Страница 139 из 147
— То и дело гавкает! — Жена Куяанпя вздохнула.
— Это соседская, какой-то терьер, что ли. Никак не хочет идти в лифт и поэтому тявкает, — объяснил Куяанпя.
— Сначала соседка пыталась водить собаку по лестнице, но так она боялась еще пуще, весь дом будила своим лаем, — продолжала жена Куяанпя. Все прислушались к тявканью, которое вдруг сменилось повизгиванием, стало удаляться куда-то вниз и совсем пропало. Жена Куяанпя пододвинула блюдо с пирогом и повернула его так, что ручка лопаточки указывала на Рийтту.
— Теперь она всегда берет собаку на руки и вносит в лифт, — сказала жена Куяанпя.
— Бедняжка, — пожалела Рийтта и взяла маленький кусочек пирога.
— На нее даже жаловались, но я не знаю… С другой стороны — пес единственный друг этой женщины, она вдова, пожилая, — рассказывала жена Куяанпя.
— Ну вот, лает собака, а жалуются на ее хозяйку, — Хелениус усмехнулся и оттолкнул блюдо с пирогом, когда оно заскользило в его сторону. — Читали небось в газете, в рубрике «Почтовый ящик», как кто-то сдуру написал, что собаки за… ну, загадили детские площадки и углы в магазинах.
— Верно, верно, сильный шум подняли, — вспомнила жена Куяанпя.
— Каждую неделю заполняли страницу яростными письмами «за» и «против», — добавила Рийтта.
— Но теперь кто-то уже перешел от слов к делу, — продолжал Хелениус.
— Как это? — спросила жена Куяанпя.
— В последнем номере писали, что кто-то кидает отравленный фарш и колбасу в кустах песчаного карьера, куда люди выводят своих собак, — сказал Хелениус.
— Да что вы! — испугалась жена Куяанпя и поднесла руку ко рту.
— Было, я тоже читала, — подтвердила Рийтта.
— Когда, когда? — спросила жена Куяанпя.
— Да-а, в этом… пожалуй… в воскресном номере и впрямь было такое сообщение, — пробормотал Куяанпя.
— Ужас! Мог бы и мне показать, я-то сама не заметила! — укоряла его жена.
— А не было ли там, будто два пса уже околели? — вспомнила Рийтта.
— Было, но газета еще не получила подтверждения этим слухам, — сказал Хелениус.
— Все равно — ужас!.. Бери, бери, чего там. — Жена Куяанпя опять подвинула пирог Хелениусу.
— Спасибо, мне хватит, а то еще изжога будет, — отказался Хелениус. Рийтта тоже затрясла головой.
— Рот ел бы, да в брюхе места нет, — смеялась она.
Жена Куяанпя встала, взяла в шкафу две тарелки, разделила на них остаток пирога и отнесла в детскую. Куяанпя усердно предлагал еще кофе, но все отказались.
— А что, если мы сядем туда, в креслах поудобнее? — предложил Куяанпя. Они перешли в гостиную, Куяанпя принес с подоконника бокалы — свой и Хелениуса.
— Мне не надо, — сказала Рийтта и села на диван, Хелениус сел рядом и зевнул.
— Устал? — улыбнулась Рийтта.
— Есть маленько, — ответил Хелениус и вытер концами пальцев уголки глаз.
— Надо бы еще побыть немного, — шепнула Рийтта на ухо Хелениусу, он кивнул и смотрел, как она закуривает сигарету.
— Что, кофе вам больше не по вкусу? — изумилась жена Куяанпя, вернувшись из детской.
— Большое спасибо, но на ночь глядя как-то боязно пить много кофе, — оправдывалась Рийтта.
Куяанпя пошел в кухню и тут же вернулся с подносом, улыбаясь во весь рот.
— Тогда, пожалуйста, это.
— Это, пожалуй, можно, — сказал Хелениус и протянул руку за бокалом на подносе.
Жена Куяанпя подошла к книжной полке, сняла крышку с проигрывателя и стала копаться в пластинках.
— Что вы хотели бы послушать? — спросила она.
— Поставь любую, — сказала Рийтта.
— А надо поставить ту, что мы привезли на рождество из Тенерифе, — решила жена Куяанпя.
— Ах, вы были там. Как отдохнули? — спросила Рийтта.
— Здорово. Рождество и там ощущалось, в холле гостиницы стояла большая елка, а в ресторане подавали настоящую брюквенную запеканку, и рождественское жаркое, и… Единственно, чего не хватало, так это, конечно, снега, — объясняла жена Куяанпя, устанавливая пластинку и крутя регуляторы. — Это очень старый проигрыватель, уже хрипеть начинает, — сообщила она и села к гостям. Немного послушали музыку: какой-то скачущий дискоритм, пение было непривычным — на испанском языке.
