Миллион миров

— Я говорил Мег об этом! — подняв кривой указательный палец, переломанный в двух местах, со слабой улыбкой ответил истерзанный жизнью Робинзон. — Говорил, что я здесь хозяин! Но она никогда меня не слушает.

— Мег? Вы так назвали планету?

— Мегера, а как же ещё, — кивнул Роберт, и жалобно добавил. — Сущая стерва, я так с ней настрадался!

— Мы можем забрать вас прямо сейчас и отвезти в любую систему, — сказал Фокс, с состраданием глядя на владельца одной из самых уникальных планет галактики.

Старичок со вздохом закрыл глаза, хотя он ни на секунду не мог расслабиться и замереть, всё время слегка двигался и дёргался, менял положение тела. Это стало неистребимой привычкой спустя двадцать пять лет на планете, где гравитация двоилась, и приходилось всё время переступать ногами и перехватывать руками, чтобы не упасть и не подлететь.

— Боже, я могу расслабить мускулы, на самом деле расслабить, — неверяще и растерянно пробормотал Роберт. — И в глазах ничего не рябит. Всё вокруг такое… одномерное. Как это может быть?

Все молчали, не зная, что здесь можно сказать.

— Как вы меня нашли? Что с Этлибом?

— Если вы имеете в виду старого друга-октопода, то он в тюрьме, — ответил Фокс.

— А вы знаете, что Этлиб убил всю нашу команду?

— Он практически признался в этом перед миллионами зрителей.

— Запрограммировал поля и контуры станции, чтобы они открылись, и комнаты заполнились воздухом Мегеры. Наши друзья и соратники задохнулись с такими криками, а я…

Робинзон замолчал, потом слабо махнул рукой.

— А я не сумел ему помешать. Может, потому что до последнего верил, что он этого не сделает.

— Мы всё не могли понять, как так вышло, что спрут убил всех ради сокровища, но само сокровище не получил.

— Я сказал Этлибу, что не буду радоваться жизни вместе с ним, — пожал плечами старик. — А всем его выдам. И если он не хочет ответить за свои преступления, то ему придётся меня убить.

— Но он не смог.

— Он ответил, что в тюрьме сижу как раз я… и оказался прав! Разбил мне нейр, а его вирус уничтожил инфосистему, оставив только жизнеобеспечение, да и то, не целиком. Он всё продумал, чтобы я оставался здесь, на Мегере, и не смог сбежать.

Старичок посмотрел на них смущённо.

— Этлиб считал, что любит меня, можете себе представить? Хотя, когда мы познакомились, он был абсолютно уверен, что ни одно создание, лишённое щупалец, не может знать настоящей любви. А я думаю, если любовь такова, то нужно бежать от неё без оглядки, изо всех сил.

Старичок замолчал и прикрыл глаза рукой, хотя затем неловко добавил:

— Впрочем, я люблю свои фигурки. Они мне как дети, я выжил только благодаря им.

— И вы не один, Роберт! — растроганно воскликнул седовласый Корвин. — Ваши фигурки любит огромное количество поклонников! Цена на них достигает астрономических сумм.

— Вот как. После стольких лет на фильтрах, рециклинге и сухпайке начинаешь думать, что деньги немножко переоценены, — заметил Робинзон. — Многое в жизни стоит дорого, но кое-что достаётся нам совершенно задаром: сама жизнь. Впрочем, что за чушь. Я с радостью стану миллиардером.

— У меня остался один вопрос, — спросил Фокс. — Почему девяносто девять в периоде? Почему у всех фигурок такой вес, что вы хотели этим сказать? Я бился над этим вопросом, но так и не понял.

Старый покоритель планет посмотрел на сыщика долгим, слегка удивлённым взглядом.

— Чтобы правильно задать вопрос, надо знать большую часть ответа, — сказал он наконец. — Это старый математический нонсенс ещё с прабабушки-Земли. Мы с Этлибом оба были математиками, он пошёл в информационные системы, а я в инженерию. Ещё в школе мы узнали про парадокс Черепахи и Ахиллеса. Да, Ахиллес в сто раз быстрее черепахи, но пока он пробегает сто шагов, черепаха сдвигается ещё на один шажочек вперёд. Пока он пробежит сто процентов этого шага, черепаха проползёт ещё один процент вперёд, и так до бесконечности. Поэтому, с точки зрения древних авторов этого парадокса, Ахиллес никогда не догонит черепаху и всегда будет отставать на один крошечный микро-шаг. Конечно, это только ошибочная математическая коллизия, в действительности девяносто девять в периоде равно единице, а быстрый легко обгонит медленного. Но у нас с Этлибом с тех пор было символическое соревнование: он Ахиллес, а я черепаха.

