Любовник под прицелом

Эльза закатила глаза. Потом демонстративно вздохнула.

– Мама, я совершеннолетняя. Я не хочу подписывать этот дурацкий договор, который ты пытаешься мне навязать. На каком основании я должна его подписать? Расскажи мне.

– Потому что ты продолжаешь позорить нашу семью. Добавить еще одно пятно на мою репутацию, как будто мне мало тех, что уже есть благодаря тебе.

– Мама, – с чувством сказала Эльза, и Карл с удивлением узнал в ее голосе свои интонации – те самые, которые он использовал, когда хотел ее в чем-нибудь убедить, – я не позорное пятно на твоей репутации. Я родилась в законном браке. Я даже зачата была в законном браке. Я не совершала ничего плохого или подлого, у меня не было выбора – рождаться или нет, этот выбор лежал на тебе и моем покойном отце. Я долго думала и не поняла, почему ты меня стесняешься и считаешь позором. Я обычный человек. Я соблюдаю законы, плачу налоги и хочу выйти замуж за человека, который такой же гражданин нашей страны, как любой другой. То, что делал его отец, не имеет отношения к нему. Так же как и то, что делала ты, не имеет отношения ко мне. Это твои поступки и твоя ответственность. И ты не можешь заставить меня подписывать эти бумаги. У тебя нет законного права. Ты забываешь, что я выпускник Академии Права и разбираюсь в законах лучше чем ты. А если твой адвокат сказал тебе, что есть законы, которые могут заставить меня подписать эти договоры, то он тебе врал, а я тебе советую сменить адвоката.

– Да что ты говоришь? – ехидно сказала Фредерика. – Я должна поверить девочке, которая днями пропадает в тире, и мальчику, который составляет трудовые контракты для врачей, что они лучше разбираются в законах, чем известный адвокат?

– О, нет, не надо нам верить на слово, – рассмеялась Эльза. – Просто позвони ему и спроси, есть ли законы, которые регулируют отношения взрослых совершеннолетних финансово независимых детей и их родителей. Какое наказание по закону мне положено за отказ подписать твой дурацкий договор? Ну вот, я отказываюсь. Что ты мне сделаешь?

Карл пожал пальцы Эльзы. Они даже не дрожали, не были влажными или холодными. Никаких признаков волнения. Абсолютно. И неудивительно, потому что она права. Все эти дни, пока он валял дурака, готовил ужины, возил Сандру на пляж, получается, Эльза думала и выясняла.

– Я узнаю у своего адвоката, – сухо сказала Фредерика.

– Его ответ тебя удивит, – улыбнулась Эльза. – Конечно, ты можешь разместить в газете объявление о том, что отрекаешься от меня, своей дочери. Это объявление, уверена, наделает много шума. А то у нас все больше про похороны, свадьбы и рождения. Но через пару дней о нем забудут. А я со своей стороны ничего такого делать, говорить и подписывать не собираюсь.

– Ты отлично знаешь, что никаких односторонних объявлений не будет.

– Ох, мама, – вздохнула Эльза, – если твой Антонио скажет, что без этого никак, ты сделаешь любое объявление, какое он захочет.

На том конце повисла тишина, а через несколько секунд зазвучали гудки. Эльза отключила телефон и посмотрела на Карла.

– А еще можно послать им приглашение на свадьбу, – серьезно сказал Карл. – Но если честно, ты молодец. Я восхищаюсь тобой и твоим умом.

– Какой там ум, Карл, это же самый очевидный выход. Жаль, я не увидела его сразу, когда мама только поставила свой ультиматум. – Эльза вздохнула. – Я проверила гражданское право. Нет таких законов, по которым можно было бы заставить меня подписать этот договор. Только запугать до смерти. Но ей нечем запугивать меня.

– И еще, – добавил Карл, – я очень рад, что ты поняла, что ты не позор для семьи.

– Это все из-за тебя. Я подумала... Если ты нашел силы не прятаться по углам и сказать: «да, мой отец был таким, но я другой и я не виноват в его делах», то почему я не могу? Ты ведь хороший человек. Всегда был хорошим. И я поняла, глядя на тебя, что и я – хороший человек. Понимаешь, когда я лежу на крыше и стреляю в цель, я не сомневаюсь. Но потом... иногда думаю, до какой степени можно доверять тем, кто дает мне команды. Но в истории с тобой все было по-другому. Мы никого не убили... почти никого, кроме тех двоих. Но и у них был шанс. Я сделала хотя бы одно хорошее дело в своей жизни.

– Да, – сказал Карл. – Это больше, чем одно хорошее дело. Это семьи, которые не потеряли своих мужчин. Это мое имя, которое снова вернулось ко мне. И я сам, оставшийся в живых.

– Вот только не надо произносить звучные речи и вручать благодарственные дипломы, каждый раз, когда мы об этом говорим. Можно просто поцеловать.

– Как скажешь, – ответил Карл. – Тогда я тебя поцелую.

Эпилог

Океан, как всегда, был теплым и ласковым. Эльзе всегда нравилось это время, на закате, когда зной уступал место мягкому убаюкивающему теплу, вода не гасила пожар раскаленного тела, а нежно обнимала и баюкала.

– Жаль, что теперь я не смогу купаться, когда захочу, – вздохнула Эльза, выходя на берег и отжимая волосы.

Перед тем, как купаться, она заплела их в косу, но шпильки куда-то запропастились. Не отменять же прощание с океаном из-за такой ерунды! А волосы всегда можно вымыть. Или, в крайнем случае, остричь.

– Пока еще можешь, – возразил Карл. – Мы еще не уехали.

Он сидел на берегу в шезлонге, все такой же ослепительный, как и тогда, когда они встретились после пятилетней разлуки. Сколько лет назад это было? Эльза уже и не помнила точно, а думала, что никогда не забудет тот день. Карл, казалось, совсем не изменился с тех времен. Ослепительная улыбка, дурашливое выражение на лице и искорки в глазах, из-за которых многие не понимают, говорит он серьезно или шутит.

Эльза опустилась в шезлонг рядом с ним.

– О чем думаешь, плохой парень? Жалко уезжать?

– Из отпуска всегда жалко уезжать, – кивнул Карл. – Даже к самой любимой работе. Можно подумать, у тебя не так.

– Скоро будет не так.

Карл встревоженно посмотрел на Эльзу.

– Что случилось?

– Представь себе, – рассмеялась Эльза, – плавала-плавала и вдруг поняла, что у меня через год заканчивается контракт.

– А, это в тот момент, когда я решил, что на тебя напал кит и бросился тебя спасать?

– Ты бросился меня топить! – Эльза возмущенно шлепнула Карла по плечу.

– С этого начинается любое спасение, – возразил Карл, ловя ладонь Эльзы и легко целуя, прежде чем отпустить. – Сначала притопить спасаемого, чтобы не дергался, а потом спасать.

– Хорошо, что в твоих правилах спасения на водах не надо бить утопающего камнем по голове.

– Идея хорошая, но с камнем очень неудобно плыть, знаешь ли. Попробуй при случае.

Эльза снова улыбнулась. Это была одна из самых любимых ей черт Карла – говорить с серьезным видом всякую ерунду, не ждать, пока посмеются его шуткам, и снова переходить к серьезным темам. Легкость аристократов, которую она так и не сумела сделать своей второй натурой. Только привычкой, а это совсем другое.

– И что по поводу контракта? Боишься, что его не захотят продлить?

Эльза покачала головой.

– Я поняла, что не хочу его продлевать.

– Что? – Карл повернулся к ней и серьезно посмотрел в глаза. – Ты хочешь уйти в отставку?

Эльза пожала плечами.

– По крайней мере, я задумалась над такой возможностью. А что, ты против?

– Как я могу быть против, Эли? Я не хочу сказать, что мне все равно, какое решение ты примешь через год. Я хочу сказать, что твоя работа... она как бы сказать мягче... немного нервная. Поэтому с одной стороны, я не буду тебя отговаривать от отставки.

– А с другой стороны?

– А с другой стороны, ты любишь свою работу. Я не хочу, чтобы ты из-за моих слабых нервов похоронила себя заживо на какой-нибудь скромной должности вроде ассистента аналитика.

– А тебе самому не кажется, что ты похоронил себя заживо в своей школе для мальчиков?

Карл прикусил губу, подумал, а потом покачал головой.

– Нет. Я люблю свою работу. И свою школу. Может быть, это не то, о чем я мечтал в юности, но я делаю то, что для меня важно. Я сам был на их месте... в некотором смысле. Я никому не желаю быть преступником. Это страшно и ломает жизнь, когда тебя считают виноватым в том, чего ты не делал. Или когда за украденный кусок хлеба ты навсегда становишься вором, хотя у тебя просто не было еды. Если бы не Академия, меня бы сломал страх перед законом. Но ты... Тебе не обидно, что я так и не пошел в международную юриспруденцию, не стал всемирно известным юристом, не творю судьбы, не ищу высшей справедливости, не властвую умами, в конце концов? Ведь школой я мог заниматься под любым именем. Можно было обойтись без той операции, которая стоила тебе столько сил. Мне не обязательно было давать то интервью и возвращать себе старое давно забытое имя, а тебе – ссориться с семьей и с матерью.