Последняя роль неудачника

– Ладно, все это ерунда, – отмахнулся Розанов. – Зато теперь, Юрочка, перед нами открывается роскошная перспектива – будем завоевывать ближнее Подмосковье. Вот скажи, как тебе кажется, ты со временем умнеешь или глупеешь?

– Что? – удивился вопросу Гордеев. Как-то это было не в стиле Генриха Афанасьевича, да и звучало, пожалуй, не совсем корректно.

– Ну что происходит с тобой с возрастом?

– Почем мне знать?

– Ты же умный человек, ты постоянно используешь свои мозги, это твое основное орудие труда, верно?

– Пожалуй.

– Так как же тогда?

– В вашем вопросе есть какой-то подтекст, Генрих Афанасьевич? – Он тут же пожалел о своем вопросе. Во всем, что делал и говорил Розанов, был подтекст. Это, в общем-то, было сутью его натуры. Он, старый адвокат, воспитанный и заматеревший в исключительно советской системе координат, не мог объясняться с коллегами иначе, как эзоповым языком. Он никогда ничего не говорил впрямую. Он никогда откровенно не выказывал своих намерений. Но тем интересней с ним было иметь дело, и Гордеев никогда не жалел, что связал свою профессиональную судьбу с его фирмой, хотя предложений перейти в другое место было с избытком.

– Ну так как же? – снова поинтересовался старый адвокат.

– Я думаю, следует заметить, что хотя наши умственные способности – врожденные, так же, как и главные свойства характера, но интеллект наш отнюдь не столь неизменен, как характер, а способен развиваться.

– Почему?

– Это обусловлено частично тем, что основа интеллекта – все же физическая, частично тем, что материал его – эмпирический, чувственный, иначе говоря.

Розанов довольно хмыкнул:

– Продолжай.

Юрий Петрович поскреб затылок.

– Ну... Интеллектуальные силы равномерно растут, доходят до апогея, после чего начинают постепенно же падать, вплоть до... до... идиотизма.

– До маразма, ты хочешь сказать? – хохотнул Розанов.

– Я так не говорил... С другой стороны, материал, которым оперирует ум, то есть знания, опыт, объем информации, есть постоянно растущая величина, растущая, впрочем, только до наступления расслабления ума, когда все это исчезает. Возможно, это смешение в человеке неизменного элемента – характера – с элементом, изменяющимся равномерно в противоположных направлениях, и объясняет различие его черт и достоинств в разные периоды его жизни. Скажем, если взять за среднюю продолжительность жизни человека лет семьдесят, то, с учетом предыдущей моей мысли, этот срок уместно было бы поделить на две части: ну, скажем, четыре к трем. И еще непонятно, какая из них больше влияет на другую...

– Ага! – Розанов удовлетворенно потер руки. – То есть в более широком смысле можно сказать, что первые сорок лет нашей жизни составляют некий текст, а дальнейшие тридцать лет – комментарий к этому тексту, позволяющий нам понять его истинный смысл и связность и сделать выводы.

– Ну, – пожал плечами Гордеев, – если вам так угодно...

– Мне угодно послать тебя в командировку.

Гордеев пожал плечами.

– В другой город, – добавил Розанов, улыбаясь.

– Вот как, – пробормотал Юрий Петрович.

– Точнее будет сказать, Юрочка, – Розанов улыбнулся все шире, – я хочу перевести тебя туда на работу.

– Что?!

– То самое, что ты услышал.

Оказалось, что страховое агентство, которое пострадало, но благодаря усилиям Гордеева вывело мошенников на чистую воду, возглавляют два брата-близнеца – племянники главы администрации славного города Химки, а с ним Розанов неплохо знаком.

И пришлось Гордееву ехать в Химки.

3

...Только ГИБДД мне сейчас не хватало, с тоской подумал Юрий Петрович, вспоминая, что проехал пост буквально несколько минут назад.

А из «мерседеса», в который он врезался, вывалился детина весом килограммов в сто двадцать. С пассажирского места на Гордеева с любопытством поглядывала хрупкая блондинка. Разглядеть, насколько она хороша, Гордеев не успел.

– Ну че, братан, – рванул рубаху на груди водитель, обнажая какую-то татуировку, – башлять будем или в носу ковырять?!

