Мага уводит стаю

Оставлять щенка в сарае было нельзя. Его следовало перевести туда, где нет земляного пола, то есть в дом, в сени. Ученому необходимо было понаблюдать за этим интересным, удивительным зверем. Поэтому он и не мог сейчас отпустить его.

Не засыпав на сей раз ямы, человек ушел в дом и тотчас вернулся с большим куском мешковины в руках. Чернец не мог без сопротивления довериться рукам человека. Он зарычал, показал в грозном оскале свои острые ярко-белые зубы, но, когда на его голову накинули грубую тряпку, зверь уже не сопротивлялся так отчаянно, как в первый раз, там, на снегу, с капканом на ноге… Пока человек нес волчонка в дом, укутанный в мешковину зверь вел себя очень спокойно, будто отдыхал.

Его пришлось поместить в небольшой чуланчик в сенях, рядом с жилой комнатой.

Чернец очень долго зализывал пораненные лапы, потом подошел к мискам, которые человек принес сюда из сарая. Человеческий запах теперь уже не так страшил и отталкивал волчонка. Жажда и голод тоже делали свое дело. И он наконец выпил воду, а немного полежав, съел мясо и принялся осматривать чулан. По сравнению с сараем здесь было сухо, тепло, не пахло собаками. Через небольшое окно под самым потолком проникал тусклый вечерний свет, смягчая острое чувство замкнутого пространства. Но уйти отсюда было невозможно. Это Чернец понял, тщательно обследовав новое место заточения. И тогда, встав напротив двери, закрывающей ему путь к свободе, он завыл.

Тонкий, звучный, тревожный волчий вой заметался по избе, будоража затхлую тишину старого деревенского дома. Тотчас откликнулись собаки во дворе остервенелым лаем. Они захлебывались от ненависти. Но в этом злобном лае Чернец улавливал отчетливые (может быть, незаметные для хозяина собак — человека) признаки глубокого, тяжкого страха, который собаки всегда испытывают перед волком.

8. ИГРЫ

Прошедшей ночью стае повезло. После долгого и упорного поиска перед самым рассветом колки заметили след двух оленей и даже обнаружили верхним чутьем их запах, который еще держался в морозном воздухе. Значит олени недалеко. И семья бросилась вдогонку. Эти животные, обитающие намного севернее, наверное, отбившиеся от стада, а может, всю зиму странствовавшие вдвоем, представляли заманчивую добычу.

Вой достаточно хорошо знал их повадки и сразу начал быстрое преследование. Учитывая, что олени осторожны и быстроноги, но не отличаются особой сообразительностью, вожак угадывал их путь и вел стаю не по следу, а напрямик, срезая углы и сокращая путь. Вскоре, оставив Магу и Зуа позади, Вой с остальными волками уже мчался наперерез оленям. А те, обнаружив нападающих с двух сторон хищников, растерялись, заметались, кинулись в стороны, увязая в сугробах…

Целый день сытая стая отдыхала, укрывшись в мягких пушистых сугробах. Только с вечерними сумерками колки поднялись, чтобы вновь накинуться на оленьи туши. И хотя острого голода они не испытывали, но все же рвали и глотали мясо, почти не прожевывая, с обычной торопливостью и жадностью.

Если еда была, звери привыкли наедаться до отвала. Ведь неизвестно, когда стая снова будет с добычей.

Сейчас в семье царило веселое, бодрое настроение. Раздражение, всегда владеющее голодной стаей, исчезло. Еще вчера звери зло огрызались по каждому пустяку, готовые пустить в ход свои острые клыки, теперь они блаженно жмурились, высовывая длинные серые языки, заигрывали друг с другом. Один старый вожак не проявлял особой веселости, был, как всегда, сдержан и спокойно наблюдал за стаей.

Игры обычно первыми начинали прибылые. Они приставали к Зуа и Ко, иногда даже к матери-волчице. Но если на своих старших единоутробных они буквально набрасывались, перепрыгивали через них, садились верхом и кубарем катились с ними по снегу, то с волчицей-матерью заигрывали осторожно, крутились вокруг нее, не задевая, словно выясняли, настроена ли она на игры. От Маги можно было получить и трепку. Такое тоже случалось.

