Страница 8 из 21
– У меня быстрый… метаболизм, – ответила она куда-то в шею, и впечаталась в неё губами. Я сразу же вспомнил о красной помаде на них, которая каким-то чудом уцелела после ужина, ни разу не будучи подправленной. Особо стойкая, наверное.
От неё пахло пряными сладковатыми духами с лёгкой ноткой рисовой водки. Я знал, конечно, на что я шёл, соглашаясь на этот ужин, но чем ближе был час расплаты, тем меньше мне его хотелось. Именно потому, что я нормальный свободный мужчина, а Беляева вполне аппетитная и красивая женщина. Её формы, её сладкий запах начинали будоражить моё тоже не вполне трезвое сознание красочными картинами о том, как я обвожу эти формы руками, сминаю и жадно целую.
Мой физический голод делал эти картины ещё более яркими, и Катя, прижимающаяся к моей груди своим пышным бюстом, ритмично поднимающимся в вырезе платья, не помогала их развеять, а наоборот, затмевала доводы разума. А они, надо сказать, раздавались все тише и тише, заглушаемые её шумным дыханием возле моего уха.
Слишком долго я был один.
Когда мы выбрались из лифта и подошли к её двери, я выдохнул с мыслью о том, как хорошо, что она хотя бы может сама ходить, а не как в прошлый раз, когда мне пришлось буквально нести её последние метры. Однажды я пожалею о своём рыцарстве, особенно с такими дамами «совсем не сердца» как она.
Я встал перед дверью, как Илья Муромец перед сказочным камнем: «Направо пойдёшь – себя не обманешь. Ляжешь дома спать с чистой совестью и ноющими яйцами. Налево пойдёшь – себя потеряешь, но Кристину спасёшь. Останешься в Катиной постели «сытым» и усталым, получившим «иглу – смерть Кощееву».
– Вставь ключ, – жарко выдохнула Катя мне в ухо, вызвав волну мурашек по спине. Сунула в руку связку так, что в пальцах оказался самый длинный и толстый ключ.
И я вставил под её томный вздох.
Зараза, я так далеко не уйду. Пульс уже участился и так, а от жара, исходящего от её тела, что я обнимаю свободной рукой за талию, у меня уже пальцы горят. Я втянул её в распахнутую дверь, перешагнув порог, но она сделала то, чего я так не хотел, споткнулась и повалилась, чтобы тут же быть пойманной на руки.
– Отнеси меня в кроватку, я так хочу… спать, – промурлыкала она, одной рукой закрывая дверь и уютно устроившись на моих руках.
Я понёс её в спальню, почти отчётливо ощущая, как учащается и её пульс, а тонкие пальцы с длинными ногтями скользят по моей шее под ворот рубашки. Кровать казалась недостижимо далёкой, но я донёс её и наклонился, чтобы усадить на край.
Посажу и ноги в руки. Я же не хочу. Совсем. Я…
Катя, как только села на постель, тут же начала заваливаться, крепко вцепившись в мой воротник. Толстый тупой марлин заглотил крючок, осталось только подсечь.
От её веса я потерял равновесие и не упал на неё полностью только потому, что подставил руки, впечатываясь в её грудь и плоский живот своим телом.
– Рома, – жарко выдохнула она, протягивая ко мне руки и обвивая ими шею. Тут же притянула к себе и впилась в губы открытым влажным поцелуем.
Я же предвидел это. Какого хрена я… какого?
Боже, какой язык, какие пошлые и наглые губы, засасывающие мои. Мой мозг плавно отключался, забывая, почему я тут оказался. Катины пальцы скользнули по моему затылку и вцепились в волосы, крепче прижимая к себе и глубже запуская язык в мой рот, чтобы уж точно не мог вырваться. Белый шум в голове от бегущей по сосудам крови заглушил моё же тяжёлое дыхание, вырывающееся носом.
Беляева толкнулась и ловко перекатила нас по кровати, и теперь я оказался снизу, запертый в плену её бёдер и рук. Губы ни на мгновение не отрывались от моего не сопротивляющегося, даже для вида, рта, а руки поползли по груди, очерчивая мышцы.
Оторвавшись от губ с пошлым чмоком, она чуть приподнялась и взглянула на мой приоткрытый рот своими тёмными глазами, на меня смотрела сам бездна за то, что я заглянул в неё. Но остановиться уже не было сил. Я начинал падать с хрупкого края прямо в эту черноту, не чувствуя больше опоры под собой.
