Карахан

И действительно, закончив чихать, Замбевич начал постепенно осознавать, кто он и где находится. Его глаза приобрели осмысленное выражение, аромат перегара исчез, словно его и не было, и даже язык не заплетался, когда президент Карахана произнес первые два слова:

— Где я?

— Ты в Техасе, мужик, — ЭйДжей ткнула его носком сапога в бок. — У нас тут все большое, и такими же большими будут твои переломы ребер, если ты не скажешь нам, откуда ты тут взялся.

— В Техасе? — президент не без труда принял сидячее положение. — А вы кто?

— Боевые маги, — ответил Лео. — А еще среди нас члены «Ночного Рейда». Мы с вами встречались недавно, помните?

— Не помню, — признался Замбевич. — А ну, помогите мне встать.

— А волшебное слово? — потребовала Безумная, но Казимир и Богданов уже протянули руки, помогая президенту подняться на ноги.

— Ага, благодарю, — Замбевич согнулся, упершись руками в колени… а потом внезапно развернулся, и, как спринтер, рванул с низкого старта, оставив после тучу пыли.

— Куда?! — заорали разом Дима, ЭйДжей и Богданов. Но президент вряд ли их услышал, потому что его высокая фигура стремительно удалялась, стремясь превратиться в точку на горизонте.

— Зря он это сделал, — заметила Ханна. — После употребления зелья нужно некоторое время избегать физических нагрузок. Сейчас у него вообще сердце остановится.

— Тогда пошли за ним, — вздохнул Богданов. — Казимир, Стрельцова, Даэррин — за мной, остальные ждите здесь.

Ханна была права — Замбевич успел пробежать всего несколько сотен метров, после чего у него в голове как будто выключился телевизор, и он рухнул прямо на бегу, проехавшись физиономией по пыльной, потрескавшейся от жары земле. Второе пробуждение было намного страшнее первого — государственный руководитель самого известного техномагического мира висел вниз головой в какой-то затхлой, темной пещере. Внизу горел костер, а возле него сидели трое убийц из «Ночного Рейда» — малолетка, ковбойша и высокий, широкоплечий парень. Был еще какой-то четвертый тип, Замбевичу незнакомый, но интуиция подсказывала, что в такой компании и от него вряд ли стоит ждать чего-то хорошего.

— Добрый вечер, господин президент, — сказал Лео. — Милости просим к нам в гости. Последнее желание перед смертью? Может, ужин, или покурить напоследок?

— А ну, развяжите меня, немедленно! — в душе давненько не бывавшего в такой ситуации президента поднялась буря эмоций — от испуга до возмущения — но победила, как всегда, его самоуверенная наглость. — Да я хозяевам пожалуюсь, они вас всех…

Хорошо знакомый щелчок возле его уха заставил Замбевича замолчать.

— Вроде президент, а такой идиот! — презрительно заметила ЭйДжей, приставив револьвер к его виску. — Думаешь, мы тут по своей воле? Достал ты уже хозяев своими выходками, вот они и приказали о тебе позаботиться.

— Между прочим, мы тебя, козлину, по всей стране искали, — буркнул тот самый тип, который Замбевичу был незнаком.

— Ужинать-то будем, или нет? — спросила Дарлинг. — Давай, ЭйДжей, вышиби ему уже мозги, я кушать хочу.

— Сахарок, я никогда себе не прощу, если ты останешься голодна, — ковбойша чуть посильнее надавила стволом револьвера.

— Э-э-э-э! — самоуверенная наглость, данная Замбевичу самой природой, словно сжалась в маленький клубок, зато проснулось другое, не менее ценное для его натуры качество — готовность спасти свою шкуру любой ценой. — Может, поговорим? У меня есть деньги, я готов поделиться! Сколько вам обещали за этот заказ? Да я заплачу каждому вдвое больше! Втрое!

Дима и Лео незаметно переглянулись — похоже, трусливый президент сразу поверил, что «Ночной Рейд» заявился в Техас именно по его душу, и ни по какой другой причине.

— Ну, даже не знаю… — протянула ЭйДжей. — Янус, ты что думаешь?

— Я думаю, вряд ли хозяева «Эдема» оценят такое предательство, — пожал плечами Лео. — Тем более, с нами боевые маги, которые тоже работают на хозяев — с ними тоже придется делиться! Нет, не пойдет.

