Страница 10 из 23
Следующий вызов ждать себя не заставил: ранение шеи с кровотечением у мужчины тридцати четырех лет. И охватило меня очень нехорошее предчувствие. Точнее сказать, явственное чувство грядущей …опы. И спорить бесполезно, ведь мы – ближайшая свободная бригада. Черт его дери этот мой скоропомощной сертификат!
– Володя, давай включай светомузыку! – обратился я к водителю.
– Да ладно, Иваныч, чего случилось-то? – спросил он с таким изумлением, словно я потребовал в космос полететь.
– Володя, там ранение шеи с кровотечением. Включай, тебе сказали!
– Ой, да ладно, Иваныч, они там понапишут. Приедешь, а там несчастная царапина, – скептически ответил он, но все же послушался.
Долетели меньше, чем за пять минут. Добротный двухэтажный коттедж. Калитка открыта. Со двора слышится громкий женский крик и плач. Подбежали и видим ужасную сцену: перед лежащим на земле мужчиной, на коленях стоит молодая женщина, трясет его за плечи и пронзительно кричит:
– Паша, Паша! Ну не надо, Павлик, не умирай, пожалуйста! Не умирай, не оставляй меня, ну пожалуйста!
Сознания нет и в помине. Справа на шее, в проекции сонной артерии, линейная рана, без признаков продолжающегося кровотечения. Зато, кровь везде вокруг. Давление шестьдесят на ноль. Так, быстро лить, лить и лить. Эх, хорошо сказать «быстро»! Надо сперва венозный доступ обеспечить. А вот тут проблема: без давления-то вены ушли, попрятались. Но вот, наконец, подкололись мои парни. А что толку? Давление по нолям и вот она, клиническая смерть! Начали реанимацию, хотя сразу было понятно, что все наши старания бесполезны. Почему понятно? Да потому что пострадавший потерял большую часть крови, а без восполнения ее объема, реанимация заведомо безуспешна. Какой смысл теребить пустое сердце? Все, законстатировал.
Новоявленная вдова рассказала, что Павел чего-то пилил «болгаркой», диск лопнул, и один из обломков попал в шею сбоку. Он его выдернул и тут же началось сильнейшее кровотечение. Испуганный и растерянный, Павел стал бегать и метаться, но в конце концов упал, потеряв сознание. И если б не вытащил он этот обломок, то глядишь, и жив бы остался. Но, от моих если бы, да кабы, уже ничего не изменится.
Так, ну что, в принципе, можно бы и пообедать. Однако мои принципы диспетчеру были неинтересны, и она пульнула еще вызов. Поедем на психоз к женщине семидесяти лет. Вызывает фельдшерская бригада.
Фельдшер Светлана Конева стала самостоятельно работать недавно, психическое расстройство встретила впервые, а потому была несколько растеряна.
– Вот, Юрий Иваныч, поговорите с Анной Васильевной. Повод к вызову был «болит живот», но она утверждает, что на нее кто-то воздействует. А кстати, с животом все нормально!
Больная в неопрятном халате, со спутанными седыми волосами только и ждала, чтоб ей наконец-то дали слово.
– Сейчас я вам все расскажу подробно. Еще на прошлой неделе я почувствовала, как на меня кто-то начал воздействовать. Лежу и вдруг чувствую, что меня всю наэлектризовоали! Подошла к зеркалу, смотрю, а у меня из глаз искорки полетели! Ну знаете, когда одежду снимаешь, а она искрит и потрескивает? И тут так глаза стало резать, слезы потекли! Ну, думаю, сейчас ослепну! Быстрей промыла прямо под краном и потом, гляжу, все прошло. Тут уж я поняла, что на меня магнитным полем воздействуют. Потом во всей квартире такая вонь страшная появилась, как будто жженой резиной! Чувствую, что сейчас задохнусь, все окна пооткрывала и быстрей к участковому побежала. Да разве его застанешь? Поехала в отделение. Там со мной очень серьезный мужчина поговорил. Сказал, чтоб не волновалась, они все знают и у них все под контролем.
– Понятно. Ну а сегодня и вообще, в эти дни, на вас кто-то воздействовал?
