Миллион миров

И к возникновению аномалии, которая существовала до наших дней, пока Одиссей её не разомкнул. Но которой при этом не было вовсе — потому что она разомкнулась назад, к моменту своего сотворения. Когда идеальный ключ пришёл сюда, прошёл все испытания, выжил и взорвал зеркальную звезду.

Одиссей был ключом не потому, что прожил пятьсот лет — это было совпадением, натянутым решением, за которое он в спешке уцепился, потому что искал обоснование тому, что провидела Джанни. Только теперь он понял простую истину: он всегда был единственным ключом к аномалии лишь потому, что уже разомкнул её в будущем. Он ключ, потому что открыл её. Висай провидела это и повела его сюда.

— Джанни, — прошептал Одиссей. — Джанни.

Он без всякой способности к пророчеству, одной лишь силой воображения, представил:

Однажды в галактике, пульсирующей светом, заполненной жизнью всех видов и форм, где были сотни миллиардов звёзд — но гораздо больше историй — на далёкой планете туманов и смутных отражений родилась маленькая размытая девочка. Она восхищённо потянулась в будущее, как люди вдыхают первый глоток воздуха, ощущают первый запах, слышат первый звук. И впервые увидела главное в своей жизни: заледеневший, острогранный голубой метеорит, который летит по заданной орбите и не может с неё свернуть.

Малютка росла и училась тянуться во времени, вслепую нащупывать очертания того, что ждёт её и других. И кроме обычных каждодневных вещей она снова и снова встречала голубой метеорит, мчащийся в пустоте. Она уже знала в своём сердце, что они связаны, девочка и метеорит. Пророчица открывала мир и становилась старше, а он летел к ней навстречу. И в один момент Джанни Фло осознала, что сама она как метеорит, летящий по своей траектории и не способный с неё свернуть.

Однажды пророчица поняла, что метеорит убьёт её. И замерла перед выбором: идти или не идти во Врата. Она могла отказаться, могла, хоть и знала, что видит единственно возможное будущее, что она уже выбрала пойти во врата. Но в конечном итоге Джанни сделала это не потому, что так было предопределено — а потому что она так решила.

Ведь кроме удара голубого метеорита она провидела гибель расы ранцелл.

Человек очнулся от видения, поднял руку и разжал ладонь. В ней лежал маленький острый кристалл. Одиссей не задался вопросом, как он может существовать во вневременье, почему по-прежнему одет в скафандр из серых гранул и каким образом способен усилием воли ощутить себя, словно и в самом деле материален. Он просто знал, что ему делать.

Аномалия существовала лишь мгновение, потому что они с Джанни закрыли её перед тем, как она случилась. Они предотвратили катастрофу и спасли целую расу, поэтому в Великой Сети не было данных об исчезновении ранцелл — они никогда не исчезали. Ведь катаклизма не произошло.

Но при этом, внутри одного мига аномалия существовала пятьсот лет. Петля времени, замкнутая сама в себя, она шла отдельно от общего потока вселенной. И единственный вопрос, который оставался у Одиссея, касался корвета «Гаррак» и его самого. Ведь и он, и гарранцы погибли на этом корабле, а теперь корвет прошёл через точку инверсии в момент, когда петля разомкнулась. Что произойдёт? Впрочем, Фокс уже знал ответ на этот вопрос. Ведь он мыслил — а значит, существовал.

— В темпоральных твистах есть только один плюс, но огромный, — негромко произнёс детектив. — Если ты выживаешь, то можешь узнать заранее, что победил.

Он уменьшил масштаб и шагнул в слиток света, оказавшись на границе между ним и ним, там, где они переплетались и рвались друг из друга на свободу. И в один сгусток он кинул кристалл Джанни, а во второй шагнул сам.

Эпилог

— Дайте мне сказать, — мрачно громыхнул гобур.

Весь в био-заплатках, укрывших раны, опалённый взрывом и хромающий несмотря на импланты, он выбрался из левикресла, которые больным не полагалось покидать. Встал между нелепых продуктовых полок, грубо сваренных из разноцветного металлолома (в одной из этих полок прямо сейчас застрял осколок астероида). Угрюмо оглядел собравшихся и неловким жестом снял свою широкополую шляпу с покатой, как шершавый орех, головы.

