Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 182



Земли, коими владели с незапамятных времен кидани, чжурчжэни и монголы, соседствовали с землями коренных народов юга Сибири и Дальнего Востока, которые вошли в состав России. Поэтому понятен неизменный интерес политиков и историков страны ко всему, что происходило в культурной и политической истории огромного региона, отделяющего север Азии от восточного ареала континента, т.е. от соседа нашего Отечества — «Великой Поднебесной» — Китая. Начну с того, что уже в последние десятилетия XVIII — первые десятилетия XIX в. пионеры русского востоковедения начали свои славные деяния — научные и образовательные. В частности, им удалось осуществить один из грандиознейших издательских замыслов, не имевших аналогов в зарубежном востоковедении, — опубликовать переведенные с маньчжурского языка Алексеем Леонтие-вым три тома законов и установлений правительства Цин, а вслед за тем — семнадцатитомное описание маньчжуров, подготовленное к изданию тем же А. Леонтиевым и Ларионом Россохиным[4].

Еще ранее Л. Россохин выполнил переводы с маньчжурского «Истории о завоевании китайским ханом Канхием калкасского и элетского народа, кочующего в Великой Татарии, состоящей в пяти частях» и «Цзычжи, сокращение общего зерцала». Его начинания продолжили А. Агафонов («Маньчжурского и китайского хана Шуньджия... книги»), И. Быков и А. Владыкин («Указы его ханского величества»), И. Быков («История о мунгалах, как завладели Китаем и утратили»), а затем Федоров («Кан хи. Сокращение китайской истории»), Баснин («Биография сановника Ланудань...»). Матвей Комаров опубликовал в 1787 г. в Москве «Старинные письма китайского императора к Российскому государю». Важно заметить, что эта исключительная по научной значимости работа, полный объем которой из-за слабой изученности в архивах не установлен, осуществлялась по маньчжурским и китайским первоисточникам.

Насколько важное значение придавалось в России изучению Маньчжурии, а также взаимоотношениям с государями Цин и региональной маньчжурской администрацией, свидетельствует открытие в XVIII в. в Иркутске школы переводчиков с маньчжурского языка. Однако наиболее впечатляющие успехи, связанные с изучением древней истории Китая, Дальнего Востока и Центральной Азии, приходятся на XIX в., время особо активной деятельности членов знаменитой Пекинской духовной миссии. Среди них особого внимания заслуживает Иакинф Бичурин, масштабы работы которого по выявлению и переводам летописных известий о дунъи, «восточных иноземцах», до сих пор вызывают изумление[5]. Поистине непреходяще было влияние И. Бичурина как человека, который поддерживал в Пекинской духовной миссии дух самоотреченного и самоотверженного изучения истории и культуры Китая. Оно прослеживается как в подвижнических трудах его современников, так и в исследованиях последующих поколений востоковедов. В качестве примера можно привести деятельность выдающегося русского синолога Палладия Кафарова, который по предложению Русского императорского географического общества совершил в 1870-1872 гг. путешествие по Маньчжурии, Приамурью и Приморью и попытался сопоставить сведения письменных китайских источников с конкретными памятниками старины[6]. Этот чрезвычайно важный методический подход определил в последующем наиболее плодотворный путь изучения древней и средневековой истории народов Дальнего Востока и Южной Сибири — сочетание работы над хрониками с полевыми археологическими исследованиями.

В контексте изложенных событий начальных страниц истории востоковедной науки России следует также оценить научные деяния Г. М. Розова, жизнь которого прошла на рубеже смены поколений отцов-основателей и усердных продолжателей. Жизненная удача сопутствовала ему дважды — перед отъездом в Пекин он прошел наставническое обучение у патриарха русского китаеведения Иакинфа Бичурина, который привил ему всепоглощающую страсть к изучению Востока. Тот же, как его называют, «великий труженик» стал позже, по возвращении Г. М. Розова из Китая, его сотоварищем по служебным делам в Азиатском департаменте МИД России. Тогда же началось общение Г. М. Розова с другим патриархом отечественного китаеведения — Палладием Кафаровым, преемником И. Бичурина и достойным продолжателем его дел. Усердная работа в составе Пекинской духовной миссии в последующие годы превратила Г. М. Розова в блестящего знатока маньчжурского, китайского и монгольского языков, а также исторических хроник Китая. Главным объектом приложения сил его стал перевод маньчжурского варианта «Цзинь ши», проработка других хроник сунского времени, тщательное сравнение и сопоставление исторических свидетельств, что и позволило ему создать подлинный шедевр в составе «золотого фонда» трудов востоковедов России. В рукописи перевода Г. М. Розова содержались обильные материалы, связанные с историей киданей, главным образом в аспекте их взаимоотношений с чжурчжэнями и сунскими китайцами.

