Родник холодный

— Там тоже этому учат, но меня учили в другом.

— В каком?

— В другом.

— Ага! Государственная тайна?

— Нет, просто маленький женский секрет.

Доктор не сразу понял, что он потерял тропу. Только когда он наткнулся на первый завал бурелома, который пришлось обходить, а потом и второй, и третий, он сообразил, что сбился с пути. Компас, который у него был с собой, на который он время от времени ориентировался, показывал верное направление, и это его немного успокоило. Но вот карта оказалась совершенно бесполезной. Вокруг был лес, и на карте этот лес был просто зеленой краской. Компас говорил ему, что он двигается параллельно тропе, но с какой стороны — этого ему было не понять. Он стал вспоминать, когда он точно был на тропе. Полной уверенности не было, но похоже, что сбился с пути он совсем недавно, и Валдис решил возвращаться, чтобы вновь выйти на тропу.

Удалось это сделать не так скоро, как он рассчитывал. Пришлось потратить на это почти половину утра. В какой-то момент он даже хотел оставить рюкзак у какого-нибудь большого приметного дерева и отправиться на поиски налегке, а потом вернутся за рюкзаком. Уже присмотрел одно такое — высокое, большое, но после увидел такое же невдалеке. И когда он уже оставил эту свою опасную идею с рюкзаком, он встретил по пути ещё много, много, много таких же одинаковых деревьев и высоких, и больших.

Он совершенно выбился из сил, когда он снова вышел на тропу и мог с полной уверенностью сказать себе, что проходил здесь ещё ранним утром. Эту поляну, поросшую ежевикой, он узнал. Доктор решил ставить палатку и остаток дня отдыхать и ночевать здесь же. Земля в этом месте шла под сильный уклон, до ближайших деревьев для костра было не то чтобы рукой подать, но ему уже было всё равно, где остановиться и ночевать. Солнце уже миновало зенит.

Бекас и Валентина вышли к броду на лесной реке.

— Вот эта и есть та самая Осколиха? — спросила Валентина.

— Та самая. Вот брод, — Бекас указал на ступень речного переката.

Река шумно скатывалась по крупным валунам, закручивалась в пенящейся стремнине. Выше по течению река расходилась вширь, была ровной, спокойной, Вдоль берега тянулась узкая полоса желто-коричневого песка, пересечённая строчкой звериных следов. Песок хорошо просматривался и на дне реки. Глубины по колено — не выше.

— Засаду надо делать на этом берегу. Там все лысо у берега.

— Вижу, — согласилась Валентина.

— Там вильнуть может и туда и туда и прямо, а на этом он выйдет прямо сюда. Больше некуда. Тут он у нас не вильнёт!

— Ты точно уверен, что он уже не прошел? — с тревогой в голосе спросила Валентина.

— Убеждён. Чтобы городской фраер по тайге лучше меня прошёл? В лучшем случае, он будет сегодня к закату.

Глава 20

Доктор Валдис почувствовал себя гораздо лучше после долгого отдыха на стоянке в течение половины дня и целой ночи. Несмотря на то, что ночь прошла для него тревожно, сон был не глубоким, приходилось несколько раз просыпаться от лесных шорохов, нащупывать лежащий рядом «Макаров», все же десять часов сна набранных пусть и урывками, сделали свое дело и Валдис чувствовал в себе прилив новых сил утром.

Хорошее настроение испортило обилие муравьев, которых он обнаружил на месте своего вчерашнего ужина. Муравьи копошились повсюду: в открытой банке рыбных консервов, на буханке черного хлеба, в миске с остатками макарон, в котелке, в котором он варил макароны, на ложке, повсюду вокруг костровища и даже в его теннисных кроссовках.

Доктор Валдис победил муравьев и стал собираться.

Бекас и Валентина решили залечь в засаду на подходе к броду с двух сторон. Предварительно договорились об условных сигналах. Одни длинный крик совы — внимание! Два коротких означали, что тот из них к кому доктор окажется ближе пойдет на захват, а второму надо не мешкая спешить на помощь, когда услышит крик «Захват!». Крик означал, что контакт уже есть, и бежать только тогда, чтобы не получить от доктора пулю навстречу.

— Как ты будешь это делать? — спросила Валентина.

