Ошибка разбойника

— Подумай.

— Что ты затеяла, баба? — подручный главаря разбойников с подозрением посмотрел на обнявшую его и положившую голову на его грудь камеристку.

— То и затеяла, что не хочу, чтобы тебя погубил твой сеньор.

— Служить ему выгодно. Опасно, само собой, а как деньги иначе добыть? Большие деньги, Кончита, ты таких и не видела, хоть и служишь у герцога.

Камеристка почуяла, что разговор начинается нужный.

— Всех денег не получить. Хозяин твой скоро станет важным чиновником, всё равно что вельможей, ему опасные дела ни к чему будут.

Женщине удалось нащупать больную мозоль. Роберто и сам размышлял, не решит ли дон Стефано, что при будущей должности ему ни к чему в охранниках осведомлённый о делах сеньора разбойник. Привычка главаря избавляться от знающих слишком много сообщников подручному тоже была известна. Правда, некоторых людей он отпустил с миром, но выбрал для этого туповатых участников простых нападений. Прикидывая, не удрать ли подальше, прихватив с собой деньги, Роберто опасался преследования. Сеньор дель Соль, очевидно, сворачивал разбойничьи операции и мог в отместку выставить бывшего правой рукой подельника главарём банды. Роберто стали бы искать по всей Эспании, где всюду выдадут чужака. Возможно, даже в колониях было бы не укрыться среди тамошнего разношёрстного сброда. Главное — закоренелого бандита совсем не прельщала мысль о жизни в бегах. Смерть матери напомнила, что юность прошла, остаться без единого близкого человека оказалось тоскливо. Как и его сеньор, подручный дона Стефано хотел обзавестись домом, порядочной ладной женой и детьми, которым не придётся ради куска хлеба или иных удовольствий выходить на большую дорогу.

Беспокоило, что дон Стефано не так давно отправился на какое-то дело, вернулся взбудораженный, на вопрос подручного рыкнул «Не лезь!» Из взятых с собой десяти человек половину отпустил сразу, двое вскоре погибли — не исключено, что не без помощи главаря, — а трое выглядели пришибленными. Если бы на то же время не пришлось жертвоприношение в Талоссо, Роберто сумел бы разузнать, где и зачем сеньор устроил нападение, которое скрыл даже от ближайшего помощника. Колдовство спутало карты — всюду можно было нарваться на стражников или осведомителей инквизиции, и подручный предпочёл сидеть тихо, не выясняя, что за дело озадачило главаря. Теперь Роберто гадал, можно ли принимать за чистую монету обещание дона Стефано взять его с собой в почтенную жизнь.

Толстые пальцы разбойника сжали распущенные по плечам волосы любовницы. Роберто приподнял голову камеристки и посмотрел ей в глаза:

— Прямо говори, что затеяла, баба. Чую, неспроста ты обо мне стала заботиться.

— Что мне скрывать? — Кончита сумела подавить страх. — Ты сам знаешь, как я хочу твоего сеньора отправить прямиком в ад, и почему — знаешь.

— Способ нашла? Кто надоумил? Ещё кого приманила своим сладким местом?

— Обошлось и без сладкого, — женщина твёрдо посмотрела в глаза любовника, не думая оскорбляться.

— Ваш доверенный, что ли? — хмыкнул разбойник. — Ему бабы ни к чему, верно, только я с пьяницей дело не стану вести.

— Не он. Оставь ты о сладком. Кому месть нужна, тому не до женщины.

Роберто отпустил волосы камеристки. Он по-своему был очень неглуп и первым делом подумал о приснопамятном пьяном обеде.

— Неужто мытарь?

Поколебавшись, Кончита рискнула.

— Он.

— Ему-то что?

— Оскорбление.

— Брось, дурёха. Чернильная душа обидчивой не бывает.

— Дон Стефано оскорбил его мать.

Роберто хмыкнул, но уже не столь недоверчиво. Вслух сказал:

— Кто с бумагами возится, всегда хитрецы. Мутные они. И трусливые.

— Будь сеньор Мендес трус, он бы спустил оскорбление.

— Бумаги денег принести могут не хуже разбоя… — протянул Роберто.

— Твоего сеньора скоро на высокую должность назначат — не дотянешься, казначей перед ним должен будет прыгать на задних лапках, и… — Кончиту вдруг осенило. — Знатные господа украдут, а свалят на простолюдинов.

Роберто приподнялся на локте.

