Мой наполовину

Дыхательная гимнастика. Второй заход и я почти в норме.

Прошлась по комнатам. И взглянув на шкаф в своей спальне, вспомнила про деньги.

– Чуть не забыла, – подбежала к нему и просунув руку, нащупала за ним пакет, в котором я прятала деньги.

Это может показаться странным и постыдным. Но когда мама стала без зазрения совести входить в мою комнату и брать деньги из кошелька. А потом как бы невзначай говорить: «Я там тысячу взяла у тебя в магазин сходила», я решила, что таким образом и мои накопления могут уйти однажды в магазин с ней и не вернуться.

Услышала, как входная дверь отворилась и сразу закрыла свою комнату, оставшись снаружи.

Вынесла на порог сумки и пошла за сыном.

– Вот значит, как поступаешь со мной? – задала странный вопрос мама.

– Прости? – обернулась посмотреть на нее, так как недоумевала. – Ты хотела, чтобы я что? Осталась? Сказала спасибо?

– А тебе не за что поблагодарить меня?

– Было бы, да только ты моего ребенка чуть не убила.

– Он психованный.

– Что-то я не замечала. А то, что сейчас он может капризничать, так это беспокоящие его зубы. Достаточно немного перетерпеть или заиграть его. Намазать мазь на десну. Вариантов много. Но никак не пичкать ему в рот еду.

– Монстром меня выставляешь?

– Я? Мне незачем это. Ты справляешься без меня с этим.

– А что будешь делать, когда ему в лицо станут тыкать, что он сын насильника? – ее вопрос сразу выбивает воздух, и меня начинает трясти.

Злость ураганом сносит терпение.

– Мой сын, – медленно ступаю к ней, говоря тихо, но четко произнося каждую букву, – никогда не узнает об этом. Как и о том, что у него есть бабушка. Можешь не сомневаться.

– А то что? Ты это всем расскажи.

– Всем? Это тебе и подругам твоим сплетницам? Мать защищает своего ребенка. Всегда и во всем. Но тебе, видимо, не понять никогда.

Ухожу в комнату и быстро одеваю малыша в теплый плюшевый комбинезон, иначе в другом спарится.

Прохожу мимо матери, не желая с ней больше говорить.

– Я пыталась тебя защитить, но ты сама выбрала путь погибели.

– Ого, как ты все завернула. Я прям почти поверила тебе, но не учла одного, мама, – выплевываю последнее слово особо четко. – Меня не нужно было защищать от принятых решений. Меня нужно было просто поддержать и сказать, что «все будет хорошо».

Открываю дверь, и передо мной возникает мужчина, надо бы спросить его имя. Он помогает мне с моей сумочкой, придерживает лифт, и мы оба в него заходим.

– Мои вещи, – спохватываюсь, обернувшись, когда створки уже почти закрылись, но вижу, что их нет.

– Все в порядке, они в машине.

– Спасибо.

Спускаемся в полном молчании. Также садимся и выезжаем со двора.

– Я не знаю, как мне относиться к вашей помощи.

– Как к помощи человека, которому не все равно.

– А это так? – спросила не знаю зачем, ведь все было, кажется, очевидно.

– Иначе я бы сейчас доел свой обед и принялся за работу, а вы… Не знаю, чтобы вы там делали.

– Я и сама не знаю, чтобы делала. Но я благодарна вам.

– Это квартира моих родителей. Отец умер полгода назад, а мама теперь живет в пансионате.

– Почему?

– Она сама так решила. Ее сложно переубедить. Но там настоящий санаторий, думаю, она рада.

– Как вас зовут?

– Олег.

– А меня Саша, очень приятно.

– И мне.

Мы снова замолчали. Сын уснул, а я все поглаживала его пухлую щечку и смотрела в окно мелькающих домов. Мы ехали на другой конец города, и я была почему-то рада данному факту.