Ошибка разбойника

Дальнейшие подробности были излишни. Дон Стефано жестом оборвал продолжение рассказ Кончиты о том, как она попала в услужение герцогу и накопила на переезд в Сегилью сестры, и так же мягко сказал ей:

— Тронут. Вот, возьми… — и протянул ей золотой. Камеристка благодарно улыбнулась, а кабальеро, не меняя благодушного тона, продолжил: — Твой сын сможет многое получить стараниями своей матери, — взгляд Кончиты наполнился обожанием, но дон Стефано не верил в долгую благодарность: — Конечно, ты не будешь спорить, что за неблагоразумие своей матери ему тоже придётся ответить.

До сознания молодой женщины не сразу дошёл смысл слов спокойно глядевшего ей в лицо и негромко говорившего кабальеро, но, осознав, какая бездна таится в глубине его полуприкрытых веками глаз, служанка герцогини похолодела, затем её бросило в жар, она упала на колени перед доном Стефано и обняла его ноги:

— Клянусь, сеньор, я буду делать всё, что прикажете!

— Встань, — брезгливо произнёс кабальеро. — Пока я доволен тобой. Я щедр с теми, кем доволен, но… вижу, мне не нужно объяснять тебе, что случается с теми, кем я недоволен. — Кончита вскочила и стала быстро кивать, рассердив сеньора. — Хватит изображать китайского болванчика! Пошла прочь!

Женщине это и было нужно.

Дон Стефано встретился с камеристкой через два дня, когда она смогла разговаривать с ним без дрожи, и стал расспрашивать о знатных сегильских семьях. Здесь Кончита приятно удивила его — женщина оказалась наблюдательной и умеющей разговорить собеседника, держа собственный язык за зубами. Если сведений ей не хватало, она сразу же объясняла сеньору, как и когда сможет узнать всё, что ему интересно. Прислугу дам и господ, составляющих высший свет города, камеристка знала отлично и пользовалась в своём кругу уважением.

Ценность Кончиты в глазах разбойника стала весьма высока. Он одновременно поощрял деньгами её стремление угодить и следил, чтобы служанка герцогини не перестала бояться его. Контролировать женщину надёжнее всего, дон Стефано считал, через постель, тем более что Кончита была недурна. С этой целью он исполнил данное герцогине шуточное обещание проверить схожесть служанки и госпожи. Камеристка не посмела перечить и исполняла всё, что сеньору приходило в голову потребовать от неё на свиданиях. Вызванные страхом старания и заискивающий взгляд портили дону Стефано удовольствие от обладания молодой хорошо сложенной женщиной, однако он иногда требовал от Кончиты отдаваться ему, убеждаясь каждый раз — по-прежнему внушает ей нужный ужас, и камеристка даже помыслить не смеет избавиться от его власти над ней.

5. Выбор невесты

Получив в своё распоряжение служанку доньи Марии, разбойник смог подробнее выяснить подноготную сегильской знати. Многие открытия его поразили. Измены с виду добронравных сеньор, ссоры между супругами, рукоприкладство, не говоря уж о мотовстве, долгах и обмане с приданым, затронули высший свет гораздо сильнее, чем дон Стефано предполагал. Число порядочных семей оказалось не так велико, а девиц на выданье среди них — ещё меньше. По своему обыкновению составив таблицу, расписав семейные связи и достоверность объявленного приданого, вычеркнув дурнушек и учтя воспитание, сеньор дель Соль выявил всего четырёх подходящих ему сеньорит. Затем он задумался о том, какое приданое будет для него наилучшим. Богатой невестой считалась девица, за которой давали не меньше двадцати тысяч дукатов, но стоит ли гнаться за большими деньгами, которыми жена вздумает попрекать, требуя новых нарядов и драгоценностей? Конечно, дон Стефано не сомневался в своих способностях приструнить благоверную, однако такая необходимость его удручала.

Далее — знатность. Родство с графской, а то и герцогской семьёй, может оказаться головной болью куда в большей степени, чем полезной для получения должности.

Итогом размышлений кабальеро стал круг, которым он обвёл всего лишь одно имя — сеньорита Лусия Альмейда, единственная дочь коменданта крепости Сегильи полковника дона Бернардо Альмейды.