В складках плаща Бульдога мелькнула переливчатая звезда героя, которой буквально час назад поспешно и с помпой наградило его правительство Зозули, ошарашенное широчайшим скандалом, вспыхнувшим вокруг их обыкновенно непримечательной системы. В этом не было ничего удивительного: звёздные врата никогда прежде не прыгали туда-сюда, и внимание прессы всех ближайших миров было приковано к этому… милому курьёзу.

— Мы собрались на особенном корабле. Крепком, как воля его последнего капитана, — провозгласил Бульдог и прижал кулачище к сердцу. — Он прошёл под бомбардировкой астероидами, в него угодило с десяток метеоритов и тысяча осколков, да, кайгарский дьявол, на него упала гора! Но этот корабль пережил всё и вернулся обратно. Благодаря старине «Мусорогу» я выбрался из аномалии живым и могу тут перед вами распинаться.

Сыщик запнулся. Было видно, что толкать официальную пафосную речь ему не по душе, но он уверен, что должен, так что решил переть напролом.

— Мы собрались здесь в память о паре героев, — со всей доступной ему торжественностью произнёс Грай.

Он кивнул на две погребальные капсулы, которые были закрыты и вообще присутствовали на встрече чисто символически в связи с полным отсутствием тел.

— Я не был как следует знаком с Джанни и Фоксом. Только и успел, что обменяться парой слов и гипотез про дело. Надо сказать… я не привык быть на вторых ролях. На своей планете, да и во многих мирах я лучший. Но тут всё время чувствовал, что не успеваю, отстаю. С висай это понятно, они опережают время, а Джанни Фло была одной из лучших пророчиц своего народа. Говорят, сегодня на их планете траур.

Представитель расы висай, размытый и треснувший по контуру, тихо кивнул. Он стоял в углу и был вроде бы совершенно неприметным, но часто отражался в задумчивых взглядах остальных.

— Однако и Фокс, дикарь без апгрейдов, оказался резвее, чем я думал, — усмехнулся гобур. — У него была поразительно развита фантазия, взгляд в масштабе, он выстраивал гипотезы не только рассматривая конкретные детали, но ещё и смело глядя вперёд. Как я понял, для него всё происходящее было немного азартной игрой. Ну, вот и доигрался.

Бульдог вздохнул.

— Они оба были потрясающие, можете мне поверить. Я видел их в действии, в такой заварушке, которая хватает за горло и бьёт под дых так, что выбивает весь воздух. Благодаря их отваге мы сделали большое и важное дело для будущих жертв этой грё… дурной аномалии. Ведь теперь их не будет, никаких жертв. Что? А, между делом мы вернули врата, это да. Но поймите, консул, врата не главное. Важнее, что этой аномалии нет в будущем, и ради этого Одиссей Фокс и Джанни Фло героически отдали свои жизни.

Детектив оглядел сидящих в первом ряду: маленького пожилого луура, который съежился и вцепился четырьмя руками в собственные шерстяные плечи, не находя себе места и не зная, как дальше быть. Девушку с волосами тяжёлого чёрного цвета, которая молчала, не в силах поднять лицо. Тележку, нагло стоящую во главе целого звена тележек. Её назойливо светящийся экранчик показывал недоумевающий эмотикон с выражением «Ну скоро уже? У меня есть дела поважнее!» Грай посмотрел на громадного ящерна, который возвышался сбоку от всех. Его чувства было сложно понять, но, кажется, неизбывная злоба в жёлтых глазах слегка растерялась и пригасла.

Бульдог вернулся взглядом к девушке и озабоченно нахмурился.

— Хм, незадолго до нашего последнего разговора Фокс сказал мне, что жалеет об одном, — решительно соврал он. — Он не успел признаться любимому человеку в своих чувствах и не смог взять её с собой… Кгм, вот. Для него это было очень важно.

Волосы девушки дрогнули, по ним прошли белые проблески, она подняла голову и посмотрела на Грая со звенящей горечью, её глаза были погасшими и красными от слёз. Прошло почти пятнадцать часов с тех пор, как она узнала о результатах спасательной миссии. И кажется, всё это время она проплакала.