Страница 2 из 3
- Ну были какие-то жуткие заголовки. Все теперь копят.
- Тэк, у нас тут двадцать тысяч ртов, если что.
- Знаю, знаю. Может быть пришло время попробовать тот фокус, который Иисус провернул с пятью хлебами и двумя рыбами.
Она цыкает, качает головой: - Ладно. А хорошие новости есть?
- Ну, - изображение прерывается, тормозит, - Ученые нашли несколько живых кораллов.
- Это я уже без тебя успела прочитать. Так, что-то новое у тебя есть?
- Эм, ладно... о, оказывается мы официально обречены. Говорят, прошли последнюю точку невозврата в ноябре.
- То есть для тебя это хорошие новости?
- Ты не понимаешь, это значит, мы сорвались с крючка, - он жестом показывает 'круто'. - Уже просто невозможно ничего исправить, что бы мы ни делали, так что можно просто расслабиться и получать удовольствие, пока потолок не обвалится и не придавит нас всех к чертям. Он кашляет: - Ладно, мне пора. Что-то в горле запершило, - и отключается.
Она снимает с себя VisoR. Оспо-мама куда-то исчезла, следующим в очереди стоит изможденный чернокожий мужчина, тихонько кашляющий в окровавленную тряпку. Он поднимает глаза, когда Резеда возвращается к реальности, на мгновение смотрит на что-то за ее плечом, вздыхает: 'Ну вот, солдафоны опять пожаловали...'
Она поворачивает голову.
Они выплескиваются из гейта D, как армия воинственных муравьев, проносятся мимо гигантской статуи Греты Тунберг, установленной в зоне вылетов (как вспоминает Резеда, на том самом месте, где она была застрелена менее десяти лет назад). Эта горючая смесь из мяса и железа, одна порода передвигается на двух ногах, другая на четырех, обе вооружены до зубов и нагружены полной боевой экипировкой. Солнце отражается от их шлемов, панцирей, торчащих из под масок морд. Они гремят по асфальту и бетону, подходят к краю палаточного лагеря и выстраиваются шеренгой.
Медленно продвигаются вперед: метр, десять, двадцать. Беженцы отступают. В конце концов, большинство из них отступают уже тысячи миль, что для них еще несколько жалких метров? Фаланга замыкается и удерживает позицию, край их построения всего в нескольких шагах от полевого госпиталя Резеды.
Они ее не трогают. Слава богу, военные еще стараются осторожно себя вести с представителями гуманитарных миссий. Это уважение со стороны военных, по крайней мере, по мнению Резеды Мелик, накладывает на нее определенную моральную ответственность.
Твою же мать.
Она тяжело вздыхает, приходит в себя, снимает одноразовые перчатки с рук и бросает их в мусорник. Заставляет себя подойти к ближайшему бойцу: здоровому мужику, с два метра роста от пяток до шлема, лицо скрыто тонированным пуленепробиваемым забралом. Роботы-усмирители BoDyne окружают его с обеих сторон, как механические гончие. Они гудят и подрагивают при ее приближении, беспокойные, настороженные и ожидающие малейшего повода.
- Простите, офицер, - она показывает удостоверение, висящее у нее на шее: управление по делам беженцев SeaTac, медицинский корпус. - Скажите пожалуйста, что происходит?
Она улавливает едва заметный блеск в его глазах. Броня, шлем, вся его поза, кажется, кричат: 'еще один робот'. И все же она почти почувствовала облегчение. В конце концов, эти глаза под забралом все еще человеческие. В наши дни среди военных плоть и кровь можно встретить все реже и реже. Когда Власть хочет показать кто здесь хозяин, она чаще всего это делает при помощи шестеренок, микросхем и карбона.
Черный рыцарь какое-то мгновение оценивающе смотрит на нее. (В нескольких метрах следующий человек в шеренге покачивает головой и многозначительно указывает вперед.) 'Отбывает частный VIP-рейс', - наконец произносит он. 'Для разнообразия ожидается настоящий самолет на взлетно-посадочной полосе. Они затребовали буферную зону'. Звучит почти как человек. Голос даже приятный.
Резеда смотрит на дороги и пандусы, путепроводы, возвышающиеся вогнутыми выступами из стекла и стали. Она конечно помнит, что в сотнях метров за всем этим, пустынные взлетно-посадочные полосы SeaTac International пекутся на солнце в гордом одиночестве.
Она бросает удивленный взгляд на черного рыцаря. "Да ладно."
- Согласен, здесь и так вполне пустынно, но кто-то посчитал, что нужна буферная зона побольше, чем обычно. Его плечи поднимаются и опускаются, что наверное можно трактовать как вздох. - Мэм, я просто выполняю приказы.
Вот в этом-то и есть основная проблема. Это всегда было основной проблемой. Но вслух только: - Я думала, что все они уже давно свалили.
Отправились в свои крепости в Новой Зеландии, или в свои переоборудованные пятизвездочные ракетные шахты в Скалистых горах, или на свои личные атомные подводные лодки, чтобы переждать всемирную катастрофу планеты, растерявшей свою долю рынка.
- Ноль-точки, те уже смотались. Возможно эти ребята попроще, из одного процента. Может им понадобилось время, чтобы наскрести на дорогу.
Она не может понять, шутит ли он.
Он указывает на точку на горизонте. "Вот они." В указанном направлении она едва различает мерцающее в дымке темное пятнышко.
- Знаете, - замечает он, - я работал на них.
А сейчас ты как будто не работаешь? "Серьезно?". Пятнышко превратилось в точку с крошечной тенью и намеком на контур.
- Ну, не конкретно на этих парней. Но знаю таких.
- Я даже не знала, что они все еще пользуются людьми для охраны. Думала, что в наши дни все делается при помощи дронов. Дешевле.
- Ага.
Что-то в легком наклоне его шлема выдает слабое ощущение... может быть, злорадства?
- Самое главное - не нужно беспокоиться о том, что дроны захватят ваш бункер, когда цивилизация наконец рухнет, и ваши деньги перестанут иметь какую-либо пользу.
Она позволяет себе дерзость: - Вы похоже затаили на них обиду.
- Я? Нет. Я всегда приземляюсь на ноги.
Прибывающий VIP уже превратился в жука, жирное темное пятно на фоне сернистого неба.
- Но существуют ли люди с десятилетней верной военной службой за плечами, злящиеся на то, что их выгнали на обочину, ради того чтобы кучка роботов могла забрать их работу? Да, мэм. Конечно, такие существуют.
Теперь уже стрекоза, сияющая голубым и серебряным светом, порхает над растянутыми палатками.
- Вообще-то, - загадочно добавляет он, - вот, возможно, некоторые из них.
Что-то отбрасывает тень на лицо Резеды. Она поднимает голову и видит, как над головой пролетает беспилотник: гигантский в своем роде, квадратный октокоптер с грузовой кабиной размером с небольшой автомобиль, зажатой между лопастями. На нем нет никаких опознавательных знаков.