– Конечно! Теперь мне начали на желудок воздействовать. Сегодня я почему и вызвала скорую, потому что почувствовала, как желудок раздувается. Удивляюсь, как он не лопнул! Ну а потом, эта электризация так и не проходит. С глазами, правда, все нормально стало, но само-то электромагнитное поле я чувствую. Ведь я же по образованию инженер-энергетик, уж поверьте, я знаю, что говорю! И эта вонь продолжает появляться. Так ведь они же стали за мной на машинах следить. Вчера только подошла к магазину, смотрю, машина фарами моргнула. Потом уже у дома, опять моргнула!
– Анна Васильевна, а они с вами никак не общаются? Ничего вам не говорят?
– Нет, никто ни слова.
– А вы не думали, кто это может быть?
– Нет, не думала и не хочу. Мне нужно, чтоб меня просто оставили в покое!
– Ну а не старались понять, зачем им нужна одинокая пожилая женщина?
– А чего тут понимать-то? Хотят квартиру мою отнять, вот и все, понимание!
– Анна Васильевна, я вам предлагаю поехать полечиться. Сами вы с этой бедой не справитесь.
– Ой, так как же я квартиру-то брошу?
– Вы ее и не бросите, просто запрете и все.
– Ладно, только давайте я сейчас сестре позвоню, попрошу, чтоб приехала.
Вопреки строжайшему распоряжению главного, пробыли мы на этом вызове аж полтора часа. Да, вот такая наша бригада, в конец обнаглевшая. Ну а что делать? Анна Васильевна до приезда сестры категорически не желала никуда ехать. А просто взять и уйти я не мог себе позволить. Ведь надеяться «на потом» было нельзя: неизвестно, не передумает ли она лечиться. Ну а без помощи, с огромной долей вероятности, ее заболевание может окончиться весьма плачевно. Итогом будет смерть, но не телесная, а личностная.
Что же такое было у Анны Васильевны? В документации поставил я ей галлюцинаторно-параноидный синдром. Но, разумеется, этот диагноз не был окончательным. По моему скромному мнению, здесь имел место функциональный психоз Майер-Гросса, особенный вид сенильных, проще говоря, старческих психозов. Чем он хорош, так это своим прогнозом. При своевременно начатом лечении, психическое состояние быстро приходит в норму. Вот по этой-то причине, я столь страстно возжелал госпитализации Анны Васильевны.
Этот психоз, конечно же, нужно дифференцировать с поздней шизофренией. Но не возникло у меня чувства этой болезни. Анна Васильевна не была монотонной, все ее эмоции живые, полностью адекватные переживаниям. Не ощутил я в ней разлаженности, закрытости, недоступности. Ну и в качестве итога, повторю сказанное многократно: решающее слово в диагностике остается за коллегами из стационара. Одна читательница как-то спросила, а почему же вы сами не можете диагностировать? Да по одной простой причине: психиатрические диагнозы крайне серьезны, основательны и тяжеловесны. Они могут оказать глобальное, революционное воздействие на всю последующую жизнь пациента. Именно поэтому, такие диагнозы нельзя рисовать легким росчерком пера, мимоходом.
Ну вот, наконец-то разрешили пообедать. А на Центре-то жизнь кипит и ключом бьет! Бригад так много, что и не сосчитаешь! Чудеса чудесные! Это получается, что вызовов почти нет. Сколько ни старался, но так и не смог найти причину наплыва и спада вызовов. Вот, как раз старший врач Александр Викентич подымить вышел.
– Викентич, слушай, это что за дела-то? Ты посмотри, ведь почти все бригады на Центре!
– Иваныч, и сам не понимаю, как так получается: то густо, то пусто. Никак я эту закономерность не уловлю!
– Во-во, и я тоже!
Первым делом сообщение в полицию передал по смерти от «болгарки». Потом пообедал. Ну а дальше по обыкновению принял горизонтальное положение. И, как оказалось, весьма продуктивно: почти до пяти часов проспал. Нет, разбудил меня не вызов, а фельдшер Герман:
– Иваныч, подъем! Вы что, спать сюда пришли? И вообще, где ваша совесть?
– Эх, Гера, я свою совесть в третьем классе на жевачку променял!
Да, Герман, конечно же, правильно поступил: излишний, да еще и несвоевременный сон, идет только во вред. А вызов дали только в половине шестого: психоз у женщины шестидесяти семи лет.
Подъехали к старому бревенчатому частному дому. У калитки встретили нас мужчина и женщина.
– Здравствуйте, я ее сын. Она мне позвонила, сказала, что какой-то мужик под столом сидит и не вылезает. И мужик-то, говорит, необычный, а с четырьмя руками! В общем, допилась она.