Страница 36 из 60
— Это твоё фырчанье полудохлика что именно означает? — серчает Соня, сверкая своими серыми глазами.
— Так, Мармеладова, выключи, пожалуйста, режим внучки главного прокурора нашего города, — торможу на подходе буйство подруги, а то потом мы её всем скопом не заткнём. — Здесь все невиновные, амнистии не требуется.
Наливаю дрожащей, как у алкоголика, рукой воды из графина и жадно припадаю губами к стакану. Пью и чувствую жалящий щеку взгляд. Яровой.
Скашиваю глаза в его сторону, чтобы только лишний раз убедиться в своей правоте. Смотрит и ещё как смотрит- то ли убивать собирается, то ли в свою спальню на «пожизненное» спрятать. Сразу не разберёшься.
— Кто такой смелый вызвал врача и продырявил мою задницу? — утолив жажду, перешла к главному — восстановлению потерянных событий и раздаче пенделей подругам.
Обе синхронно ткнули указательными пальцами в Ярового. Опаньки!
— Захар Пантелеймонович, объяснения, пожалуйста.
И это я, кажется, зря. Ибо только плеснула масло в уже тлеющие угли будущего пожара.
— Вероника, ты лучше не начинай.
— О! Снова угрозы!
— Да, а если и дальше в таком тоне разговор продолжишь, то домой поедешь связанная и на заднем сиденье моей тачки. Доходчиво поясняю?
А теперь и я злая, так как нехрен орать на меня больную и несчастную.
— Панталонович, я не поняла, тебе девочки тут на яйца наступили и их же в задницу засунули, что ты орёшь как раненый носорог и бивнями трясешь?!
Краем сознания слышу пугливое Машкино «ой», но я сейчас нахожусь в той стадии агрессии, что хочется только бить и убивать.
— Ну, всё, Земляникина, выпросила, — подрывается с кресла Яровой, что-то по старинке хоть и тяжёлое, но отлетает к окну как нечто невесомое.
Не успеваю сообразить, что к чему, как меня уже самым варварским способом водрузили на плечо и сразу потащили в спальню. Подруги тоже вскочили с дивана, и теперь хвостиком шагают за нами.
— Захар, совсем рехнулся? Девочки, — верещу я, брыкаясь как бешеная лошадь.
— Молодой человек, вы полегче, — уверенно начинает диалог Соня.
А Сорокина подозрительно молчит. Предательница. Втюрилась в этого …
Додумать не успеваю, меня скинули с плеча на кровать.
— Ники, тебе ровно пять минут, чтобы собрать все свои вещи. Ты переезжаешь.
— Куда это? — блею я, теряя весь запал от железобетонной уверенности в мужском голосе.
— Ко мне.
Распахиваю глаза и рот тоже, но звука нет. Онемение последней стадии.
— Время пошло, — убийственно добавляет Яровой и выходит из спальни, выталкивая перед собой моих подруг. — На выход, барышни. Кто-то так желал меня услышать.
Дверь за ними закрывается, что мне слышно только мужское бормотание и короткие возгласы девчонок. Это беспредел! Я никуда не поеду! Сейчас Мармеладик всё популярно и на пальцах растолкует этому лесному чудищу.
Вольготно расположилась на кровати, упираясь в её мягкую спинку, и принялась ждать. Недолго, кстати, действительно не больше пяти минут.
Дверь резко открывается, являя мне спокойного Захара, но это только игра. В реале мужик в бешенстве, а самое грустное — я пока не поняла причину этого помешательства.
— Значит так? — намекая на моё бездействие, тихо цедит Захар.
— Ага. Я никуда не поеду. Тебе по слогам сказать, а то с французским у меня беда.
— Перетопчусь.
— Отлично! Тогда куда ты дел моих девчонок?
— Мы в гостиной, — доносится спокойный голос Сони.
— О, всё, Захарка, досвидос! Провожать не буду, дорогу сам найдёшь, — злюсь и ненавижу себя одновременно.
