Страница 54 из 78
Выбросить ни в чем не повинные цветы в ближайшую к подъезду урну не позволяет совесть, а еще железобетонная уверенность, что отличник полирует пристальным взором мою спину. Так что я ныряю в светлый холл первого этажа, захлопывая за собой дверь, и передариваю презент охраняющей наш покой тете Зине.
А в квартире у Филатова пусто и темно, только на холодильнике висит придавленная круглым красным магнитом записка. Сообщающая, что Агата Павловна убыла к своей подружке Лидке и вернется не раньше завтрашнего вечера. Написанный же заглавными буквами постскриптум просит нас с Иваном «шалить, не громко и качественно». И я не знаю, то ли плакать, то ли смеяться от таких непрозрачных намеков.
За окном из прохудившегося неба все так же льет неистовый дождь, барабанит крупными каплями по стеклу, и я, решив скоротать время до прихода соседа, запираюсь в ванной комнате. Погружаюсь в горячую воду с высокой пенной шапкой по подбородок и мурлыкаю услышанную на радио песню с лишенными смысла словами, но веселым мотивом.
Вдоволь нанежившись в приятном тепле, я пропускаю звук открывающегося замка, выхожу в коридор в одном полотенце и резко торможу, натыкаясь на нечитаемый взгляд стремительно темнеющих карих глаз. И я не могу пошевелиться, цепенея и впитывая чужое восхищение, граничащее с чудовищной жаждой. Которые толкают меня в Ванькины распахнутые объятья и затмевают и доводы рассудка, и жалкие нормы морали, которыми я и без того не слишком сильно обременена.
От Филатова пахнет грозой и свежестью, а еще моим любимым сандаловым ароматом. И я первая тянусь за поцелуем, не желая думать ни о последствиях, ни об обязательствах, ни о не прозвучавших обещаниях. Путаюсь в скатившемся по телу и упавшем на пол полотенце и больше не ощущаю земли под ногами, потому что Иван подхватывает меня на руки и несет в спальню, где нам точно больше никто не помешает.
Одежда с его торса исчезает за наносекунду, потому что мое терпение кончилось еще вчера, когда Ванька говорил, что не хочет, чтобы между нами что-то заканчивалось. И я добровольно снимаю все блоки и возведенные с таким усердием барьеры, со свистом падая в хмельной омут, застилающий все вокруг, кроме ослепительного желания, разделенного на двоих.
— Какая ты красивая!
Почти беззвучно шепчет Филатов сиплым голосом, и я начинаю дрожать от его осторожных прикосновений. Которые боготворят, дразнят и дарят ни с чем не сравнимое наслаждение. Как будто я — единственная девушка, имеющая значение для нависшего надо мной мужчины.
Сверкнувшая молния разрезает кромешную темноту, воцарившуюся в комнате, и я вижу бисеринки пота, собравшиеся около Ванькиного виска. Повинуюсь выматывающей изнутри потребности и ласково стираю влагу подушечками пальцев. Теряюсь в принадлежащем нам обоим стоне и четко осознаю, что не готова ни останавливаться, ни сдавать назад. Ни за что. Даже за два миллиона зеленых Вашингтонов.