Оболочки

- Понимаю, - начальник даже сочувствия в голове добавил, гад, - но кроме тебя из наших некому. Фельдшер в машине обязан быть, сам знаешь.

- А Федя?

- На рыбалку Федя умотал, будет только к вечеру, телефон недоступен.

Понятно, значит, Фёдор запил - рыбы в их доме сроду не водилось, даже магазинной.

- Василич? - не сдавался Димка.

Пётр Васильевич был врачом-лаборантом, но работы среднего медперсонала не чурался.

- Заболел Василич, сердце пошаливает, годы преклонные. Или хочешь пожилого человека в гроб вогнать?

- И в мыслях не было.

- Вот и молодец. Виталик за тобой подъедет через час-полтора, отправляйтесь к Нефёдову, знаешь такого?

Был у них в городе такой старичок, скромный и неприметный, бывший ответственный работник, в девяностых и начале двухтысячных шалил сильно в пределах области, но потом успокоился, даже депутатствовал одно время.

- Неужели помер?

- Дочь сегодня утром нашла, повесился.

- Да ну, - удивился Димка, чтобы такой человек, как Нефёдов, с жизнью счёты свёл, должно было что-то уж больно экстраординарное произойти.

- Баранки гну.

- Из-за чего такая спешка? - клиенты Самойлова обычно уже никуда не торопились.

- Дима, родной ты мой человек, не тупи. Участковый уже всё осмотрел и протокол составил, родственники плачут и готовы платить, лишь бы от тела избавиться. Пятёрку получишь, дел на два часа. Тебе позвонил первому, смотри сам, желающих много, и не только на этот раз, а вообще, если ты такой ленивый.

- Уже выхожу, - тут же согласился парень. - Дай тебе Ктулху, Натаныч, здоровья и счастья в личной жизни. И деток побольше.

Герман выругался, и отключился. А Димка отправился собираться.

Герман Натанович Самойлов работал заместителем главного врача муниципальной больницы и одновременно начальником патотделения, проще говоря - морга. Его жена одно время трудилась в мэрии, а потом возглавила городское ритуальное бюро. Судя по тому, что ездила дамочка на роскошном внедорожнике и на простых смертных смотрела очень свысока, дело это, несмотря на утверждённые городом расценки, было очень прибыльное. Остальным доставались сущие крохи, такие, как Нефёдов, попадались редко, народ в городе был небогат, и экономил на всём, в том числе и на покойниках. Совали фельдшеру кто триста, кто пятьсот рублей, но и это были деньги, как говорится, одна старушка - рубль, а десяток - уже червонец.

Пока чайник закипал, Димка набрал Виталика, водителя скорой, тот тоже не горел желанием ехать за усопшим в свой законный выходной, но обещал за парнем заскочить, как только завтрак доест, то есть часа через два, не раньше. На жизнь и смерть водитель смотрел философски.

- Нефёдову торопиться некуда, - сказал Виталик, - а нам тем более. Пусть Герман волну-то не гонит, я уже дочке жмурика позвонил и договорился, у неё всё равно свои дела, сходит на рынок, в парикмахерскую, а к двенадцати подойдёт. Деваться-то ей всё равно некуда, машина у нас одна, а не хочет, вон, пусть из областной вызывает, как раз к понедельнику появятся. Всё, Димас, мне тут жена яичню принесла, отбой.

Фоном послышался шлепок и женский смех, а потом Виталик отрубился. Только Димка уселся за стол, намазывая хлеб плавленым сыром, раздался звонок - теперь уже в дверь, точнее в калитку. Камера передала изображение женщины и мужчины в строгих тёмных костюмах, такие в их краях носили или работники прокуратуры, или выжившие свидетели Иеговы.

- Куприн Дмитрий Сергеевич здесь проживает? - женщина чуть наклонилась к микрофону, её спутник стоял поодаль, держа в руках чёрный чемоданчик.

Дмитрий Сергеевич кивнул, словно они могли его видеть, и нажал на кнопку. Удобная штука, раньше приходилось через весь огород к воротам идти, встречать гостей, а сейчас раз, и готово, входи кто хочешь. Эта парочка хотела, они прошли по дорожке, и через несколько секунд уже переступали порог дома.

- Нотариус Васнецова, - женщина остановилась в прихожей, - а это адвокат Зинченко, из компании «Коган, Лямфельд и партнёры». Вы Куприн?

