Страница 23 из 112
— Может, это западня, Антон?
— Не думаю... А Фернана ты оставь, по-моему, он свой парень, хотя в какой-то мере и ограниченный мечтами о собственном домишке в горах. Дюрер за него поручился. Что это у тебя за книжка?
— Не знаю. Взял в шкафу, там их до черта. Языком вот научился ворочать, а грамоты ихней до сих пор ни в зуб... — пожаловался Егор. — Рисунки красивые, приятно полистать.
В рисунках было что-то знакомое, хотя где я их мог видеть? И все-таки... Бородатое лицо, лукавые глаза, на плече — сова...
— Постой... Да это же легендарный Тиль Уленшпигель! Знаменитый гез!
— Ты мне лучше скажи, — усмехнулся Егор, — он за Гитлера или против?
— Против, мсье Довбыш, еще и как против!
Мне вдруг вспомнилось, как Дезаре сказал в Серене: «Пепел Клааса стучится в мое сердце...» Тогда я не обратил внимания на его слова, моя память просто не соединила эти два понятия...
Учился я, кажется, уже в пятом, когда роман де Костера попался на глаза. Я попросил эту книгу в библиотеке, но Ядвига Зигмундовна сказала: «Рано тебе еще, не осилишь». Такие слова только разожгли мой интерес к загадочному Тилю, и я в надежде, что подслеповатая библиотекарша не заметит моей хитрости, сунул тайком книжку в портфель.
Ядвига Зигмундовна была, пожалуй, права. Я восхищался смелостью Тиля, потешался над его остроумными выходками, а все остальное казалось мне слишком мудреным, и я пропускал целыми страницами. Через несколько лет еще раз прочел эту книгу и очень удивился. Давние события в незнакомой Фландрии я увидел теперь уже в новом свете, и пепел Клааса постучал в мое сердце. Я пришел к Ядвиге Зигмундовне, во всем ей признался: как украл тогда «Легенду» и лишь сейчас понял, что была она права. Она засмеялась, на сухоньком ее носу вместе с морщинками запрыгали и очки.
— Я все видела, Антось...
Никто никогда не называл меня так смешно и так ласково. Я покраснел, хотя был уже почти взрослым.
— Видели и не остановили меня?.. Простите!
Она покачала маленькой седой головой, и в голосе ее почему-то послышались нотки грусти.
— Вот ты и вырос...
Вокруг меня теперь лежало покрытое ранними травами скалистое плато. Вдали, на склоне горы, синели сосны, слева, за террасой, угадывалась долина, над которой зависла дымка тумана. Бельгия... Земля отважных гезов, по ней когда-то крепкие молодые ноги носили Тиля — совесть и мудрость многострадального народа...
Крафт вернулся вечером. Он приехал на немецком «цундапе», и не один: из коляски проворно выскочил длинноногий мужчина в берете и в кожаных крагах. Полосочка холеных усиков, холодный взгляд, армейская выправка. Небрежно бросил пальцы к берету.
— Капитан Гро!.. Почему не выставлены посты?
Руки не подал. Мы с Егором переглянулись. Капитан презрительно скривился.
— Это что, порядки такие у Дюрера?.. За отступление от дисциплины буду наказывать. Крафт, прикажите построиться!
— У нас есть свой командир, — сказал Егор, демонстративно прикуривая сигарету.
Капитан скользнул взглядом по богатырской фигуре Довбыша, в прищуренных его глазах промелькнула заинтересованность. Я выступил вперед:
— Лейтенант Щербак. Разрешите выполнить приказ?
Гро пожевал губами.
— Выполняйте, — сухо сказал он.
Снова, как и два дня тому назад на лесопилке, четырнадцать человек выстроились в шеренгу около штакетника.
Но теперь вместо Дюрера и Кардашова перед нами стояли двое из «Арме Секрет», о которой мы наслышались всякого. Мы знали, что армии, как таковой, не существует. Есть отдельные полувоенные отряды, здесь, в Арденнах, в провинциях Лимбург, Льеж, Намюр, а в Брабанте и Фландрии — глубоко законспирированное подполье. Эти и вовсе ограничивают свои действия лишь сбором сведений об оккупантах, активной борьбы с ними не ведут. Лондон приказал накапливать силы для решительного момента. Но что это за момент и когда он настанет, никто не знает.
