Оболочки

Кроме Купченко, пришла его очередь дежурить. Фёдор отказываться не стал, полез наверх, через десять минут вниз спустился Сайкин. Он попытался спросить, что, собственно, произошло, но я сделал ему знак, мол, позже, и закрылся у себя в каюте.

– Отлично, – полковник госбезопасности на появление мертвеца никак не отреагировала, зато на кристаллы – очень даже. – Поздравляю, Николай Павлович, не ожидала, что у вас получится. Контейнер этот спрячьте, и ждите дальнейших инструкций.

– В одном помещении с этой гадостью? – спросил я. – Записи с американцами отлично помню, и то, что с ними произошло.

– Не допускайте контакта с кожей, и ничего не случится, – отрезала Ланская. – Если боитесь, спрячьте их на поверхности, в ангаре. Отбой.

И отключилась. На поверхность выходить не хотелось отчаянно, всё геройство, которое переполняло меня последний час, куда-то испарилось. Я достал коробочку с кристаллами, в этот раз мой кулон на них не отреагировал. Значит, он тянулся на мертвеца, просто я намёк неправильно понял. Положил пакет с коробочкой в контейнер, который мне выдали, нажал кнопку, дождался, пока диод не изменит цвет с зелёного на красный – теперь, кроме конкретных, хотя и неизвестных мне людей, никто его просто так, без мощного взрыва, не откроет. Поискал глазами пистолет, и понял, что оставил его рядом с шлюзом, на скафандре.

– Оружие ищете, Николай Павлович? – мне в затылок уткнулось что-то твёрдое.

– В чём дело, Варя? – я старался сохранить спокойствие.

– Вы ведь наверх собирались? – капитан Урсляк потянула ручку контейнера к себе. – Не стоит, я это сделаю сама.

И тут же схватила меня за шиворот – в коридоре стоял Сайкин. Майор явно не ожидал увидеть радиста, который держит командира на мушке.

– На пол, Витя, – в голосе Урсляк прорезались металлические нотки. – И не двигайся, иначе буду стрелять.

В глазах майора проскользнуло удивление, потом – сомнение. Штатный десантник прокручивал в голове ситуацию, я бы на его месте лёг и не отсвечивал, но Сайкин решил иначе. Он оттолкнулся ногой от стены и прыгнул в сторону, одновременно выхватывая из-за пояса пистолет. Гэбэшнику не хватило доли секунды, Варя не сомневалась, она выстрелила, на лбу у майора появилось красное пятно, а тело по инерции ударилось о переборку, потом о другую, после чего свалилось вниз.

– Дурак, – презрительно сказала Варя. – Был бы такой же умный, как полковник, остался жив. Да, Николай Павлович?

Я кивнул. Рисковать из-за горстки инопланетной фигни не хотелось.

– Тогда давай прогуляемся.

Мы прошли гуськом мимо валяющейся в небытии Нестеровой, добрались до командирского терминала. Мне казалось, что Урсляк нужны мои ладонь и глаз для разблокировки пульта управления станцией, но женщина прекрасно справилась без меня. Она ввела какой-то код, нажала несколько клавиш.

– Ну вот и всё, товарищ командир. Сработало, а я сомневалась. Теперь марш в свою комнату.

Капитан заблокировала дверь снаружи, я кинулся к терминалу, вызывая Фёдора, но связь не работала. Не работала связь и с Ланской, и с лунными станциями. Только камеры исправно передавали изображения. Как человек в скафандре поднимается на поверхность, машет рукой, из вездехода появляется другой человек – Фёдор Купченко. И падает на реголит с разбитым пулей забралом шлема. А потом его тело плавно пролетело мимо нашей станции и скрылось внизу, на дне тоннеля. Урсляк скрылась в ангаре на несколко минут, вернулась, вездеход тронулся, и когда отъехал на несколько сотен метров, волоча за собой мачту связи, ангар взорвался. Мы остались на станции вдвоём – бессознательная Нестерова и я, запертый в каморке три на три метра.

***

Вездеход бодро двигался на юг, развив максимальную скорость. Варя сидела, сжав губы и следя за картой, мачту она сбросила неподалёку от станции, навряд ли кто-то ей ещё сможет воспользоваться. Возле места с переданными координатами она остановилась, отключила батарею и активировала направленный передатчик. Через сорок минут неподалёку прилунился небольшой летательный аппарат.

