Няня для телохранителя

Эпилог

— Захар, прекрати истерику! Схватки у меня, а кругами по дому с причитаниями бегаешь ты. Не думаешь, что это как-то ненормально?

Муж затормозил, взирая на меня глазами полного отчаянья. Можно было бы вечно умиляться этой картине — сраженному наповал шкафу-телохранителю предстоящими родами, как если бы не быстро растущие по силе и продолжительности боли в пояснице.

— Ненормально — это душить врача, принимающего роды у твоей жены, а я просто волнуюсь.

Вздохнула и махнула ладонью, разрешая… волноваться. Действительно, пусть лучше сейчас вон наволнуется до полного упадка сил, чем потом в родах будет чудить, как граф де Бомарше два месяца назад. Бедная Клара не знала, кого в первую очередь успокаивать: нервного мужа или полузадушенную женщину врача. Уже и не до родов было. Пришлось наследнику титула самому карабкаться к свободе.

А наш наследник тоже, кажется, очень спешит познакомиться, так что, прихватив свой уже давно подготовленный чемоданчик для поездки в родильный дом, пошла на улицу.

— Яровая Вероника, а куда это мы лыжи навострили без мужа?! — донёсся до меня гневный оклик из дома на весь двор, и это в два часа ночи.

Хорошо, что именно сегодня Лика с бабушкой уехали на два дня в гости к её подруге, у которой тоже гостила внучка. Хотя бы её не коснётся тирания нашего любимого агрессора, когда тот входит в фазу гиперопеки.

— Да какие тут лыжи, Яровой, ты мне сразу коньки тащи. Если сейчас покататься не успею, то хоть будет чего отбросить.

Про отбросить, конечно, пошутила, а вот насчёт коньков ни капли, ибо декабрь на редкость бесснежный, но зато с гололёдом, что надо.

— Ники, что за чёрный юмор в такой момент? — теперь гневный взгляд голубых глаз буквально во мне дыру прожигал.

Закатила глаза, схватилась за спину и громко ойкнула. Захар в секунды забыл, что сердился. Нацепив на лицо маску решимости, ринулся к машине, зацепив и меня с чемоданом по пути.

Ехали быстро и молча.

— Зар, ну ты чего такая бука?

— Волнуюсь.

— А я тут при чём? Между прочим, меня надо отвлекать от предстоящих мучений. Помнишь, нам на курсе молодых родителей вещали.

— А меня кто будет отвлекать? Ванилька, заканчивай балаган.

Поморщилась от нового приступа боли и легла на всю длину заднего сиденья.

— Плохо?

— Хорошо мне, Яровой! Хорошо. Рули спокойно.

А сама обдумывала, как бы избавиться от столь нервного папочки в родильном зале. Уверена, что буду вести себя плохо, а это доконает тонкую психику мужа.

— Зар, так клубники хочется. Может, привезёшь?

— А рожать?

— Ну, ты ещё три раза успеешь вернуться к главному процессу. Помнишь, нам говорили, как долго идут первые роды. А мне так сильно хочется, аж слюней полный рот. Если не веришь, то могу тебя обслюнявить.

Мужчина бросил подозрительный взгляд на меня через плечо, но я всем телом излучала искренность помыслов.

— Хорошо, но без меня сына не рожать!

— Как скажешь, дорогой.

В больнице нас ждали, немного потусовались в приёмной и сразу в родильную палату. Так что, как только Яровой, скрипя зубами, покинул мою палату, чтобы исполнить мою прихоть, схватила лацкан белоснежного халата моего врача.

— Марина Ивановна, если не хотите, чтобы вас ещё раз придушили, то советую максимально ускориться. ОНО вернётся, — кивнула головой в сторону дверей, через которые вышел мой ненаглядный.

— Сколько у нас времени?

Быстро прикинула расстояние и способность Ярового гонять даже через пробки, а тут вообще ночь, все дороги свободны.

— Думаю, часа три, максимум четыре.