— Вполне хорошая пластинка, — одобрила Рийтта.
— Верно, мне тоже нравится. — Жена Куяанпя кивала в такт музыке. Хелениус сжал зубы, сдерживая одолевающую его зевоту.
— Ах, вы еще туда не ездили? — вспомнила жена Куяанпя.
— Да мы вообще мало где были, — фыркнула Рийтта.
— В Стокгольм все-таки ездили, и в Лапландию — оленей смотреть, — улыбнулся Хелениус.
— Но по-настоящему… куда-нибудь на юг… — протянула Рийтта.
— Успеем еще покататься, когда выйдем на пенсию, выдадим дочек замуж за богатых и выплатим долг за квартиру, — пообещал Хелениус.
— А знаете что, можно показать вам слайды последнего путешествия, — придумала жена Куяанпя. — Мы только на прошлой неделе вставили их в рамки и наскоро посмотрели раза два.
— Конечно, это было бы здорово, — согласилась Рийтта.
Куяанпя вскочил и в два шага оказался у книжной полки, присел и раздвинул дверцы внизу.
— Я пойду взгляну, спят ли мальчишки, — сказала хозяйка и поспешила в переднюю. Хелениус легонько толкнул Рийтту локтем в бок. Рийтта растерянно глянула на Хелениуса, и он скривился; Рийтта пожала плечами. Куяанпя поднялся и, кряхтя, принес проектор на стеклянный стол, а у Хелениуса возникло подозрение, что показ слайдов был запланирован заранее.
— Конечно, снимки того… любительские, — скромничал Куяанпя, нагнувшись и втыкая штепсель в розетку.
— Ну и что, ведь и зрители не профессионалы, — успокоила его Рийтта.
Жена Куяанпя вернулась, задернула раздвижную дверь кухни и задула свечи. Фитильки продолжали тлеть. Тоненькие струйки дыма еще поднимались вверх на полметра и таяли.
— Готов? — спросила жена Куяанпя от книжных полок.
— Долго ли умеючи, — усмехнулся Куяанпя и поправил шнур дистанционного управления. Его жена погасила лампу на полке, Куяанпя нажал на кнопку. На раздвижной двери вспыхнул пестрый туманный прямоугольник.
— Что такое, почему? — забеспокоилась жена Куяанпя.
— Минуточку… — пробормотал Куяанпя и нажал другую кнопку. Послышалось слабое жужжание, изображение словно бы попятилось, становясь при этом более четким, и из красочных пятен сформировалась панорама аэродрома. На заднем плане два-три самолета, на переднем плане идущая жена Куяанпя — дорожная сумка через плечо и полиэтиленовый пакет в руке.
— Это на тамошнем аэродроме, левый самолет — тот, на котором мы прилетели. До чего же странно было: отсюда улетали глубокой зимой, а там лето в разгаре. Видите — я даже еще в шерстяной кофте, — комментировала жена Куяанпя.
— Там, в пакете, освежающие средства… если не ошибаюсь, — веселился Хелениус.
— Ну да, немножко, — ухмыльнулся Куяанпя.
— И как это пакет остался у меня? Разве же я знала, что он сразу начнет щелкать фотоаппаратом! — сокрушалась и хихикала жена Куяанпя. А он нажал на кнопку, и проектор, щелкнув, сменил картину. На раздвижной двери появился белый автобус и людская толпа, сующая чемоданы в багажник.
— Тут нет ничего интересного, вот наш гид, та черноволосая, что стоит рядом с тем худым мужчиной, — рассказывала жена Куяанпя. Подождав, не скажет ли жена еще чего, он нажатием кнопки сменил картинку. Возник синеватый, расплывчатый пейзаж. Хелениусу казалось, что он различает два побеленных дома с плоскими крышами, несколько раскидистых деревьев и какое-то животное в их тени.
— Эти пейзажи снимали, пока ехали в гостиницу, неважнецкие, потому что окошки автобуса были очень грязными… И это тоже… И это… Меняй побыстрей, — сказала жена Куяанпя, и он несколько секунд щелкал кнопками. Хелениус подтолкнул Рийтту и втиснулся к ней за спину; он оперся локтем о спинку дивана и зевнул.
— Ну вот, это мы во дворе гостиницы. До чего же у меня одежда измятая! Но ничего не поделаешь, в самолете было так тесно сидеть, и смотрите, вон там, наверху, над балконом, наша комната, но она немножко не поместилась на фото, — поясняла жена Куяанпя.