Во второй половине XIX в. изучением истории Дальнего Востока занималась целая плеяда видных представителей русской востоковедной науки. Особо тщательному исследованию истории Маньчжурии посвятили свою деятельность академик В. П. Васильев и В. В. Горский[7]. Их труды позволили представить главную канву исторических событий на востоке Азии вслед за тем периодом, который нашел наиболее полное отражение в переводах первоисточников, осуществленных И. Бичуриным. Первым, кто целенаправленно начал изучать историю киданей, стал Михаил Данилович Храповицкий (1816-1860 гг.), сын священника Крестецкого уезда Новгородской губернии, выпускник Петербургской духовной академии (1845-1849 гг.). Способности, ярко проявленные в годы обучения, предопределили включение его в статусе студента в состав XIII-й Российской Духовной миссии в Пекине, которая готовилась и формировалась при деятельном участии И. Бичурина. Возглавил ее Палладий Кафаров, и она отбыла в Китай в 1849 г. Перед М. Д. Храповицким была поставлена задача овладеть в совершенстве китайским и маньчжурским языками для исполнения переводов особо важных документов и научной деятельности, связанной с изучением новой истории Поднебесной.

Студент М. Д. Храповицкий проявил себя самым лучшим образом как в занятиях учебных, языковых, так и делах практических, переводческих (с русского на маньчжурский и китайский и наоборот). Так, известно, что он перевел на маньчжурский язык (по-видимому, для сведений и образования высших чинов императорского двора) книгу «Царствование Петра I». О высокой степени овладения М. Д. Храповицким государственными языками страны его пребывания свидетельствует весьма примечательный факт — именно ему был доверен перевод с русского на маньчжурский и китайский и наоборот, с того и другого языка на русский, исключительной важности документов, касающихся взаимоотношений двух великих империй Востока — России и Китая (трактат 1860 г.).

Что касается исторических штудий М. Д. Храповицкого, то они остаются до настоящего времени по большей части неизвестными (сокрытыми в хранилищах архивов), а известное специалистам — недооцененным. Между тем, по части исполнения научных программ Миссии он был впечатляюще активен и ярок, о чем свидетельствует обширное и разнообразное по содержанию собрание рукописей, которое должно, рано или поздно, стать объектом специального изучения (публикации написанного помешала внезапная ранняя смерть М. Д. Храповицкого). Более всего его привлекало изучение истории Цинской империи, что нашло отражение в статье «События в Пекине при падении Минской династии». Это сочинение представляет собой важный сюжет, исполненный в русле программы исследований В. В. Горского по истории маньчжуров. Судя по всему, М. Д. Храповицкий задумал создать монументальную историческую эпопею о маньчжурах с заходом в разного рода «смежные сюжеты» времени доцинской истории, для чего писались своеобразные «этюды» к будущей «картине».

4



Тайцин Гурунь... — СПб., 1781-1783; Обстоятельное описание... — СПб., 1784.

5

Бичурин Н. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. — М.; Л., 1950-1953. — Т. I-III.

6

Ларичев В. Е. Потерянные дневники Палладия Кафарова // Изв. СО АН СССР (Сер. общ. наук). — 1966. — № 1, вып. 1; Ларичев В. Е. Тайна каменной черепахи. — Новосибирск, 1966; Ларичев В. Е. Посмертный дар Ф. Ф. Буссе // Вопросы истории социально-экономической и культурной жизни Сибири и Дальнего Востока. — Новосибирск, 1968. — Вып. 1; Ларичев В. Е. Путешествие в страну восточных иноземцев. — Новосибирск, 1973; Ларичев В. Е. Памятник князю из рода Ваньянь // Древняя Сибирь. — Новосибирск, 1974. — Вып. 4.

7

Васильев В. П. История и древности восточной части Средней Азии от X до ХШ вв. с приложением перевода китайских известий о киданях, чжурчжэнях и монголо-татарах. — СПб., 1857; Васильев В. П. Сведения о маньчжурах во времена династии Юань и Мин // Годичный акт Санкт-Петербургского университета за 1858 г. — СПб., 1859; Васильев В. П. Описание Маньчжурии // Зап. Рус. географ, общ-ва. — 1858. — Кн. XII; Васильев В. П. Приведение в покорность монголов при начале Дайцинской династии (из Шен-у-цзи). — СПб., 1883; Горский В. В. Начало и первые дела маньчжурского дома // Тр. членов Российской духовной миссии в Пекине. — СПб., 1852. — Т. I; Горский В. В. О происхождении родоначальника ныне царствующей в Китае Династии Цин и имени народа маньчжу // Там же.