— Теперь говоришь дело. А то ишь — оскорбление! Не хочет этот писака, чтоб дону Стефано пирог, а ему гроб на галерах. Что ж, он и впрямь затеял до моего сеньора добраться. Ладно, подумаю.

43. Бывший матрос

Спустя пару дней Роберто сам объявился в особняке герцога, без церемоний потребовал сеньора Флореса и тихо ему сказал:

— Слышь, пьяная шкура, мне не ты, мне Кончита нужна, на два слова будто случайно. Сам придумай, зачем я к тебе приходил, мне скажешь, когда я обратно пойду.

Доверенное лицо губернатора, в этот день трезвый, не повёл даже бровью, крикнул лакея и мрачно буркнул ему:

— Позови Кончиту скорее! Надо же было так с кружевами напутать… — Вошедшей камеристке сеньор пригрозил: — Ты хочешь за кружева герцогини из своего кармана платить? Там один отрез столько стоит, что двадцать таких, как ты, с головы до ног можно одеть! Скажи спасибо сеньору Pоберто, что он любезно согласился записку от мастерицы мне передать, а не госпоже экономке! Она бы тебе путаницы не спустила! Что за грохот? — с этими словами и грозным выражением лица сеньор Флорес выскочил из комнаты.

Кончита заметила, что её любовник сегодня непривычно встревожен, угрюмее обычного, а руки слегка дрожат.

— Устрой разговор с этим Мендесом. Я, он, ты и ещё один человек. Не бойся, не выдам нашему дьяволу ни мытаря, ни тебя.

Еле успев кивнуть, камеристка воззрилась на дверь, из-за которой донёсся недовольный голос сеньора Флореса:

— Я что ей, дуэнья?

В комнату вместе с сеньором вошла экономка и набросилась на Кончиту:

— Что ты себе позволяешь с мужчиной наедине?

— Простите, сеньора, я так волнуюсь за хозяйские кружева… — служанка смиренно опустила глаза.

— Распустёха бесстыжая! — голос почтенной женщины был наверняка слышен в коридоре, а то и дальше.

— Не извольте беспокоиться, спасибо любезности сеньора Роберто, уладили всё с кружевами.

— Таких кружев нет больше в Сегилье!

— У герцогини лучшие кружева, и все в полной сохранности!

Роберто не выдержал:

— Замолчите вы, бабы, не то сделаю вам кляпы из кружев!

— Болван! — накинулась на него экономка и перешла сразу на шёпот. — Хочешь, чтоб в доме гадали, какого рожна ты сюда заявился?

— Ну, бабы… — проворчал мужчина уже под нос и ретировался, а сеньор Флорес обратился к Кончите:

— Что надо?

— Встречу устроить. Я, сеньор Мендес, Роберто и с ним кто-то ещё. Чем скорее, тем лучше.

— Ладно. Устрою. Не проведает ни одна сволочь.

***

Поздней ночью в тайном убежище, подготовленном доверенным лицом герцога де Медина, встретились трое мужчин и переодетая в мужскую одежду Кончита. Все отлично осознавали опасность затеи и крайне смутно — что они могут сделать, дабы избавиться от своего врага.

Разговор начал Роберто:

— Вот этого я вчера вытащил из петли. Он матросом был у капитана Аседо, ну вы поняли. Сейчас в нашей банде. Давай, Пабло, выкладывай, что мне рассказал.

Все посмотрели на бывшего матроса — жилистого, обветренного человека с крючковатым носом и прикрытыми набрякшими веками глазами, на дне которых плескалась отчаянная тоска.

— Капитан наш капером был почтенным. Спуску нам не давал: и плётку в дело пускал, и на рее болтались, кто приказ нарушал. Зато к пленным — со всем уважением, хорошо обращался, вежливым был, с нами добычей щедро делился. Это все знали…

Сеньор Мендес кивнул — он давно слышал, что как капера дона Стефано ставили в пример другим капитанам. Если он и утаивал часть добычи от королевской казны, это было недоказуемо и считалось простительным. Рассказчик тем временем продолжал:

— …После шторма однажды мы напали на эспанское судно, там был дорогой груз.

— «Эспаньола»? Она сапфиры везла с рудников! — с волнением воскликнул сеньор Мендес.

— Она самая. Её вспомнили в Сегилье недавно, какой-то сеньор отправился в Мовританию узнавать, не в плену ли женщины с этого корабля.