Гордеев любил квалифицировать людей, сидящих за рулем. И сейчас он решил, что определенно имеет дело с психом. Городские сумасшедшие водители от аналогичных пешеходов отличаются только тем, что рулят. Вид имеют нервный и воинственный, любят прижаться вплотную к идущей впереди машине и страшно матерятся, если она еле плетется. Каждый, кто их обогнал, как минимум продал родину, а на вырученные деньги купил права.

Гордеев, не говоря ни слова, обошел «мерседес» и посмотрел повреждение. Вмятина была основательная – на обеих дверцах.

Ну и влип, подумал Юрий Петрович. Вот ведь ирония судьбы, а? Только на днях сам распутывал дела, связанные со странными ДТП, и нате вам. И ведь некого винить – сам же, как какой-нибудь «чайник», во всем виноват.

Водителю «мерса» на вид было лет двадцать пять – двадцать восемь. Определить его социальный статус для опытного адвоката труда не составило. Прибандиченный, как сейчас говорят, юноша. И что же, интересно, дальше?

– Значит, короче так, – взвинчивая себя, сказал пострадавший от наезда Гордеева водитель. – Сам видишь – проблему мне сообразил на пустом месте. Твое счастье – я тороплюсь. Давай потроши бумажник и разбежимся.

– И... сколько же я должен?

– Сколько должен? Сколько должен?! Да ты хоть знаешь, что я тачку только вчера на продажу выставил?!

Тут Гордееву стало уже совсем не по себе, действительно ситуация – хуже не придумаешь, и претензии этого детины обоснованны, хотя...

Гордеев облизал пересохшие губы и спросил:

– Но сколько вы хотите?

Водитель окинул взглядом свою машину и отрезал:

– На два с половиной косаря ремонт потянет... – Помолчал немного и добавил: – Ну ладно, полштуки скинем на бедность. В общем, гони две тысячи, и я поехал.

Нет, он не псих, неожиданно подумал Гордеев, нет, тут что-то другое...

– Две тысячи рублей? – переспросил адвокат невинным голосом.

– Чего?!

– Я говорю, две тысячи рублей?

– Ты... ну ты...

Гордеев не реагировал на то, что ему «тыкает» сравнительно молодой человек, его сейчас волновало другое. Присмотревшись повнимательней, Гордеев увидел, что «мерседес» его визави явно не новый. И тогда он кое-что сообразил.

– У вас машина десятилетней давности, – сказал Юрий Петрович вполне вежливо.

– Чего?! – еще больше вытаращил глаза детина.

– Вы слышали. – Гордеев уже начал догадываться, что происходит.

– Гони две штуки зеленых, урод, иначе...

– Что «иначе»? – с любопытством спросил Гордеев.

На детину его спокойствие, видимо, произвело отрезвляющее впечатление, но, очевидно, у него был некий план, сообразно с которым он и действовал. Гордеев понял это по ходу развития ситуации.

– Значит, так, – сказал детина. – Обойдемся без ментов. Обоим же лучше, верно? На фига нам менты вонючие?

Гордеев молчал, слушал, что будет дальше.

– Вася, – подала голос девушка, – ну что ты так наезжаешь, разве не видишь, какой интеллигентный человек? – Она наконец вышла из машины, и теперь Гордеев и детина стояли по одну сторону «мерседеса», а она по другую. – Может, правда, ущерб не так уж велик? Пусть платит тысячу, и мы разъедемся, ты не забыл, милый, что у нас сегодня еще много дел?

Блондинка была очень даже ничего, у нее были зеленоватые глаза и родинка на левой щеке.

– Какую тысячу, какую тысячу?! – распалялся детина. – Ты посмотри, что он нам с машиной сделал!

Между тем что Гордеев сделал с машиной, сам детина видеть не мог, потому что стоял по другую сторону. Адвокат это оценил и чуть усмехнулся.

– А я говорю, – настаивала блондинка, – тысячу! И точка!

Ну и парочка, подумал Гордеев. Прямо «добрый следователь» и «злой следователь».

Детина развел руками, как бы уступая женскому капризу, повернулся к Гордееву, но сказать ничего не успел, Гордеев его опередил.

– Ну вот что, – сказал адвокат. – Здесь недалеко пост ГАИ. Точнее, ГИБДД. Я думаю, если мы их вызовем, от ваших тысяч останется пара сотен рублей. Кроме того, вашу машину можно отправить на экспертизу. И тогда...