Пришлось Димке ещё раз кивнуть, и пригласить гостей в комнату. От кофе женщина отказалась, а Зинченко, застенчиво улыбаясь, попросил покрепче и с тремя ложками сахара. И только когда всё это оказалось перед ним, раскрыл чемоданчик, вытащил тонкую папку и картонную коробку.

- Позвольте паспорт, - попросил он, и тщательно сверил данные со своими записями.

На бумагах, которые он достал, и с которыми сверялся, стояли выдавленные печати, с одной из них свисала синяя ленточка с изображением британского флага.

- Всё верно, - Зинченко посмотрел на Васнецову. - Вы, Дмитрий Сергеевич, являетесь наследником Куприна Афанасия Львовича, скончавшегося в Мельбурне пятнадцатого февраля этого года. На вас составлено отдельное завещание, вот, ознакомьтесь.

В руки парню сунули бумагу на английском языке, и перевод на русский. Ничего особенного в этом завещании не было - один Куприн оставлял другому, своему правнуку, живущему в России, сувенирную монету из золота 999-й пробы, с условием отказа от остальной части наследства.

- От чего отказываюсь? - Димка полюбовался на штамп апостиля.

- Дом в районе Паркдейл, две машины и катер, пенсионный счёт, - Зинченко протянул ему фотографию, на ней бодрый старичок позировал с огромной рыбиной. - Если вдруг решите судиться, нужно будет лететь в Австралию, или нанимать здесь поверенных. Основное имущество ваш прадед перевёл в фонд, до него при всём желании не дотянуться, а вот прямое наследство делится между всеми живыми потомками, там почти на три миллиона долларов, конечно, австралийских, ваша доля, если за неё бороться, тысяч пятьдесят.

- Негусто.

- Наследников много, помимо вашего деда, у господина Куприна в Австралии было четверо детей и пятнадцать внуков. Правнуков пока трое, но они постоянно прибывают. Шансов выиграть дело почти никаких, потому что завещание составлено по всей форме, а отказ - чистая формальность. Если не верите, всё это будет в соглашении, которое вы подпишете.

И он протянул тонкую папку, двадцать листов мелким текстом, Димка её даже листать не стал, потому что находился в лёгком охренении. Афанасий Куприн и вправду был его прадедом, он родился в четырнадцатом году прошлого века, служил в милиции, в сорок втором ушёл на войну, и там же погиб в сорок пятом, за месяц до Победы. На его могилу в Калининградской области дед Дмитрия ездил регулярно, и его самого один раз с собой взял - чёрный обелиск с именами павших бойцов, и среди них старший лейтенант Афанасий Львович Куприн. Сохранились и орден Красного Знамени, и две медали «За отвагу», и орден «Славы» второй степени - их деду передали в Министерстве внутренних дел во время перестройки. Вот только личное дело отказались показывать, сославшись на режим секретности.

- Хорошо, - Димка кивнул, - медаль так медаль, жаль, конечно, что старик такой сволочью оказался, мог бы с сыном связаться. Дед помер, думая, что отца в живых нет, а тот на катере по океану в это время рассекал, тунца ловил. Гад.

- Ну вот и отлично, - Зинченко расцвёл, пододвинул бумаги Васнецовой, та внимательно ещё раз прочитала, паспорт наследника разглядывала так, словно он был поддельный, потребовала свидетельство о рождении и его тоже изучила вплоть до состава бумаги.

- Здесь, - ткнула она изящным пальчиком в свободное место на бумаге, - подпись, число прописью, расшифровка и надпись «вступаю в наследство добровольно». И отпечаток большого пальца правой руки, пожалуйста.

Димка сделал всё, как она просила, вытер краску с пальца салфеткой. Пока нотариус заверяла его подпись, достав штемпели и печать, Зинченко раскрыл коробку, и вытащил оттуда обычный целлофановый пакетик, в котором лежал жёлтый кругляш.

На якобы золотой монете с одной стороны был выдавлен круг, унизанный выпуклыми бусинами, каждая из которых линией соединялась с двумя другими, образуя сложный вписанный многоугольник, по контуру шла надпись на непонятном языке, а с другой - четыре одинаковые закорючек, две короткие параллельные линии, а между ними заусенец. Об него молодой человек и поранился, сначала не заметив, капелька крови упала на завещание.