Сумерки сгущались, темнота окутывала притихший лес, даже поземка умерила свои тоскливые всхлипы.

Старый волк смотрел, как резвились молодые. И в его цепкой звериной памяти возникали прежние игры, походы, волки, с которыми он провел прошлые зимы, давние и бурные зимы его заметенной снегами волчьей молодости.

Он словно видел сейчас воочию сквозь белую снежную пелену времени своих братьев: и старших переярков, давно погибших от руки человека, и братьев-ровесников, с которыми рядом пронеслось по лесным опушкам и оврагам его щенячье детство. Это было так давно, но он хорошо помнил то время. Оно оставалось в нем, отделенное от всех остальных времен жестким барьером той первой в его жизни облавы, устроенной людьми. Облавы, уничтожившей родительскую стаю.

Старый вожак с тех пор никогда не участвовал в играх. Но всегда с удовольствием наблюдал за резвой, суетливой возней и прибылых, и переярков своей стан.

Он вспоминал и недавние игры, в центре которых всегда был необыкновенный волчонок — Чернец. Спокойный и уравновешенный, в эти минуты он преображался. Он даже научил волков новой игре, которой раньше старый Вой никогда не видел.

В первый раз Чернец затеял эту игру еще в начале зимы. Мать-волчица отдыхала, лежа на снегу рядом с Зуа, и Чернец вдруг с разбегу перепрыгнул через них, обсыпав обеих волчиц снежной пылью.

Потом, уже готовясь к играм, волки сами ложились в ряд, и кто-нибудь один перепрыгивал через всех, затем ложился к остальным, а прыгал следующий. Семья с интересом следила за высоким быстрым полетом очередного прыгуна. Волки поворачивали головы ему вслед, и их приоткрытые пасти словно смеялись…

Все происходило очень быстро: один летел в снег, другой вставал, сразу же разбегался, прыгал… Снежные фонтаны, взлетали над стаей, слышалось шумное дыхание зверей, рычание, визг.

Такое же дикое веселье царило и сейчас. Но старый вожак ясно видел, как не хватало семье Чернеца. Несмотря на свой возраст, он прыгал чуть ли не выше всех и в момент прыжка задорно взвизгивал — звонко и певуче, словно призывал зверей последовать за ним. Это создавало какое-то особое настроение в стае, все возбуждались и действительно следовали за Чернецом, самозабвенно отдаваясь игре. Даже мать-волчицу, несмотря на ее весьма почтенный возраст и отяжелевшее тело, волчонку удавалось вовлекать в эти веселые игры-состязания, которые объединяли стаю, поднимали в ней дух.

Вот и сейчас, взбодренные игрой, волки решительно двинулись в нелегкий ночной поход. Матерые уводили семью в одном направлении — в глухие безлюдные места. И хотя по охотничьей надобности стая часто отклонялась от этого направления, но, завершив охоту и отдохнув, снова следовала своим путем.

Этой ночью идти было особенно трудно. Волки оказались в глухом старом ельнике, заваленном буреломом и валежником. Лес здесь изобиловал огромными валунами. Каменные глыбы, заснеженные, оледенелые, преграждали путь, взбираться на них было утомительно и опасно: одно неверное движение — и зверь мог соскользнуть, упасть с высоты, сломать себе хребет… Чаще приходилось огибать валуны, выбирая более проходимые участки. Идущая во главе стаи Мага уставала больше других. Иногда, по глубокому снегу, ее подменяла Зуа.

Вожак все время шел последним. Трудности пути свидетельствовали о том, что стая близка к цели. В этой таежной глуши даже не было просек. Сюда не дотягивались человеческие пути. Это знал старый вожак, это, и только это, давало ему покой. К утру уже можно остановиться и начать метить свой новый охотничий участок, новый район обитания, не занятый другой стаей.

Семья была спасена и на этот раз. Не удалось сохранить только одного волчонка — самого умного, самого ловкого, самого необходимого стае.