Я ощущал только её бёдра, сжимающие меня по бокам, руки сами поползли по гладкой коже, поднимаясь выше по телу там, где платье задралось. Под пальцы сами собой попались ягодицы, и я сжал их с тихим стоном, с головой выдавая себя и свой голод.
– Я знаю… – почти беззвучно прошептала она и начала жадно целовать мой подбородок, спускаясь по шее, пальцами ловко расстёгивая пуговицы на рубашке, – я вижу, как ты хочешь меня.
Спустя три пуговицы она просто рванула края в стороны и с треском выдрала одну или две. Я резко вдохнул, когда она широко лизнула мою грудь, отодвигая кулон на тонкой цепочке в сторону. Затем укусила за сосок, больно, но от этого странно приятно, в крови словно взорвалась топливная присадка в бензине, разжигающая меня ещё сильней. Катя двинула бёдрами и втёрлась лобком обтянутым тонким кружевом в мой предательски стоящий под брюками член.
– Мой большой мальчик, – её рука сползла вниз и сжала выпирающий бугор эрекции, заставив меня снова застонать. Прощай контроль.
Всё, что я мог делать в знак протеста, это шумно дышать открыв рот, как рыба на берегу без воды, и не начинать с ней страстный диалог, в котором мы будем грязно обзывать друг друга, кусая и шлёпая мягкие части тел. Катя всё двигалась на мне, проходясь лобком по ширинке и разве что искры не высекая. Сколько же в ней было секса и похоти, в губах, в глазах, в чёртовой красной помаде, которую я уже воображал на своём члене, не в силах противостоять этому.
Я уже не вареный рисовый ролл на её языке, я сейчас превращусь в осьминога, который обовьёт её соблазнительное тело своими щупальцами и сожрёт. Когда она наклонилась, чтобы снова впиться в мои губы и попытаться высосать из меня остатки сознания, я добрался до молнии на её спине, с третьей попытки ухватил за крошечный замочек и потянул вниз, чувствуя сразу, как платье ослабевает и расползается в стороны.
Как только я добрался до конца молнии и начал гладить её спину, Катя простонала мне в губы и вновь поднялась, сжимая бёдра крепче, будто бы боялась, что я всё ещё могу убежать.
Разве что уползти…
Она скинула платье с плеч и рук, обнажая высокую, полную грудь, затянутую в абсолютно прозрачный бюстгальтер из чёрного кружева. Быстрым движением она завела руки за спину и расстегнула крючочки. Груди всколыхнулись, выпадая на волю, и я чуть не подавился слюной, глядя на это великолепие с тёмно-розовыми торчащими сосками.
Предвосхищая моё желание, она откинула лифчик в сторону и наклонилась, накрывая моё лицо своими шикарными полушариями, я тут же поймал один из сосков во влажный плен моего рта, вытягивая из неё длинный стон. Она запустила пальцы в мои волосы и прижала лицом к своему телу, чтобы я мог жадно пожирать её прелести, пока кислород не кончится.
Нижний мозг уже кричал о том, чтобы его выпустили на волю из штанов и поселили на ПМЖ в тесную мокрую пещеру. Ещё немного и у меня перед глазами поплывут цветные пятна от перевозбуждения и недостатка кислорода.
Грёбаное вынужденное воздержание превращало меня в голодного зверя, которому уже без разницы, кого сожрать тёмной ночью. Можно и лица не видеть, только бы сжимать полушария грудей и ягодиц, вгоняя член на всю длину под шумные стоны.
– Ты ещё жарче, чем я думала, Рома, – Катя встала на колени надо мной, раздирая рубашку в сторону. Потом потянула платье, болтавшееся в смятом виде на талии, и сняла его чрез голову, тут же отбросив в сторону.
– Меньше слов, – едва выговорил я, отнимающимся языком.
Протянул руку и вцепился пальцами в её лобок, тут же сжимая мягкость под уже совсем мокрой тканью. Она развратно раздвинула ноги шире и двинула бёдрами, проходясь по моей руке, громко застонала, запрокидывая голову.
– Я сожру тебя, Хромов. Ты от меня больше не убежишь, – жарко произнесла она, слезая с меня и вставая на колени между моих ног.
Начала вытягивать ремень из пряжки, я неосознанно подавался вверх под этим спасительным движением. Мне нужна свобода!