Страница 33 из 78
Глава 17
Еще не переварившийся завтрак грозит покинуть желудок, перед глазами плывут разноцветные круги, а Иван все продолжает меня кружить. И я с восторженным визгом встречаю твердую землю, разве что не бахаясь на колени и не начиная воздавать молитвы всевышнему за то, что осталась в живых. Но включившийся на полную мощь энтузиазм соседа уже не остановить.
Ванька хватает меня подмышки и на буксире тащит в спальню, и я уже всерьез опасаюсь за свою девичью честь и что там еще положено беречь приличной студентке. Но двухметровое чудо (или чудовище?) подлетает к одежному шкафу и за малым не срывает его дверцы с петель, и я, наверное, только сейчас осознаю весь масштаб принятого по дурости предложения.
— Филатов, я на такое не подписывалась! — я без устали тереблю край свободной футболки и нервно так похихикиваю, потому что всерьез воспринимать ситуацию и Ваньку, дотошно инспектирующего мой гардероб, не получается. А когда он достает из верхнего ящика мои любимые нежно-голубые трусики-танга, я и вовсе заливаюсь румянцем и начинаю спешно искать кнопку отмены миссии. — Все, сосед, я передумала!
— Алена, прекрати. Это всего лишь на пару недель, — отмахивается от меня, как от назойливого насекомого, непривычно сосредоточенный брюнет и выуживает на свет короткую джинсовую юбку вместе с черным гипюровым платьем, которое, при желании может легко уместиться у него в кулаке. — А нормальная одежда у тебя есть? Потому что это показывать маме нельзя.
Сначала я внимательно рассматриваю вещи, а потом опускаю глаза вниз, изучая набитую в честь совершеннолетия татуировку, спускающуюся от середины бедра к колену. И ничего криминального ни в предметах одежды, ни в черной розе с витыми веточками листочками не нахожу. И, набрав полные легкие воздуха, намереваюсь отстаивать свои права (в том числе, что носить) до последнего.
— Окей, Филатов, я поживу у тебя. Но гардероб свой менять категорически отказываюсь, понял? — я уже не надеюсь, что получится отделаться малой кровью, поэтому, смирившись с выпавшей на мою долю участью, натягиваю на ходу другую футболку вместо кролика Роджера и выдаю ценные указания: — Сейчас ты едешь в гипермаркет за продуктами, а я приступаю к уборке. Потому что твою берлогу и целая клининговая компания за день не вычистит. Ферштейн?
Недвусмысленно намекаю Ваньке на день нашего знакомства, получаю во владение ключи от квартиры, где деньги лежат, и с содроганием иду на баррикады.
Взлелеянный соседом бардак поражает своими размерами и вызывает стойкое желание взяться за отцовский ремень с армейской бляхой, исключительно в воспитательных целях. Потому что к двадцати шести, блин, годам пора было повзрослеть и научиться ликвидировать гору мусора до того, как она начнет вываливаться из ведра.
Сделав пометку провести воспитательную беседу на тему различия между балконом и свалкой, я шумно выдыхаю, заталкивая преступные порывы поглубже, обреченно выдыхаю и плетусь выносить отходы жизнедеятельности обнаглевшего неандертальца. И чего я точно не ожидаю, так это столкнуться в холле со статным мужчиной в серо-стальном костюме тройке, с идеальными стрелками на тщательно отутюженных брюках и недешевыми запонками в манжетах стильной кипенно-белой рубашки. Оттаптывать чужую обувь в мои планы так же не входит, но судьба, видимо, имеет свои счеты к обладателю терракотовых ботинок из крокодиловой кожи.
— Что-то я не подготовилась, вечернее платье не надела, — я неразборчиво бормочу себе под нос, таким экстравагантным образом маскируя небольшой дискомфорт, который я испытываю от нахождения рядом с эдаким образчиком совершенства и порядка.
— И давно вы здесь живете? — мужчина окидывает долгим нечитаемым взглядом мои ноги в пушистых тапочках-зайцах, наспех заколотые в пучок волосы и два полупрозрачных пакета с пустыми бутылками из-под пива, коньяка и виски в хрупких женских руках, и явно приходит к неутешительным выводам. — Что-то я вас раньше не видел.
— Я вас тоже, — уточнять, что мой график далек от нормального, что после учебы я частенько мчу на репетиции и возвращаюсь исключительно за полночь, я не собираюсь. Молча выскакиваю в распахивающиеся двери лифта, оставляя чопорного субъекта озадаченно скрести затылок, и врезаюсь в выворачивающую из-за угла суровую тетю Зину, невинно роняя: — в конце концов, не труп же я иду под окнами закапывать, ей-богу.
Избавившись от мусора и обойдясь без происшествий, я топаю обратно с чувством выполненного долга и тыкаю на тринадцатый этаж. Который ненавидят все, начиная от курьеров, заканчивая коммунальными службами, потому что лифт мистическим образом игнорирует заданный маршрут и отправляет пассажиров то на двенадцатый, то на пятнадцатый, а то и вовсе вниз на шестой этаж. И только жильцы злополучной обители знают, что кнопка западает и нажимать на нее нужно сильно, долго, настойчиво и, желательно, дважды.
Я возвращаюсь к оставленному беспорядку, который за время моего отсутствия не уменьшился ни на грамм, и с двойным усердием принимаюсь разгребать авгиевы конюшни. И, когда подходит к концу третий час, я больше не задаюсь такими вопросами, как: а что в ванной комнате делает электрическая гитара. Или почему на антресолях живет точная копия диснеевской русалочки. Ну, а по какому назначению используется самогонный аппарат на балконе, я и так догадываюсь без лишних пояснений Филатова. Вошедшего в квартиру на цыпочках и напугавшего меня высоким басом, достойным самого Шаляпина.
— Дорогая, а что у нас на люстре делает бюстгальтер? — на пару мгновений я выпадаю из реальности, потому что этот обалдуй так правдоподобно вжился в роль счастливого жениха, что неподдельное удивление у него на лице можно принять за чистую монету.
— Это мне, как твоей невесте, полагается задавать подобные вопросы. Учитывая, что модель и размерчик явно не мои, — поборов первый шок, я вступаю в игру и, еще раз оценив предмет нижнего белья критическим взглядом, выдаю подходящую ситуации версию: — но могу предположить, что либо изображает флаг на завоеванной крепости. Либо представляет собой эквивалент хрустальной туфельки, по которой ты должен найти ее обладательницу. Избавь только от участия в примерке, а?
И я не знаю, почему мои слова приводят Ваньку в дичайший восторг.