Тайна Кристин Фоллс

— Вот и славно!

Пул прищурился, очевидно, почувствовав иронию.

— Мы еще посмотрим! — угрожающе процедил он. — Посмотрим!

Квирк двинулся дальше и до своей квартиры добрался прежде, чем Пул закрыл дверь.

Гостиная встретила неуютным холодом. Дождь стучал в два больших окна, эдакие остатки былой роскоши. В любую погоду они наполняли гостиную неярким сиянием, которое почему-то угнетало Квирка. На каминной полке стояла серебряная сигаре» ница, Квирк поднял крышку — пусто. Он не без груда опустился на одно колено и, щелкнув зажигалкой, растопил газовый камин. Возмутительно сухой плащ висел на спинке кресла, значит, он его вообще не надевал. Квирк резко поднялся, и перед глазами поплыли цветные пятна. Зрение быстро пришло в норму, и взгляд упал на фотографию в черепаховой раме. Мэлэки Гриффин, Сара, сам Квирк, в ту пору двадцатилетний, и его будущая жена Делия, одетые в белую теннисную форму, шли рука об руку. Ярко светило солнце, Делия смеялась и показывала фотографу ракетку. Где их засняли? К своему ужасу, Квирк не помнил. Вероятно, в Бостоне, но разве там они играли в теннис?

Квирк скинул влажный костюм, надел халат, босой сел перед камином и оглядел просторную комнату — книги, гравюры, турецкий ковер… «Вот она, моя жизнь!» — ухмыльнулся Квирк. Ему чуть за сорок, на десять лет меньше, чем веку. Пятидесятые обещали всем достаток и счастье, но пока только разочаровывали. Квирк взглянул на деревянную фигурку на шарнирах. Высотой около фута, она стояла на низеньком журнальном столике у окна рядом с телефоном и, судя по позе, танцевала. Квирк отвернулся, но потом раздосадованно вздохнув, подошел к столику и изменил позу фигурки — теперь она выражала унылую подавленность, больше соответствующую его утренней хандре и похмелью. Он снова сел в кресло. Дождь перестал, тишину нарушали лишь свист и шипение газового камина. Глаза болели, словно облитые кипятком, Квирк закрыл их и поморщился — воспаленные веки сомкнулись в мучительном поцелуе. Перед мысленным взором возникла запечатленная на фотографии сцена. Солнце, трава, вековые деревья; они гуляют вчетвером, молодые, стройные, улыбающиеся. Где это было? Где? Кто их снимал?

Глава 2

Взять себя за шкирку и притащить на службу удалось лишь после ленча. Когда Квирк вошел в отделение патологоанатомии, его помощники, Уилкинс и Синклер, обменялись апатичными взглядами.

— Доброе утро! — громко сказал Квирк. — То есть добрый день!

Едва он отвернулся, чтобы повесить плащ на вешалку, Синклер подмигнул Уилкинсу, поднес к губам воображаемый стакан и жадно, словно умирающий от жажды, его осушил. Нос крючком, копна черных ниспадающих на лоб кудрей — проказник Синклер недаром считался первым клоуном отделения. Квирк наполнил мензурку водой у одной из стальных раковин, стоящих в ряд у стены за секционным столом, и осторожно, не слишком доверяя своим рукам, прошествовал с ним в кабинет. Он искал аспирин в ящике стола, по обыкновению удивляясь, откуда там столько хлама, когда взгляд упал на ручку Мэла, лежащую на промокашке. Колпачок снят, на пере засохли чернила — на Мэла совсем не похоже, он свое сокровище где попало не бросает, тем более без колпачка. Квирк нахмурился и сквозь туман похмелья мысленно вернулся в предрассветные часы, когда застал здесь Мэла. Ручка доказывала: это ему не приснилось, но чем лучше вспоминалась та сцена, тем страннее казалась, и дело было не в самом присутствии Мэлэки в его кабинете, где ему находиться не следовало, особенно среди ночи.

Квирк зашел в морг, приблизился к каталке с телом Кристин Фоллс и отдернул простыню. Он искренне надеялся, что помощники не заметили, как он вздрогнул при виде почти лысой старухи с усиками, несомкнутыми веками и тонкими бескровными губами. Старуха скалилась, демонстрируя неестественно белые сверкающие протезы.