Ненавижу за слабость перед этим человеком. Ведь только представляю, как он уходит, и уже в сердце что-то громко лопается. Жесть!
— Ну, Ванилька, сама приняла решение. Хотя я поддерживаю. Зачем тебе лишнее, а всё необходимое ты у меня и так получишь, — подходя ко мне, уверенно провозглашает Яровой.
— Захар, ты, кажется, направление попутал.
— Нет, это ты, стервочка, мне все мозги запутала. Надоело. Всё, — и решительно протягивает ко мне загребущие конечности.
Дёргаюсь в сторону, избегая его рук, но не успеваю, и мужские пальцы смыкаются на моей щиколотке. Прямой контакт голой кожи коротит нервную систему, лишая возможности к сопротивлению на несколько секунд.
Панталонович зато не теряется и тут же подтаскивает за ногу к себе, чтобы снова закинуть на плечо.
Громко и тяжело дышит от плохо контролируемого бешенства и явного возбуждения, об которое я ненароком ударяюсь бедром, когда меня вешают на своё тело.
— Захар, что случилось? — пытаюсь наладить контакт, так как меня несут в домашней одежде и с босыми ногами в коридор.
— Поговорим дома.
— Я уже дома.
— Уже нет.
Скриплю зубами от бесполезной ярости.
— А сейчас мы не можем поговорить?
— Нет. Сейчас тут слишком много свидетелей, если я начну задавать вопросы, а ты мне снова начнёшь нагло в глаза врать, то будет много лишних трупов.
Он же шутит? Да?! Так как по его злому лицу с каменными желваками на щеках сразу и не поймёшь.
— Маш, Сонь, ну вы чего просто молча стоите и ничего не делаете? — вспоминаю о подругах и жалобно тяну к ним ручки.
За это тут же получаю так весомо по заднице. Эй!
— Не трогай их. Они тебе не станут помогать в побеге от меня.
— Машуля, птичка моя, — нервно дёргаюсь в сторону следующих за нами девчонок.
Мы уже в коридоре, и до решающего выхода остаётся всего несколько секунд.
— Земляничка, вам и правда надо нормально поговорить. Прости, — и протягивает похитителю мою сумочку с ключами и деньгами и мой мобильный.
Злюсь теперь на всех. Кругом произвол и нарушение прав человека на свободу и независимость.
Так мы и уходим.
В подъезде тихо и пусто, ни одного признака присутствия моего бывшего. На улице уже совсем вечер, значит, я проспала несколько часов. Дождь прекратился, оставляя влагу в воздухе и всё ещё местами серое небо, но погода явно пошла на улучшение. Чего нельзя сказать о моей жизни.
Не то чтобы мне было реально страшно от этих выпадов Ярового, но возмущение от собственного бессилия толкало на безрассудство.
В противовес угрозе сгрузили меня на переднее пассажирское и связывать тоже не стали.
— И не дергайся, — уже спокойнее попросил мужчина, щёлкая моим ремнём безопасности.
Хочется показать ему язык и сильно стукнуть по этому мощному затылку, но … сдерживаюсь.
Я тоже взрослая, будущая мать и потому могу вести себя цивилизованно. Отворачиваюсь к окну и выказываю своё порицание его поведения выразительным молчанием и разглядыванием пейзажа за окном.
Когда, выезжая за город, мы сворачиваем на другую дорогу, напрягаюсь, но из вредности продолжаю молчать.
Скоро вокруг только лес, дорога с асфальтированной меняется на просёлочную с ухабами и грязевыми лужами, а небо всё больше темнеет.
— Куда ты меня везёшь? — в итоге не выдерживаю.
— Поговорить, — сухо отрезал водитель.
— И это будет последний разговор в моей жизни?
— Ники, глупости не неси.
Действительно, зачем ему меня убивать, я и так ничего ему не сделаю. И даже не потому что не могу, а потому что не хочу, ведь этот козлина мне нравится, а ещё отец моего ребёнка.