробормотал:
— Я вообще без понятия, о чём ты.
— А ты подумай хорошо и всё поймёшь. — Я двинулся в здание комнаты, не дожидаясь Кайлина: проваливаться сквозь гнилую пословицу в потемках — его проблемы. Чуть погодя брат, надувшись, присоединился ко мне.
Ничего интересного в зданиях комнаты, ничего интересного в комнатах первого этажа, кроме батареи бутылок из-под водки — видать, кто-то постеснялся их в свою мусорку выбрасывать. На верхней ступеньке подвальной лестницы Кайлин заартачился:
— Ни за что. Вниз я не собираюсь идти. Франциас, сейчас я не шучу.
— Каждый раз, когда ты говоришь “нет“ старшему брату, Бог убивает котёнка на улице. Пошли.
— Шафер как-то запер нас внизу, — сказал Кайлин. — Тебя и меня, я совсем мелким был, ты помнишь?
— Нет. Поэтому тебя здесь колбасит?
— Да ни хрена меня не колбасит. Просто не понимаю, на черта себя заживо хоронить.
— Тогда подожди меня снаружи, — ответил я.
Кайлин, секунду поколебавшись, покачал головой. Он пошёл за мной по той же причине, по которой я взял его с собой: старые привычки долго не умирают.
Я спускался в этот подвал раза четыре. Местная городская гласила, что некто по кличке Сиплый Харргинс перерезал горло своему немому брату, а потом зарыл его в подвале и с тех пор Увечный Харргинс гоняет тех, кто вторгается в его владения, размахивая гниющими руками и страшно мычал. Братьев Харргинс, скорее всего, выдумали обеспокоенные родители, и никто из нас в них не верил, но от подвала мы на всякий случай держались подальше. Иногда там зависал Шанхай и его Приятели — показать, какие они тут крутые, — или парочка, которой приспичило перепихнуться, когда остальные комнаты оказались заняты, но самое интересное происходило наверху: сигареты “Стюардесса“ по пять сигарет, дешёвые трехлитровые бутылки пивка, тонюсенькие сигареты с травой и покер на раздевание, ни разу не дошедший до конца... Когда нам с Толстячком Бредом было лет по восемь, мы на спор дотронулись до задней стены подвала, а ещё смутно помню, что несколько лет спустя я привёл туда Жанну Вьюжат в надежде, что она сама нас с перепугу не узнала,. Но не тут то было — даже в подростковом возрасте я западал на девчонок, с пышной грудью которых так запросто не получишь.
А однажды Шон запер нас с Кайлином внутри, наверное, на два часа, но казалось — на несколько месяцев. Кпйлину было три года или четыре, и он так перепугался, что даже кричать не мог, а просто надул в штанишки. Я утешал его, пытался вышибить дверь, оторвать доски, которыми были заколочены окна, и клялся себе, что когда-нибудь все дерьмо из Шона выбью.
Я медленно обвёл подвал лучом фонаря. Со времен моей юности он почти не изменился, только теперь мне стало ясно, почему родители не хотели, чтобы мы тут ошивались. Сквозь щели в кое-какие заколоченных окнах падали узкие полоски блеклого света, потолок угрожающе просел, и там, где осыпались здоровенные куски штукатурки, виднелись прогнувшуюся, потрескавшиеся балки. Перегородки раскрошились и обрушилось, так что подвал, по сути, превратился в одну необъятную комнату, пол местами провалился в землю — возможно, гунт осел, а на краю террасы дом ничто не подпирало. Давным-давно, прежде чем на дом окончательно махнули рукой, кто-то предпринял вялую попытку на авось залатать несколько крупных дыр бетонными плитами. Запах остался все — таким же прежним — моча, плесень и грязь, — только усилился.
— Полный трындец... — жалость пробурчал Кайлин, мешкая на нижней ступеньке. — Полный трындец...
Глава 17
Его голос эхом отражался от дальних углов, зигзагами отскакивал от стен — казалось, кто-то бормочет в кромешное темноте. Кайлин вздрогнул и сразу — же замолчал.
Две плиты величиной с человека неизвестный умелец вдобавок щедро обмазал по краям цементом. Третью, кривобокую глыбу размером примерно четыре фунта на три, сляпали совсем уж через задницу — и хрен с ним, с этим цементом.
— Ну что доволен? — внезапно громко спросил за спиной Кайлин. — Так подвал на месте, дыра дырой. Может, пойдём уже, ай?
Я осторожно вышел в центр и надавил на край плиты носком ботинка. Многолетняя грязь удерживала её на месте, но, когда я навалился всем весом, плита едва ощутимо качнулась. Будь у меня какой-нибудь рычаг, найди я в кучах мусора по углам железный лом или кусок металла, я бы её поднял.
— Кайлин, — сказал я, — напряги-ка свои мозги: крысы в стенах не той зимой, когда я уехал, сдохли?
У Кайлина медленно расширились глаза. В тускло-сером полосатом свете он казался прозрачным, как зыбкая проекция на экране.
— Ох боже, Франциас. Только бы не это.
— Я задал тебе вопрос проще пареной репы. Крысы в стенах сразу после моего отъезда появились? Отвечай, да или нет?
— Франциас...
— Так да или нет.
— Франциас, это были обычные крысы. Они тут кишмя кишили. Мы их миллион раз своими глазами видели.
— Естественно, а как потеплело, от источника вони уже ничего не осталось и для жалоб домохозяину или коммунальщикам не было ни одной причины.