В глазах Роберта темнела боль.

— И разбрасывая фигурки с весом в почти-почти единицу, я напоминал ему… Что, убив наших друзей, пожертвовав нашей дружбой и сломав нашу жизнь ради чёртовых денег, он никогда не догонит мечту.

Воцарилось молчание.

— В общем, это старая история. Старая как мир.

— Скажите, что мы можем для вас сделать? — спросила Ана, наклонившись к несчастному и погладив его ладонь. — Что доставит вам радость?

— Мудрец ищет не удовольствий, а отсутствия страданий, — слабо улыбнулся Роберт. Его измождённое тело, покрытое сетью язв, шрамов, плохо заживших ранений и старческих морщин, каждым своим движением издавало безмолвный вопль о помощи.

А Одиссей внезапно вспомнил, как вся эта поразительная и совершенно случайная история началась с того, что у него заболела шея и Ана потащила его в магазин покупать диван. Он вспомнил божественный «Лавфлюис», который во мгновение ока сделал жизнь межпланетного сыщика такой комфортной. Слишком комфортной.

Ведь настоящий мудрец иногда ищет страданий, потому что уже понимает их значение и роль.

— У меня для вас подарок, — сказал Фокс. — Он немного весь розовый, но с ним ваши муки быстро сойдут на нет. Ещё в этом помогут огромные деньги, которые вы получите по Большому Старательскому закону, продавая двойственную материю этой планеты. Кстати, вот прямой контакт совета директоров корпорации «Кристальная чистота». Став богатым, вы сможете приобрести лучшие синтетические обновления и прожить остаток жизни куда лучше, чем до сих пор.

— Лучше поздно, чем никогда, — со слабой надеждой отозвался старик. — Так что, знаете… огромное вам спасибо. Вам всем.

У шекловодов галактики сегодня выдался удивительный день.

*

Фазиль с тележками ещё не вернулся из бизнес-тура в систему Гуро, Чернушка методично долбала мусорную гору в поисках металлических деликатесов, Гамма совершал миллионы операций в секунду. В общем, Одиссей и Ана оказались на «Мусороге» совершенно одни.

— Я полная дура! — схватив Фокса за плечи, воскликнула девушка, сгорая от стыда. — Переживаю из-за ерунды, когда во вселенной полно тех, кто реально страдает. Этот старик… вся его жизнь была изуродована, а он сохранил в сердце чистоту. И ты. Ты!

— Что я? — опасливо уточнил Одиссей.

— Ты, настоящий ненастоящий, наглый мудрый, юный и единственный реально взрослый… ты двойственный, как шекл! — воскликнула она, рдея и чуть ли не задыхаясь от эмоций. В волосах Аны разрасталась вишнёвая волна. — Ты достался мне, как выигрыш в лотерею, один шанс на миллиард, я это понимаю. Я просто…

— Слишком откровенная? — поднял брови Одиссей.

Она с облегчением рассмеялась, но по-прежнему не отпускала его плеч. А Фокс едва сдержался, чтобы не поцеловать Ану прямо сейчас. Ведь он прикрылся шуткой от её искренности, чтобы не сделать какую-нибудь вопиющую глупость. При внешнем спокойствии, Одиссея переполняли чувства, которых он не испытывал всю предыдущую жизнь и от которых отвык давным-давно. Руки сами собой тянулись схватить Ану за талию, привлечь к себе, будто он имел на это полное право. Губы горели, хотелось прервать самобичевания девушки и нагло целовать её снова и снова. Забыть обо всём, кроме её гибкого тела, пылающих волос и любимых глаз. От мыслей об этом всё внутри одновременно вздымалось и слабело.

— Одиссей, — сказала Ана тихо, глядя на него снизу-вверх из-под шёлковых локонов. — Я просто…

Неизвестно, как бы повернулась судьба галактики, сумей Ана закончить фразу. Но она не сумела. Из подпространства пришёл луч звёздного света, он упал на девушку, словно неотвратимый меч пустоты. Они замерли, а по всему лучу пронёсся непререкаемый и равнодушный голос.