— Меня нельзя убивать! — с трусливым пафосом заявил президент. — Дайте мне поговорить с хозяевами! Я узнал кое-что очень важное, и немедленно хочу им рассказать!

— А ну, цыц! — прикрикнула ЭйДжей. — Покойники не разговаривают, это все знают.

— А ну, подождите, — подал голос Дима. — Может, сначала узнаем, что такого важного он хочет сказать хозяевам? Может, это ценнее его жизни?

— Вот-вот, спасибо, юноша, — Замбевич ухватился за эту возможность, как утопающий за соломинку. — Это касается границы между мирами магической мультивселенной…

Дарлинг зевнула.

— Скука!

— Вот именно, — поддержал Лео. — Все уже давным-давно знают, что граница между мирами — это невероятно прочный невидимый барьер, и пересечь его можно только при помощи портала… ЭйДжей, кончай его уже.

— Не только при помощи портала! — Замбевич задрыгался, словно надеясь, что это поможет ему увернуться от пули из револьвера. — Я нашел еще один способ! Я угнал экспериментальный техномагический звездолет, и у меня почти получилось пройти через эту границу!

— Тоже мне, космонавт, — хмыкнула ковбойша. — И где же он, этот звездолет? В гараже стоит?

— В ущелье, неподалеку отсюда!

Наступила тишина.

— А ну-ка, с этого места поподробнее, — потребовал Лео с явным интересом. — ЭйДжей, убери пока ствол, сначала послушаем историю, как наш славный президент заделался космическим туристом.

— Сначала опустите меня! — прохрипел президент. — У меня уже кровь к голове прилилась, я сейчас сознание потеряю.

— Ладно, но знай, ты живешь лишние десять минут, — сообщила ковбойша, и коснулась рукой своего лассо, опутавшего ноги Замбевича вместе с куском камня, торчащего из потолка. Президент неуклюже свалился на каменный пол, полежал некоторое время, восстанавливая функциональность вестибулярного аппарата, и только потом начал рассказывать.

По мнению философов, каждый человек представляет собой сосуд качеств — плохих и хороших, которые он либо получил изначально, либо воспитал в себе сам. В случае с президентом Карахана Риконом Замбевичем сосуд вмещал в себе такие качества, как ярко выраженный нарциссизм, абсолютную эгоистичность, а также вызывающую наглость, поразительно сочетающаяся с трусливой подлостью. Всю свою сознательную жизнь Замбевич посвятил только трем, самым главным для него потребностям — быть в центре внимания, во всем и всегда получать от жизни кайф, и никогда не зарабатывать деньги честным рабским трудом. С первыми двумя потребностями проблем не возникало, благо, неотразимая харизма и выдающаяся фигура это позволяли, а вот с последней частенько случались трудности, из-за чего до президентства часть своей жизни Замбевич провел в тюрьмах, в основном, по обвинениям в крупных и мелких мошенничествах. Однако каждый раз, как ему удавалось получить свободу, беспокойная натура, требующая приключений, а самое главное — восхищенных взглядов вокруг, толкали его на все новые авантюры.

Став президентом, Замбевичу пришлось немного умерить свой авантюрный пыл — хозяева «Эдема», которые и сделали его ключевой фигурой номер один в политике Карахана, строго-настрого поставили условие — делать вид, что руководишь страной, но на самом деле просто подписываешь, что тебе приносят, мелькаешь на телеэкранах, и больше ничего не делаешь. «Больше ничего» подразумевало, что и в свободное время Замбевич не должен был забивать себе голову лишними мыслями о том, кому на самом деле принадлежит Карахан, и кто им руководит. До поры до времени его это устраивало, но…. В это самое «но» упиралось еще одно отрицательное качество президента — тщеславие. Богатство, власть, женщины, всевозможные пороки и развраты — все это не могло заглушить мысли президента о том, что всем им восхищаются, пока он занимает должность, а стоит ему только уйти, как все его тут же забудут раз, и навсегда. Постепенно Замбевич начал понимать, что пока он может себе позволить все, что захочет, то надо этим воспользоваться, чтобы оставить о себе хоть какой-нибудь след в истории. Чтобы даже через три тысячи лет его имя помнили, повторяли, восхищались, складывали легенды, писали книги, и так далее. Чтобы для всех он остался самым выдающимся президентом Карахана Риконом Замбевичем, а не просто яркой ширмой, которая лишь отвлекает внимание от процесса управления, но не занимается им…