Коменданта нельзя было назвать выдающимся человеком, но он добросовестно относился к своим обязанностям и имел большой опыт. Младший сын почтенного кабальеро, выходец из соседней провинции, дон Бернардо всю жизнь тянул лямку военной службы. В карьере его не было ни быстрых взлётов, ни провалов, но, год за годом командуя вверенными ему подразделениями, старательно изучая военную науку (в первую очередь артиллерию), офицер достиг должности, которая сделала бы честь и титулованному дворянину. За глаза полковника называли: «честный служака», что, при некоторой фамильярности, свидетельствовало о заслуженном уважении горожан.

Семья коменданта по праву слыла в Сегилье образцом супружеской верности и достойного воспитания детей. Молодой сеньор Альмейда, уже офицер, служил где-то на севере, а на добром имени дочери дона Бернардо, не особенно красивой, но и не дурной собой двадцатидвухлетней девицы, не было ни единого пятнышка.

Сеньорита Лусия Альмейда, рассудительная и с прекрасными манерами дворянка, привлекала столь же благоразумных поклонников. Однако то ли кабальеро находили невест с большим приданым, то ли сама сеньорита не торопилась с выбором, но о сделанных ей предложениях руки и сердца дон Стефано не смог узнать. Должно быть, их и не было. Возраст девушки был самый подходящий. Рано в Сегилье торопились выдавать бойких девиц, родители которых спешили возложить на супруга заботу о поведении дочки. Бесприданниц — едва подвернётся подходящая партия, как и богачек — боясь, что охотники за деньгами склонят невесту к побегу. Старыми девами незамужних дворянок называли примерно с двадцати пяти лет.

Решив, что подыскал будущую супругу и пора заняться ухаживаниями, аккуратно сворачивая разбойную деятельность, дон Стефано полюбовался на листок с записями о достоинствах сеньориты Альмейда и задумался: какие у неё есть недостатки? В голову не пришло ничего стоящего упоминания. Кабальеро представил себе облик и манеры девицы, но тут его ждал подвох — мысли о благовоспитанной дочери почтенного коменданта вызвали неодолимый приступ зевоты.

Обескураженный собственным откликом на выбранную во всех отношениях удачную партию, дон Стефано со злостью сжёг оставшиеся черновики. Нужно взять себя в руки. Брак не развлечение, знатному кабальеро нужны законные дети, уважаемый дом, добрая слава семьи и… Размышления вновь оказались прерваны окаянной зевотой.

В пасмурном расположении духа уважаемый сеньор дель Соль решил прогуляться по улице, на которую выходили окна и балкон служебной квартиры коменданта, занимавшей целый этаж солидного дома, предназначенного для офицеров гарнизона, не имевших в Сегилье собственного жилья. Ещё из-за угла кабальеро услышал звуки серенады и поморщился — этот вид ухаживания казался ему нелепым. Мысль о том, что придётся драть горло, доказывая девице серьёзность своих намерений, сильно раздражала. Дон Стефано размышлял, не обойтись ли нанятыми музыкантами, как обычно поступали тайные воздыхатели, и придумывал благопристойное объяснение такому поступку. Пока кабальеро прикидывал, кто из степенных поклонников дочери коменданта сегодня старательно перебирает струны гитары и с глупым видом выводит рулады. Подойдя ближе, он узрел герцогского племянника дона Альфонсо Альвареса, дурным голосом распевавшего:

— О, сеньорита Лусия,

Звезда в небе Андалусии!

Роза в каплях дождя,

В сердце пронзила меня!

Дон Стефано никогда не был ценителем вокала или поэзии, но нынешним вечером у него завяли изрядно оттоптанные медведем уши. Дальше кабальеро ожидало удивительное открытие. Самая рассудительная девица Сегильи, раскрасневшаяся и похорошевшая, с удовольствием слушала предназначенный для неё вздор, а под конец бросила молодому человеку цветок, который он, хотя и пошатывался, умудрился поймать и приложил к губам.

У дона Стефано полезли на лоб глаза. С одной стороны, сеньорита Лусия не такая уж снулая рыба, с другой — где её хвалёное благоразумие? И что с этим делать? Не выходя из тени, сеньор дель Cоль угрюмо смотрел, как молодой капитан, изрядно навеселе, поклонился дочери коменданта и отправился восвояси. Старший приятель подошёл к нему и сказал: