Страница 5 из 67
Дом епископа в кольце городских стен тоже внушал определенные надежды. Он был окружен амбарами, конюшнями и загонами для скота. Дом был большим и явно набит всяким добром. По крайней мере, стайка служанок, что перекрикивались на заднем дворе и непрерывно таскали что-то туда-сюда, не говорила о том, что здешний хозяин живет в нужде. И даже стражник маялся от тоски у входа, показывая, что именно здесь-то и живет настоящий хозяин Руана, а не в доме какого-то королевского графа.
За исключением базилики, весь город был деревянным. Из камня теперь строили только церкви, да и то не везде. Уж больно дорого это было, а потому ремесло каменщиков понемногу умирало в землях Галлии. А вот дерева было полно, и оно было доступно по цене. Вкопанные в землю столбы, обмазанные смолой, были перевязаны толстыми бревнами, промежутки между которыми забивались чем попало. Крыша покрывалась соломой и деревянной дранкой. В домах попроще стены и вовсе делались из переплетенных прутьев, обмазанных глиной. Земля тут была дорога, и все здания внутри городских стен тесно жались друг к другу, напоминая пчелиные соты. Город был большим, и множество людей взбило топкую грязь своими кожаными туфлями, а то и вовсе босыми ногами, сделав путешествие по нему делом весьма затруднительным.
Эйнар вернулся на торг. Он увидел все, что хотел, а значит, пора возвращаться домой, в Данию, пока холода не сковали реки льдом. Он вернется сюда весной, и вернется с целой армией. Таково было жесткое условие, которое выставил основной деловой партнер, князь Самослав, устами своего посла Вышаты. В северных землях всерьез воспринимали новгородского владыку, и ссориться с ним без нужды не стремились. Пока что все, кто дружил с ним, неизменно оказывались в большой прибыли. Ведь это на его деньги будет организован этот поход, а за новые корабли еще предстоит расплатиться. Да и, положа руку на сердце, Эйнару было плевать, кого грабить. Ведь несколько сотен буянов, получивших богатую добычу, не успокаивались. Они хотели еще.
Май 625 года. Вилла Клиппиакум (в настоящее время коммуна Клиши-ла-Гаренн, предместье Парижа).
Вилла Клиппиакум, отнятая в свое время у богатого римлянина Клиппия, была тем самым местом, где король Хлотарь проводил то время, когда не объезжал свои необъятные владения. Собственно, с поздней осени по раннюю весну он жил именно здесь, охотясь в окрестных лесах, а потом, после Мартовского поля(2), королевский двор превращался в бесконечный караван, который кочевал по городам Галлии, нещадно объедая счастливых подданных. Так король правил суд, так он получал достоверную информацию с мест, так он собирал налоги с подвластных земель. Короли варваров усвоили старые римские порядки, но они уже разрушались неодолимым ходом времени, упрощаясь и приспосабливаясь под нужды новых, диковатых правителей.
А вот вилла все еще была хороша. Так уже давно не строили, просто разучились. Обширное одноэтажное здание с внутренними двориками, крытое черепицей, еще сохранило остатки фресок и теплый пол. И если на фрески Хлотарю было глубоко наплевать, то комфорт каменных плит, разогретых поступающим из подвала горячим воздухом, он очень ценил. Ведь король был уже немолод. Шутка ли, сорок один год! Вон, вся голова уже седая. Он все еще брал на копье кабана, как и пристало королю-воину, но спину по утрам уже ломило и, как это часто бывает со стареющими мужьями, все большую власть над ним забирала королева Сихильда, мать его юного сына Хариберта. Сихильда была младше мужа на четырнадцать лет, и находилась в лучшей женской поре, покоряя окружающих зрелой красотой. Собственно, именно из-за нее она, будучи совсем юной девчонкой, и стала наложницей короля, а после смерти соперницы Бертетруды — полновластной королевой. Именно королева Сихильда и сплела те нити, которые привели сейчас ненавистного пасынка Дагоберта на встречу с отцом.
В больших покоях горел огромный очаг. Тут не было теплого пола, ведь даже римские богачи отапливали в холода лишь часть помещений. Здесь король давал пиры, здесь собирались на свои соборы епископы со всей Галлии, здесь он принимал послов и чиновников из всех трех королевств. Рушить старые традиции он не стал, и сохранил все три короны, отчаянно борясь, чтобы не появилась четвертая. Знать Аквитании(3) тоже поднимала голову, и требовала себе отдельного короля. Здесь, в этом зале Хлотарь принял своего семнадцатилетнего отпрыска, как бы подчеркивая, что будет говорить с ним не как отец, но как повелитель. Дагоберт, плечистый здоровяк, длинные рыжеватые волосы которого свисали почти до самой поясницы, был одет в зеленый плащ с красной полосой, как и подобает воину. Длинная рубаха из тонкого полотна была стянута широким наборным поясом, на котором висел меч. Расшитые туфли из тонкой кожи были заляпаны грязью, как и чулки, перевитые лентами до самых колен.
— Садись, сын, — радушно махнул рукой Хлотарь, когда Дагоберт выпрямился после почтительного поклона, смахнув назад длинные волосы. Впрочем, его поклон был короток и не слишком глубок, что не укрылось от взора старого короля. Волчонок начал отращивать зубы, как и должно было неизбежно случиться. Ведь такова жизнь!
— Ты звал меня отец? — с каменным лицом спросил Дагоберт, до которого уже доносились всякие неприятные слухи из отцовского дворца.
— Звал, — ровно ответил Хлотарь. — Я вверил тебе восточные рубежи наших земель. Расскажи мне, как ты управляешься там?
— Ты про то, что венды сожгли Кёльн? — набычился Дагоберт. Он понимал, что допустил непростительную ошибку, прозевав нападение полудиких племен, но признаваться в этом не собирался. — Я покарал их за это! Они забудут, как приходить в наши земли!
— Покарал? — удивленно поднял бровь Хлотарь. — Кого именно ты покарал? Саксов, через земли которых пошел с войском? Наших подданных тюрингов, которые тоже пострадали? Или сербов, с которыми мы теперь больше никогда не будем друзьями? А ведь сербы признавали мою власть до этого.
— Мне плевать на саксов, тюрингов и сербов, — высокомерно ответил Дагоберт. — Мы наказали тех, кто напал на нас.
— Зачем ты лжешь мне? — глаза Хлотаря опасно сверкнули. — Мне тоже плевать на эти племена, но ты никого так и не покарал. Вместо этого ты окончательно разорил саксов, которые нам не угрожали и должны были платить положенную дань, и посеял ненависть в сердцах сербов, вождь которых Дерван был мне другом. А те, кто сжег Кёльн, теперь проедают добычу и открыто смеются над нами.