— Придётся постараться! — вздохнула женщина, но явно воодушевилась.

И мы … успели. Яровой, наряженный в медицинский халат и шапочку, влетел в палату аккурат за минуту до первого крика сына.

На радостях, что всё закончилось, даже отрубилась на минуту другую. Устала как лошадь и жутко хотелось спать, так что решила передохнуть, пока малышом занимались медики.

— Ванилька, если сейчас не откроешь глаза, я тебя сам придушу!

Вот так всегда! С этим телохранителем никакой романтики.

— Зар, я тебе детей больше рожать не стану. Сам будешь. Никакой благодарности, — пробурчала, с трудом поднимая тяжёлые веки.

Муж склонился надо мной, а его глаза — два океана тревоги.

— Напугала меня. Не делай так больше, — прошептал мне, упираясь своим лбом в мой.

— Мне больше не спать? — уточнила, не понимая, чего от меня хотят.

— Не теряй больше сознание, — поправил меня, и ласковый поцелуй коснулся моих сухих искусанных губ.

Я?! Потеряла?! Но мысль растворилась в следующих словах мужа.

— Люблю тебя, Ванилька, но за то, что обманным путём избавилась от меня, надаю по попе.

От его горячего «люблю» у меня разом вся боль в теле прошла, даже включая усталость. Жар затопил душу по самые уши и щёки.

— То есть, Зар, чтобы ещё раз услышать от тебя признание в любви, мне придётся снова пройти родовые муки? — снова старательно спрятала свою эйфорию за любимым сарказмом.

Но в голубых глазах напротив, кроме нежности, смешинки, что видят меня насквозь.

— Ники, а ты, смотрю, слышишь только то, самой хочется? А насчёт наказания всё мимо ушей?

Он тоже смущён, напряжён, но глаз не отвёл. Доверие открыто нам до сих пор обоим даётся нелегко, но мы учимся. Практикуем.

— Конечно! Мне тут муж впервые в любви решил признаться, а ты про какие-то детские наказания лепечешь. Да пожалуйста, я даже сама юбку подниму и стринги кружевные приодену.

Ярового отпустило, и лёгкая улыбка осветила серьёзное лицо.

— Господи, Ванилька, с тобой я точно раньше времени поседею, — тихо шепчет, оставляя короткие поцелуи на моём лице.

— Да это не страшно, волосы можно покрасить. Главное, не полысеть, тут уже сложнее.

Он фыркнул от плохо сдерживаемого смеха возле моего уха, вызывая толпу мурашек по телу.

— Спасибо за сына, Ванилька! И да, люблю. Давно. Наверное, с первой встречи.

Теперь я ухмыльнулась. Кажется, сегодня мы окончательно перешли точку невозврата.

— Это почему ещё наверное? А? Яровой?

— Наверное, так как в то утро, когда твоя шикарная попка слиняла из отеля, я хотел тебя любить всего лишь чуть-чуть сильнее, чем прибить. И вообще, ты всегда вызываешь чувства, плохо поддающиеся контролю.

Моя моська расплылась в довольной улыбке, и я счастливо выдохнула.

— Ну, Панталонович, это я умею и регулярно практикую. Смирись, любимый.

Он улыбнулся широко, как если бы это сделал аллигатор по версии графа, ну а мне нравилось. Не видела, в отличие от Третьякова, улыбающегося крокодила, а вот искренняя улыбка моего мужа меня восхищала.

— Мамочка, сына кормить будем? — неожиданно включилась в нашу милую беседу, кажется, неонатолог, которая тоже присутствовала на родах.

— Естественно, как это наш Денис Захарович останется без завтрака, — оптимистично протянула руки, пытаясь за бравадой скрыть свою растерянность.

Вдруг не получится? Как вообще правильно?! Разом все уроки с курсов оказались позабыты.

В руки вложили попискивающий кулёк, а я дрожащими пальцами направила грудь к уже крутящемуся в поисках еды ротику. Дальше всё сложилось само. Чудеса, да и только!