Мангазейский подьячий

— Викешка Остеровский.

Я аж вздрогнул. Про меня вспомнили.

— Что с тобой делать, Викешка…

Я промолчал. Это не вопрос, царь государь просто размышляет вслух.

— Последний из рода. Источник ты себе вернул, доступ к нему получил — это хорошо, это ты, конечно, показал себя достойным своих предков и боярского звания…

Я мысленно поморщился. Достойным предков… Помните, я изо всех сил пытался не дать боярыне Морозовой узнать что-то о себе? Думал, что получилось, но потом я понял, что кое-что она обо мне все же поняла. Я ведь ее отпустил, верно? Отпустил человека, который был напрямую причастен к гибели его рода. Это я-то знаю, что Осетровские мне, строго говоря, никто, они — родня Викентия, не меня, но боярыня-то уверена, что моя. Я был должен отомстить. И нет, отмазка: «Она же женщина!» здесь, в мире волшебных Слов, не прокатит. А я ее — отпустил. Кем она меня теперь считает? Беспринципным подонком, которому плевать на семью? С другой стороны — может, это и хорошо. Когда тебя считают подонком — от тебя не ждут благородных поступков, типа того, чтобы ты отважно бросишься спасать кого-то из своих родных, если их похитить и чего-то от тебя потребовать. Подонок и требование-то выполнять не будет. А раз не будет — то и смысла в таком похищении нет.

— Вотчины своей ты лишился…

А вот это — да. Моя родовая вотчина — это Мангазея с окружающими землями, ее царь государь давным-давно зацапцарапал в казну. И назад точно не отдаст.

— Как же ты мне служить будешь, боярин Осетровский?

Я открыл было рот, чтобы начать рассказывать свой бизнес-план про сеть зеркальной связи, как царь государь одной фразой разбил все мои планы, как то самое зеркало:

— Как ты собираешься войско выставлять? Война с Польшей на носу, турки на Черном море безобразят, шведы к Муезерскому морю подходят — а у тебя и одного отряда нет.

Блин. Блин-блин-блин. Блинблинблинблинблинблин. Викентий, поздравляю тебя, ты — идиот. И это не оскорбление, это диагноз. Обрадоваться получению Источника, радоваться тому, что ты теперь боярин — и забыть, что боярин, вообще-то, это гордая и самостоятельная личность, которая может творить, что захочет. Боярин — точно такой же слуга царя, как держальник, обедневший дворянин — слуга боярина. И всеми своими землями боярин владеет постольку, поскольку эта земля дает ему возможность исполнить его основную обязанность — выставление войска в случае войны. И я точно не помню, я боярин еще неопытный, но сдается мне, что есть какой-то минимум воинов, которых боярин должен обучить и снарядить. А какой именно — мне уже глубоко непринципиально. Я и одного воина сейчас не соберу, да и выглядеть такой одинокий воин будет как насмешка. А наш царь государь не любит, когда над ним смеются.

Все остальные обязанности бояр, типа участия в Боярской Думе, управление Разбойным Приказом, организация зеркальной связи — это, строго говоря, не обязанности, а право. Обязанность у боярина только одна — воевать за царя.

— Нет у тебя войска, боярин Осетровский. И земли у тебя нет. И вотчины нет. Один Источник — и всё. Так, может, забрать его у тебя, более достойному отдать?

Негромкие фразы царя государя падали в тишине тронного зала, как гвозди, вбиваемые мне прямо в голову.

Это — всё. Это — конец.

Недолго музыка играла, недолго Викентий боярином пробыл. Сейчас заберут у меня Источник — а царь имеет на это не только право, но и возможность — и всё. Закончится на этом боярин Осетровский, останется только подьячий Викешка. И останется он совсем-совсем ненадолго. Я ухитрился оттоптаться по стольким мозолям, что теперь, когда на меня не будет распространяться царский запрет на войну боярских родов, проживу ровно столько, сколько времени понадобится, чтобы меня нашли Морозовы, Дашков, Телятевский… блин, как бы они меня не затоптали…

— Что молчишь, боярин Осетровский?

Я низко склонился, лихорадочно прикидывая, куда можно скрыться из Москвы. И получалось, что — никуда. А раз терять особо нечего…

— Вина моя перед тобой, царь государь. Слишком быстро к тебе прибыл после обретения Источника, вотчину себе не найдя. Дозволь на поиски отправиться?

Вот мой предок Северьян — он умнее был. Он, после получения Источник, сначала Мангазею и окрестные земли своей вотчиной сделал, а потом уже к царю отправился, боярином себя объявлять. Только я до этого места не дочитал…

— Тороплив ты, боярин Осетровский.

Я молча поклонился.

— Впрочем, это молодостью объясняется и с годами проходит. А вот то, что ты в Разбойном Приказе и в возвращении родового Источника себя умным, храбрым и честным показал — это с годами не у каждого появляется…

Да, не факт, что приходит к нам с возрастом мудрость, чаще все-таки возраст приходит один…

— А потому моя царская воля такова…

Я наклонился до самого пола и зажмурился.

— …подтвердить, что Викешка сын Георгиев является наследником рода бояр Осетровских, со всеми обязанностями боярского рода. Но, учитывая, что родовая вотчина Осетровских им утеряна, не по его вине, по малолетству — дать ему год на получение новой вотчины…

А? В смысле… Что?

— …по истечении же года, буде боярин Викентий Осетровский вотчину не обретет — лишить его Источника, передав более достойному. На время обретения вотчины — передать ему в имение терем бояр Сисеевых и объявить, что род Осетровских находится под моей царской защитой и тот, кто против боярина Осетровского злоумышлять будет, тот против моей царской воли пойдет.

Так. Погодите. То есть… Я — боярин? Я все-таки боярин? Да, пока я боярин на испытательном сроке, но — меня взял под свою протекцию сам царь и всякие Морозовы пообломают зубки, на меня скалясь.

Это что, правда, что ли? Я боярин? Я — боярин!

Я — боярин!!!

— Если бы сын мой, Иван, за тебя не попросил — лишился бы ты своего Источника тот час.

Вот умеете вы, царь государь, одной фразой до инфаркта довести! Какой еще сын? Вон тот, что у окна стоит? Так я его знать не знаю, с чего он за меня вступаться взялся?

И тут царевич повернулся. И посмотрел на меня. А я посмотрел на него. На того, когда знал как сокольника Петра Алексеева.

Во что я опять ввязался?!

Конец