Няня для телохранителя

Её голос дрожит, но взгляд такой решительный и кровожадный, что, если бы вместо меня пришёл кто-то другой, она бы всех своей скалкой уложила.

— Ванилька, ты …

— Захар, она, конечно, её мать, и ты мне не рассказывал вашей печальной истории развода до конца, но Лика была против ехать вместе с ней. И хотя я только нянька, но всё равно не разрешила.

И поднимает руку со скалкой, наглядно демонстрируя, как именно оказала протест этой ненормальной.

— Ванилька, ты охрененное чудо! Ты выйдешь за меня замуж?

— Захар, нельзя в присутствии ребёнка выражаться, что за привычка… — и замолкает, с недоверием оглядывая меня, а потом Лику. — Что ты сейчас спросил?

— Ники, папа предлагает стать тебе нашей мамой, — утирая нос ладошкой, гундосит дочь, даже прекращая сжимать в тисках своих ручек мою шею. — Ты его прости, он всегда так … как снег на голову. Никакой романтики, потому что сказки с нами не смотрит.

И да, я понимаю, что дебил, даже без нотации собственного ребёнка, но стало страшно, что я снова ляпну не то, как сегодня утром, а потом услышу выстрел. И моя жизнь разделилась на до и после.

— Вероника? — напоминаю, что жду ответа.

— Яровой, ты реально псих. Иди ты нафиг со своим предложением. Лучше вон с бывшей разберись, — нервно кричит Земляникина и кидает в сторону Лены моток бечёвки. — А то шляются тут всякие, стреляют, обзывают. Всё! Ванилопа, пошли отсюда. Нам домой пора, а то у папы твоего реально крыша протекла.

— Ванилька, тебе надо к врачу, — пытаюсь поймать её взгляд, но она отворачивается и только гневно дёргает рукой, подзывая мою дочь.

— О, Захар Панталонович, тут мы и без ваших соплей управимся.

— Я вызову своего личного врача.

— Да хоть санавицию. Мне всё равно. Я хочу домой. Лика, карамелька моя, пойдём. Папа тут будет порядки наводить, а я скалку с собой возьму. На всякий случай.

Дочка отлепляется и смотрит на меня вопросительно, ожидая разрешения уйти. Киваю, так как Вероника Андреевна права как никогда. Объем работы у меня охренительно большой.

Лика чуть улыбается и снова меня обнимает.

— Папуль, ты не переживай. Я её уговорю. Она останется с нами.

И в конце так ласково гладит по плечу, что аж в горле ком встал. Дожился! Дочь меня успокаивает и обещает устроить личную жизнь.

Целует мою щёку и торопится к преисполненной гневом Веронике.

— Ванилька, ты только никуда не уходи, пожалуйста. Тебе нужен врач, отдых и

— И психолог, а лучше два психотерапевта. С тобой, Яровой, лучше сразу на антидепрессанты и бронежилет на десерт.

Подхватывает полотенце со стула возле себя и засовывает под рубашку, где ранено плечо. Морщит нос, но, едва я делаю к ней первый шаг, чтобы помочь, выкидывает руку перед собой.

— Я сама.

Бросает короткий взгляд на Лену и с яростью пинает сумочку, что как раз валяется рядом с её ногами.

— Пошли моя карамельная! Сейчас выгоним на отдых Варвару Петровну и начнём готовить булочки с начала.

Девчонки уходят, а я всей душой рвусь за ними, но нельзя! Ники сейчас не то что мне, но и дьяволу голову откусит, а мне надо в который раз устранить беспредел, который учинила бывшая.

А потом я найду Ванильку и больше никуда не отпущу. Только через мой труп.

Вероника

Плечо ноет, поясницу тянет, нервы в хлам, но булочки, правда с помощью экономки, мы всё-таки испекли.