Варя подхватила контейнер, и заспешила к челноку. Стоило ей подойти, шлюзовое отверстие выкинуло манипулятор, который подхватил скафандр и затащил его внутрь. Там были привычное давление и атмосфера, Урсляк сняла шлем, улыбнулась черноволосому мужчине с кривым носом. Тот дождался, пока Варя отсканирует свою радужку и ладонь, и только тогда улыбнулся в ответ.

– Всё в порядке? – спросил пилот, – что с остальными?

– Заперла на станции, как и приказано, – Варя стащила перчатки, – когда?

– Через двадцать минут рванёт грузовик, я уже послал сигнал, и у нас окно где-то в полчаса, потом никто отсюда не уйдёт. Готова?

– Да.

В руке у женщины появился пистолет, она прижала его к голове напарника, выстрелила. Мужчина умер, так ничего и не поняв. Варя перетащила его на своё место, сама уселась в кресло пилота, вдавила кнопку старта. Челнок загудел, реактивные струи вырвались из двигателей, бросая его вверх, к звёздам. Когда он пересекал орбиту станций, где-то вдали, в тысяче километров, грузовой корабль советских ракетно-космических сил, пристыкованный к станции Луна-2, взорвался, засоряя пространство мелкими металлическими частичками, которые начали свой путь вокруг Луны. Но челнок они не задели, кораблик вырвался в межпланетное пространство.

На экране появилась Ланская, она что-то спрашивала, но Варя не стала отвечать, отключилась. Через час, на расстоянии в пятнадцать тысяч километров от Луны, челнок начал менять траекторию, уходя от Земли. Урсляк постоянно сверялась с компьютером, корректируя движение. И ещё через два часа почти поравнялась с космолётом, на котором виднелась эмблема Южноафриканского Союза. Трос с прицепным механизмом соединил оба аппарата, и большой корабль медленно затащил в себя маленький.

(43). Сторона 2. 20 июня, суббота.

(43). Сторона 2. 20 июня, суббота.

Я выбрался на поверхность только затем, чтобы понять, в какой мы оказались заднице. Ангар был почти цел, но оборудование в нём всё уничтожено. Вездеход лежал на боку исковерканной конструкцией, и признаков жизни не подавал. Короткий обломок антенной мачты торчал из вырванного основания, широкая полоса уходила на юг.

Меня освободила Нестерова, она пришла в сознание, поняла, что вокруг никого нет, вытащила трубки из катетеров и пошла бродить по станции. Сначала она наткнулась на разлагающееся тело Сайкина, а потом на запертую дверь. Ну а за дверью – на меня.

Я просидел в каморке почти семьдесят часов, первые сутки ещё кое-как продержался, а потом – пришлось прикончить остаток инопланетного лекарства, каждый крохотный глоток в одну дозу давал десять часов, после которых голод и жажда возвращались с новой силой. Так что к тому моменту, как дверь отъехала в сторону, я был готов распечатать неприкосновенный запас с антидотом. Алиса-два потребовала объяснить, что случилось, но снова потеряла сознание, пришлось тащить её к медицинской аппаратуре и снова соединять с трубочками и дозаторами. Видимо, от приложенных усилий ей стало хуже, Нестерову трясло, давление упало до критических цифр, пульс резко замедлился и стал неровным. Понадобилось два часа, чтобы давление устаканилось, аритмия прошла, но снова высыпала сыпь и поднялась температура. Дыхание постоянно сбивалось, вены утолщились, под глазами появились жёлтые круги.

С Алисой-два я провёл целые сутки, вводя то одно лекарство, то другое. Наконец кое-как показатели приблизились к норме, девушка задышала ровнее, на серых щеках пробился румянец. И я решил осмотреться.

Солнце било мне прямо в глаза, а я стоял и думал. В принципе, у меня было три варианта. Первый – обратно вниз, выхаживать Нестерову. В одиночку - сейчас, без связи и транспорта, надеяться можно было только на себя. Или, как второй вариант – на американцев, до их базы я бы добрался пешком часов за шесть. Третий – найти этот злосчастный кристалл, он ведь был где-то рядом. Я искренне позавидовал себе, Диме Куприну, скромному фельдшеру, у которого тоже были пациенты, но муки выбора между жизнью и смертью всегда оставались врачу. Оставалось несколько часов до того момента, как наши сознания снова сольются, и тогда. Тогда хотел бы я посмотреть на собственную физиономию.