Ходили слухи, что «Тайная Армия» располагает широко разветвленной агентурой по всей Бельгии и даже за ее пределами. Благодаря ее разведке якобы удалось выкрасть из «Апельсинового отеля»[22] двоих английских агентов, схваченных гестапо. Ходили слухи и о том, что функционеры «Тайной Армии» долгое время водили за нос полковника Гискеса, руководителя немецкого абвера в Бельгии. Гискес вербовал агентов среди бельгийцев и забрасывал их в Англию, не подозревая, что подполье подсовывает ему своих людей. Насколько это соответствовало истине, не знаю, но такую новость привез недавно из Льежа Филипп Люн.
Мы хорошо усвоили только одно: Пьерло озабочен тем, чтобы у его единомышленников было достаточно оружия, а у нас его мало. Поэтому мы и стоим сейчас перед капитаном Гро[23] никак не похожим на толстяка, а скорее напоминающим жердь, и покорно ждем его распоряжения.
Капитан молчит. Заложив руки за спину, он внимательно присматривается к нам, будто решает, стоит ли с нами связываться.
Смотрины его закончились речью, из которой мы поняли, что Гро далеко не Цицерон и склонен больше к приказной, чем к риторической форме. Он милостиво оставил меня командиром группы, однако отвел мне роль безропотного исполнителя, лишенного какой-либо собственной инициативы. Вступать в вооруженные стычки с немцами нам было запрещено.
— Отныне вы солдаты, — сказал Гро. — А солдаты выполняют приказ. Кому это не ясно, может вернуться назад. Но только сегодня. Завтра будет поздно.
Я ожидал, что капитан начнет допытываться, почему мы решили перейти на их сторону, и еще раньше подготовил приличную версию, но Гро оказался не слишком любопытным. Вскоре он оседлал мотоцикл и, оставив с нами Крафта, уехал.
— Как это тебе нравится? — усмехнулся Егор. — Ну и кикимора! Или он достаточно хитер и все видит по глазам?
Вечерело. Несмотря на плотно закрытые двери флигелька, слышно было, как Савдунин рассказывает анекдот: «Спрашивает Гитлер свой портрет: «Что с нами будет, если русские победят?» А тот ему и отвечает: «Да ничего особенного, меня снимут, а тебя повесят».
За дверями раздался хохот, держась за живот, во двор выскочил Фернан. Я отвел его в сторонку.
— Ну и как Крафт?
Фернан вытер слезы, отдышался.
— Ох этот Андре... Ему бы на сцене... А что касается Крафта... Расспрашивал: можно ли доверять вам? Он рассчитывал увидеть здесь со мною двух-трех человек, а оказалось — целый взвод.
— И что же ты ему ответил?
— Сказал, хорошо платите... По две тысячи в месяц. Парням надоело голодать в каменоломнях, вот и потянулись в «Арме Секрет»... И себе спрашиваю, верно ли — по две тысячи?.. Не беспокойся, говорит, платим. А русские тоже на франки соблазнились? — Фернан сморщил острый носик, хмыкнул. — Ну да, говорю, большевиков деньгами не приманишь. Не поладили с Дюрером, потому и ушли от него. Кажется, поверил.
— Хотел бы я знать, что он за человек.
— Прежде был заодно с забастовщиками. В Шарлеруа. — Фернан помолчал. — Но ведь с той поры много воды утекло.
Над плато сгущались синие сумерки. Далекие вершины гор тускнели, растворялись в вечернем небе. Когда-то я любил тишину. В детстве она навевала раздумья, желание спрятаться в густой лебеде, в желто-рыжем доннике и слушать трели цикад. А еще лучше — среди подсолнухов, когда они шелестят шершавыми, будто кошачий язык, листьями, и шепот этот кажется понятным, а небо — из подсолнечника — особенно глубоким. Отец как-то сказал мне, что из колодца звезды можно увидеть и днем.
Помнишь ли, мама, наш колодец, его выкопал отец, он не хотел, чтобы ты бегала в зимнюю стужу на улицу к журавлю. Помню, он копал и все сокрушался, что вода может оказаться соленой, как пот, который блестел горошинами на его узловатых мышцах.
— Скоро уже и до дна докопаешься, а воды все нет, — сочувственно говорила ты отцу.
22
Подземные казематы в самой большой в Голландии Схвенингенской тюрьме.
23
Толстяк (франц.).