— Сзади, по затылку прикладом! Как еще? — ответил Бекас, делая вид, что вопрос со стороны Валентины был риторический.

— Сзади — это хорошо. Но можно и так.

Она зашла Бекасу за спину и стала комментировать свои действия:

— Сзади продеваешь свою правую руку под его подбородок. Вот так. Правой же рукой захватываешь свое плечо. Левую свою руку ему на затылок. Вот так. Резко садишься на землю вместе с ним, — сказала она и они оба оказались на земле, — Падаешь так чтобы одна твоя нога была вдоль земли. Вот так. Поворачиваешь его на эту свою ногу. Накрываешь второй ногой. Вот так. Ноги закидываешь на уровне груди, чтобы заблокировать руки. Потом, удерживая его руки тянешь свои ноги в область его паха и одновременно тянешь руку, которая поперек шеи.

Бекас почувствовал, как у него стало темнеть в глазах. Валентина отпустила захват, откатилась по земле в строну. Бекас провел ладонью по своей шее.

— Круто! — сказал он.

— Десять, двадцать, тридцать секунд и кровь перестает поступать в мозг, через сонную артерию. Он теряет сознание, — сказала она, поднимаясь на ноги и отряхивая с себя налипшую листву.

— Круто, круто! — повторил Бекас, так же вставая — Век живи — век учись! Сложно только очень. Я прикладом по затылку. Тоже работает. Тут у нас, что попроще — то и работает.

— Ну, прикладом, так прикладом, — согласилась Валентина.

Они залегли в засаду. Потянулись долгие часы ожидания.

Старый ворон уже два дня сопровождал стаю волков, охотившуюся возле реки. Мест пригодных для водопоя было много, и стая никак не могла застать у берега хоть какой-то добычи. В первый день ворон кружил над ними низко, чтобы они его заметили. Когда ворон убедится в том, что матерая волчица — главная в стае, повела волков вслед за ним, он направился к тому месту у воды, где уже дважды видел косулю с одногодком косулёнком. Старый ворон делал так уже много раз, за свою долгую жизнь. Когда волки зарежут косуль, все что останется от волков, будет его законной добычей, и матерая волчица знала повадки ворона, поняла, куда ворон зовет её стаю.

Два дня волки кружили у этого места на берегу, учуяв звериные следы. Два дня к водопою никто не пришел. На день второй, уже в сумерках, к водопою пришел медведь. Он дал понять грозным рычанием и фырканьем о том, что знает — волки рядом. Для большей внушительности, он ободрал кору на березе, цепляя ее так высоко куда мог дотянуться. Волки ушли, с ними покинул речной берег и старый ворон. Он решил что удачи в этом месте уже не будет.

Волчица повела стаю к броду, но не дойдя до него, она и другие волки учуяли запах людей. От этих людей пахло порохом и оружейной смазкой. Волчица развернула стаю и повела ее от этого места как можно дальше, уходя в сторону от реки. Старый ворон не полетел за ними, он остался у брода, в ветвях столетнего дуба. Скорого будет дождь, и он решил переждать его здесь.

Валдис вышел к ручью, через который было перекинуто бревно. Кто-то идущий этой тропой раньше — годы назад, ловко срубил росшую у берега осину высокую, толстую; опрокинул ее поперек ручья. Осторожно переступая по бревну, стараясь на наступать на торчащие обрубки сучков, он начал переходить ручей. В самом конце бревна, он спрыгнул с него на землю. Высоты от бревна до земли было совсем ничего — даже не пол метра, но под дополнительной тяжестью более двадцати килограмм, его голеностоп подвернулся, никак не зафиксированный в теннисных кроссовках. Валдис почувствовал боль.

Поначалу не придав случившемуся большого значения, он прошел с десяток шагов, на протяжении которых боль нарастала. Пришлось остановиться, разгрузиться, снять обувь и осмотреть свою ногу. Доктор с первого взгляда диагностировал у себя растяжение связки, осмотрев свою распухающую в голеностопе ногу. Случившиеся стало последней каплей переполнившей его чашу терпения и самообладания. Сидя на земле, он с остервенением вырвал пучки травы руками, закричал, не столько от боли, сколько от отчаяния: «А-а-а-а-а-а-а!»