Меня, причитая и охая, Варвара Петровна усадила командовать парадом, как Ленина на броневик, а сама с Ликой и безмерным энтузиазмом принялась замешивать тесто. Я же больше следила за девочкой, чем за готовкой, переживая за то, какой ужасный стресс она сегодня перенесла. Но Ванилопа, несмотря на небольшую заторможенность, с усердием выполняла поручаемые ей задания, болтала на тему начинок и как-то с особым трепетом смотрела на меня.

Приходил к нам и серьёзный дядечка врач. Равнодушно поковырялся в моём плече, заявив, что моя рана как царапина. Сделал перевязку, выписал рецепт, а потом ещё и лечь на кровать заставил. С умным видом осмотрел мой живот, помял его со всех сторон и, заявив, что с моим пузожителем всё хорошо, наконец-то свалил, оставив номер своего телефона. На всякий случай.

А мне хорошо не было, хотя ради малыша я старалась не думать о том, что было и что могло быть при другом раскладе карт. Не вспоминать слова Захара на кухне в лесном домике и его потерянный взгляд, когда он смотрел на меня. Старалась, но выходило только процентов на пятьдесят.

К вечеру в доме появился сам граф де Бомарше и, слопав четыре булочки с какао, отправил меня отдыхать, а сам уволок крестницу в детскую комнату.

И вот я уже полчаса сижу в одном халате на голое тело на краю ванны, потому что не в силах решить проблему принятия душа с повязкой на полплеча.

Может, в скорую позвонить или МСЧ? Помогут мне, идиотке, с советом. Странно, как я умудрилась справиться с психованной и вооружённой дурой, если теперь не могу элементарное придумать.

Но сил и желания искать свой мобильный тоже не имелось, поэтому придётся пойти спать грязной.

И вдруг стало так себя жалко. Ну, прямо хоть реви в три ручья!

И я заплакала. Чувствую, как горячие слёзы обжигают щёки и соль на губах, но на душе становилось светлее и, самое главное, легче.

И где-то в середине моего дзена дверь в ванную открывается, являя хозяина дома.

Смущаясь собственной слабости, закрыла лицо ладошками, прячась за ними от настойчивого голубого взгляда.

Захар подходит ко мне, и я чувствую его тёплые и приятно тяжёлые ладони на своих плечах, чувствую нежный поцелуй в макушку, и мои водные шлюзы прорываются с новой силой.

— Ванилька, прости за всё, — шепчет мне в волосы и бесконечно их целует.

Киваю и утыкаюсь носом в его живот, нещадно удобряя соплями его рубашку.

— Болит? — всё также шепчет Яровой, аккуратно пробегая пальцами по раненому плечу.

— Не особо. Врач сказал царапина. Вот только хотела душ принять, но никак не могу придумать, как это сделать, — сквозь нервные всхлипы пытаюсь донести всю горечь моей непростой ситуации.

— Сейчас всё сделаем. Не переживай, — уверенно отвечает мужчина, осторожно подтягивает меня под локти наверх.

Приходится подняться и всё-таки посмотреть в голубые очи.

— Зар, я там в домике с перепугу тебе ерунду всякую наговорила насчёт антидепрессантов и прочего.

— Земляникина, прекрати извиняться! Во-первых, ты права, а во-вторых, ты ещё была крайне ласкова со мной. Я бы в твоём случае, наверное, всех бы убивал на месте без суда и следствия.

Мне снова на душе легчает, так как тот словесный понос в сторону Ярового был лишь результатом пережитого, а потом мне стало стыдно.

И пока я пытаюсь прекратить икать и шмыгать носом как ребёнок, мужские пальцы развязывают мой пояс на халате, не забывая огладить живот. И впервые за время нашего знакомства в движениях Захара на моём голом теле нет сексуального подтекста.

Его пальцы слегка дрожат и очень нежны, словно он не верит, что это я.

— Испугался? — догадываюсь я, накрывая его пальцы своими холодными лапками.

— Нет, Ники, — и вздыхает так глубоко, будто и не дышал всё это время. — Я почти умер, когда услышал в телефоне выстрел.

Рефлекторно сжимаю его руки, так как боль, как напоминание того кошмара, пробивает через ранение на плече.