Квирк вернулся в кабинет, достал из шкафа досье Кристин Фоллс и сел за стол. Головная боль усилилась, превратившись в мерную пульсацию у основания черепа. Квирк открыл досье. Почерк оказался незнакомым, явно не его, не Уилкинса и не Синклера, а подпись вообще напоминала детские каракули. Девушка была из провинции, то ли из Уэксфорда, то ли из Уотерфорда: жуткий почерк не позволял разобрать даже это. Кристин Фоллс умерла от эмболии легочной артерии. «Слишком молода для эмболии», — рассеянно подумал Квирк. В кабинет, скрипя каучуковыми подошвами, вошел Уилкинс. Он уже справил тридцатилетие, но был неуклюж, словно подросток, а длинное лошадиное лицо и большие уши лишь усиливали впечатление. Зато этот протестант отличался неизменной, сводящей с ума вежливостью.

—  Вот, мистер Квирк, это вам медсестра передала. — Уилкинс поставил на стол портсигар Квирка и негромко кашлянул.

— Ах, да… — Квирк безучастно смотрел на плоскую серебряную коробочку, словно ожидая, что она шевельнется. — Которая из медсестер? — уточнил он, откашлявшись.

— Раттледж.

— Понятно…

Уилкинс промолчал: он явно ждал объяснений.

— Вчера на пятом этаже была вечеринка, наверное, там я портсигар и оставил. — Квирк достал сигарету и закурил. — Эта девушка… — отрывисто начал Квирк и показал Уилкинсу досье —… молодая женщина, Кристин Фоллс, куда делся ее труп?

— Мистер Квирк, как, говорите, звали девушку?

— Фоллс, Кристин. Ее труп поступил вчера вечером, а сейчас его нет. Где он?

— Не знаю, мистер Квирк.

Квирк снова взглянул на раскрытое досье и вздохнул. Перестал бы Уилкинс добавлять к каждой первой фразе раболепное «мистер Квирк»!

— Где документ о передаче тела родственникам?

Уилкинс вышел в морг, а Квирк снова обыскал ящик стола и на этот раз обнаружил аспирин. В пузырьке осталась одна таблетка.

— Пожалуйста, мистер Квирк! — Уилкинс положил на стол тоненький розовый формуляр с нечитаемой закорючкой-подписью, похожей на ту, что стояла в досье. Тут Квирк понял, что странного было в позе Мэлэки: Мэл — правша, а писал левой рукой.

Мистер Мэлэки Гриффин проводил послеобеденный обход родильного отделения. Бодрый, решительный, одетый в полосатый костюм с красным галстуком-бабочкой, он летал из палаты в палату с целым выводком студентов на буксире. На пороге каждой палаты он замирал, выдержав эффектную паузу, произносил: «Добрый день всем! Как самочувствие?» и растягивал губы в широкой, чуть смущенной улыбке. Будущие роженицы, истомившиеся бесконечным лежанием на кровати, суетились — поправляли халаты, приглаживали волосы, заталкивали под подушки зеркальца и пудреницы, принесенные ради этого обхода. Мэлэки считался самым востребованным акушером Дублина. Завтрашним мамочкам очень импонировала его внешняя неуверенности совершенно не соответствующая опыту и блестящей репутации. Когда речь заходила о докторе Гриффине, будущие отцы, навещающие жен, лишь вздыхали. А сколько мальчиков, рожденных в больнице Святого Семейства, отправлялись в нелегкий жизненный путь с дополнительной проблемой, которую, по мнению Квирка, создавало имя Мэлэки!

— Девушки, вы чудо, самое настоящее чудо!

Квирк ждал в конце коридора, с мрачным недоумением наблюдая, как Мэл обходит свои владения. Квирк понюхал воздух. До чего странно быть здесь и вдыхать запах жизни, новой жизни! Мэл вышел из последней палаты и, заметив его, нахмурился.

— Можно тебя на пару слов? — спросил Квирк.

— Сам видишь, у меня обход.

— Только на пару слов…

Мэл вздохнул и жестом отогнал студентов. Они отошли чуть дальше, заложив руки в карманы белых халатов, а некоторые подавили усмешку: все знали, что Квирк и мистер Гриффин друг друга недолюбливают.

Квирк протянул Мэлу ручку.

— Вот, ты вчера оставил.

— Неужели? — бесстрастно спросил Мэл. — Спасибо! — Он спрятал ручку в нагрудный карман. «Как рассудительно!» — подумал Квирк. К любой мелочи Мэлэки относился вдумчиво и осмотрительно.

— Эта девушка… Кристин Фоллс… — начал Квирк.

Мэл захлопал глазами, глянул на студентов и, поправив очки, снова повернулся к Квирку.