Страница 15 из 76
И он оказался победным. Крылья в оставшееся время очень старались добыть хотя бы одно очко.
Но у них не получилось. Третьяк, который весь матч проводил на среднем для себя уровне в концовке включил режим супергероя и не пропустил после двух стопроцентных моментов. Всё-таки Влад что-то знает об этой игре!
В итоге мы, несмотря на все проблемы таки взяли шесть очков из шести возможных на старте. Ну разве мы не молодцы?
Руководство областного спорткомитета посчитало также и от всей души выписало всей команде шикарные премиальные. По тысяче рублей на брата. Ну и еще по сотне каждому кто забивал в этих трех матчах.
И так как следующая игра у нас была только через четыре дня, пусть это и выезд, Асташев решил что команде надо это дело отметить.
В итоге все, кроме меня, поехали в Свердловский «Океан». Я же отправился в новую квартиру родителей. Надо же посмотреть на наши новые жилищные условия.
Ну что сказать? После однушки это шикарный апгрейд. Нынешние 69 метров не чета прежним тридцати трём. Плюс потолки высокие и раздельный санузел сразу с двумя балконами.
Хорошая квартира, нечего сказать.
— Как тебе твоя комната? — спросила меня мама когда экскурсия по другому не скажешь перешла в меньшую спальню.
— А почему моя? — ответил я вопросом на вопрос, — это скорее Катина комната. Да и то, ровно до тех пор пока она не вырастет.
— Что ты такое говоришь? Она твоя.
— Мам, ну сама подумай. Я летом уезжаю в Москву, играть за ЦСКА. Потом там же буду проходить службу. Будем смотреть правде в глаза, когда я отдам долг Родине. пусть и таким образом то точно не буду жить в Нижнем Тагиле, с вами. Катина это комната, Катина. А я так, временный квартирант. Когда я буду к вам приезжать мне и диванчика в зале будет достаточно. Это в любом случае лучше чем наша бывшая однушка. Тем более что комнаты не проходные. Отлично же!
Итогом стали слёзы мамы и кулак отца, который он мне показал из-за её плеча.
Ну а что я мог сказать, на самом деле. Саша Семенов уже взрослый, пусть ему и всего семнадцать. Как-то это неприлично и неправильно в моём положении говорить то что хочет услышать мама и дарить ей какие-то ложные надежды. Нет. дорогая моя мамочка. Я конечно всеми силами буду устраивать и вашу с отцом жизнь и жизнь моей еще неродившейся сестренки, но надо называть вещи своими именами.
— Так, мать, шла бы ты лучше спать, — сказал отец, обняв маму, — а я с Сашкой еще посижу. поговорю за жизнь.
— Да, мам, папа прав. Тем более что теперь отдых нужен не только тебе но и Катеньке.
Когда мы с отцом уложили маму, она очень долго не хотела меня отпускать и в итоге так и уснула в моих объятьях, то тихо как мышки пошли на кухню.
Там папа достал бутылку виски, ту самую которую когда-то передал со мной Витя Кутергин, из шкафа над новеньким холодильником. Старый ЗиЛ ушёл в небытие заняв свое место в дачном домике.
— Ты же только что из Канады, — начал отец, — должен знать как пьют эту отраву.
— Ну почему сразу отраву, вполне приличный алкоголь. На мой вкус он даже лучше чем наша водка или коньяк. Его пьют или с колой, или маленькими глотками со льдом. Ну или чистым, как нашу водку.
— На твой вкус… Ты там в Канаде времени не терял, как я посмотрю. Как пить виски узнал. А ведь тебе всего семнадцать.
— Пап, ну что ты начинаешь? Да, врать не буду, я там не только в хоккей играл.
— Да знаю я чем ты там занимался. Мне, после вашего возвращения и Влад рассказал, — ого, видимо у отца с Третьяком сложились намного более близкие отношения чем я думал, — и оба Сан Саныча. И Асташев и Нестеренко. ТЫ сынок, даже не представляешь как много людей о тебе беспокоятся.
— И что же они тебе рассказали? — спросил я когда скрутил пробку и достав из настенного шкафа налил на два пальца виски. Папа в это время тоже времени зря не терял и достал из холодильника балык и сыр.
Хорошо всё-таки быть звездой хоккея. Меньше года прошло с того момента когда моя семья, вот чёрт, как теплеет в груди когда я так думаю, не могла себе позволить себе что-то подобное!
А сейчас мы с отцом сидим на просторной кухне в новенькой трешке. Под окнами белоснежная шестерка, в бокал импортное бухло а на столе разносолы. Красота!
— Ох… Ну и горлодёр, — только и сказал отец когда мы с ним выпили и закусили. Он мясом а я сыром, — но что-то в этом есть. Хорошая штука, необычная.
— Пап, так что ты имел ввиду? Что тебе рассказали?
— многое, Саш, многое. И как ты собачился с нашими чиновниками. И про эту немку мне тоже рассказали. Ты чего покраснел? Давай по второй, завтра у меня выходной.
Ну по второй так по второй, тем более что и я завтра свободен.
— Ты же не будешь меня расспрашивать про Катарину? — спросил я когда виски обжёг мой пищевод и я осадил напиток сочным ломтиком копченого мяса.
— Нет конечно. За кого ты меня принимаешь. Я и про Нику лишних вопросов не задавал. Ты слишком быстро вырос, сынок. Кто бы мог подумать еще год назад что всё так сложится. До сих пор удивляюсь как ты разом повзрослел после той травмы. И тому как ты заиграл в хоккей я тоже удивляюсь. Хотя я всегда считал что это твоё. Даже когда ты приходил с разбитым носом и буквально бросал в прихожей коньки и клюшку, говоря что больше в секцию не пойдешь, я всегда был за то чтобы ты продолжал.
— Спасибо, пап, — только и сказал я, — без тебя у меня бы ничего не получилось. То что я стал чемпионом мира, пусть пока что и по молодежи и олимпийским чемпионом это целиком и полностью твоя заслуга! Без тебя и мамы я бы не смог.
После этих слов, закономерно, последовала третья. После которой папа спросил о том что его по настоящему глодало.
— Саш, вот ты матери сказал что скоро будешь у нас гостем. А что ты вообще думаешь о твоём будущем?
— Пап, вот только тебе. Не в передачу. Даже маме это пока рано знать. Идёт?
— Конечно, я могила.
— Года через три я уеду играть в НХЛ. Я уверен. В союзном спорткомитете всё решено. Сто процентов. Они там копытами бьют в ожидании когда я повзрослею. На кону очень большие деньги, миллионы. И не рублей а долларов.
Сказать что эта новость огорошила отца это всё равно что промолчать. Он даже вышел в коридор и принёс оттуда сигареты. Открыл дверь на балкон, отправился туда и закурил, смоля одну сигарету за одной.
— А тебе не страшно? — спросил он когда вернулся, — это не в Москву переехать. Это совсем другое.