Трава зелёная

— Начнём с того, что все они находятся в списках воеводской канцелярии. Каждый из них платит подати. Подати мы отправляем в казну. Кроме этого, время от времени из столицы приезжают ревизоры и проверяют, в полной ли мере собираются подати? Вдруг в городе проживает людей больше, а поступлений меньше. И ещё… Горожане без сопроводительной бумаги уехать из города не имеют права. Если же найдётся такой «умник», то его объявляют в розыск и в случае поимки возвращают обратно.

«Ни хрена себе — расклад! — удивился я. — Это что же, горожане ничем не лучше крепостных? Надоело тебе в Боровске, захотел перебраться в Москву, но без документа не отпустят. А документ, наверное, денег стоит. Да ещё нужно хорошее обоснование, чтобы получить его».

— И вот что, получается… — продолжил Белкин. — Вы, Леонид Иванович, запросили слишком большую сумму со слободских мужиков. Конечно — это ваше право. Но чем люди станут платить подати?

— Ах, вот в чём дело! — понятливо киваю головой, всё дело в деньгах. Городская власть боится, что ослабнут поступления в казну. А тут ещё проверка может нагрянуть. Станут разбираться, узнают о происшествии со мной, доложат наверх…

— Именно. Поэтому воевода попросил меня поговорить с вами. Может, решим противоречия другим путём?

— Другим — это каким?

— Сумма слишком большая, — вздохнул Белкин и отвёл в сторону глаза. — Может, есть возможность её уменьшить?

— Хм… Уменьшить… — я надолго задумываюсь. Иван Данилович молчит, терпеливо ожидая моего ответа. — А давайте сделаем так… Пусть мне сначала предоставят возможность переговорить с каждым бунтовщиком с глазу на глаз.

— Зачем? — удивился Белкин.

— Хочу выяснить, чем ещё, кроме денег, они смогут компенсировать мои убытки.

— Леонид Иванович, вы же сами сегодня говорили, что работой. Только работа выходит слишком неподъёмная, — снова вздохнул мой собеседник.

— Работой ли, товаром ли, деньгами ли — эту возможность дайте решить мне. Постараюсь сделать так, чтобы и овцы остались целы, и волки сыты. Кстати, я же не прошу возмещать всё сразу. Срок выплаты можно растянуть лет на пять…

— Хорошо. Я передам наш разговор Николаю Яковлевичу. Между прочим, он хотел видеть вас лично. Как ваша нога?

— Вроде получше, — ненадолго прислушиваюсь к себе. — А не подскажите, что за недуг приключился с Николаем Яковлевичем?

— С поясницей у него что-то неладное. Наклоняться не может.

— И чем его лечат?

— Наш аптекарь посоветовал греть кирпичи и класть их на поясницу. Так и лечат.

«Хм, — подумал я, — а мне Шварц про болезнь воеводы ничего не говорил. Правда, мы этой темы в разговорах не касались. Но такое поведение ещё раз доказывает, что Евгений понапрасну сплетничать не любит. Это, несомненно, радует. Завтра нужно будет к нему зайти. Про радикулит я знаю много. Дедушка им частенько страдал. Михаил Петрович тоже неоднократно просил нас с Данькой поискать в интернете информацию по этой теме».

— Что же, постараюсь завтра навестить нашего воеводу, — говорю Белкину. Поясница — это не ОРЗ, можно не волноваться. — Надеюсь, он позволит мне переговорить с бунтовщиками?

— Конечно, позволит, — уверенно отвечает Иван Данилович. — С чего бы ему запрещать?

— Что ж, это радует, — отвечаю спокойно.

— Вот и хорошо. А как продвигаются наши с вами дела?

Дальше мы обсуждаем подарок Воронцову, строительство дома, обустройство столярной мастерской… Я жалуюсь на нехватку времени. Особенно в обустройстве столярной мастерской. Тем более там нужно не только время, но и хороший материал. Это, прежде всего, касается стали, из которой нужно изготавливать инструмент. Сами мы её сделать не можем, необходимо покупать…

— Леонид Иванович, вот вы говорили про м-м… цикорий, — Белкин меняет тему.

— Да. И что?

— А можно как-то достать семена этого растения?

— Можно. Только придётся отправлять письма в Европу.

— В Европу? — расстроился Белкин. — Эх, далековато… Кстати, вы как-то обмолвились, что хотите отправить послание в Петербургскую академию наук?

— Да, Иван Данилович, хочу.

— Ну, так вот… Подарок, который мы пошлём Михаилу Илларионовичу Воронцову, повезут наши вестовые. С ними же можно договориться, чтобы они передали письма учёным.

— Нее, — отвечаю после недолгих раздумий, — я не успею. Слишком многое нужно обдумать и описать. А на мне ещё подготовка подарка. Вот если бы на месяцок попозже…

— Попозже… — теперь уже задумался Белкин. — Ну, конечно же! В конце января или в начале февраля два наших купца: Жданов и Копырин, отправятся в Ригу через Санкт-Петербург…

— Ох, ты! Здорово! — не сдержался я. Всё-таки Рига портовый город. Там проще достать всевозможные заморские диковинки.

— А я о чём, — заулыбался Белкин. — Через них и передадите, что вам необходимо.

— Благодарю, Иван Данилович. Кстати, а что за купец — Копырин? Не из тех ли, которые владеют железоделательным заводом?

— Нет, не из тех. Дальний родственник. В Боровске много Копыриных и все в основном промышляют по торговой части. Эти возят в Ригу хмель и ячмень.

— Помилуйте, Иван Данилович, — удивился я, — какой зимой хмель и ячмень?

— Зачем, зимой? Пока Жданов и Копырин доберутся до Риги, весна настанет. Весной цены на зерно всегда выше.

— Ах, вон оно что… — до меня доходит суть бизнеса: часть урожая продают летом или осенью, а часть придерживают до весны.

— Совершенно верно, — кивает Белкин. — Так что готовьте свои послания в академию наук. А с купцами я вас познакомлю. Объясните им про цикорий. Может, вам ещё что-нибудь от них понадобится…

— Благодарю, Иван Данилович, — искренне благодарю Белкина. На этом мы желаем друг другу спокойной ночи и расходимся по комнатам.

ГЛАВА 22

КАЛЕНДАРЬ ЗДОРОВЬЯ

Вот почему так: крутишься день-деньской, чего-то хлопочешь и, вроде бы, всё в порядке, а только ляжешь спать, как просыпаются разные «болячки»? Я про ногу, можно сказать, забыл совсем, а она ныть начала. И ладно бы — нога, десна засвербела! И главное, в том месте, где у меня зуб отсутствовал. Покушал однажды роллы. А там вместе с рисом камушек затесался… Да крепкий такой, сука! Хорошо хоть челюсть не свернул.

Зато зубу не повезло: сломался слишком неудачно. Отчего стоматолог, уныло оглядев мою ротовую полость, вынес вердикт: «Лучше удалить». Четыре года прошло с тех пор. Всё давно заросло. И тут на — тебе, напомнило! Чё за фигня? Вроде грязного ничего в рот не совал, слишком горячего тоже не кушал. Почему болит-то? И самое обидное: спать сильно хочу. Вымотался за сегодня. День и так оказался щедрым на «подарки», а я ещё после вечернего разговора с Белкиным увлёкся писаниной. Обычно свой почерк тренирую не больше одного часа. А тут вместо совершенствования навыков, марал бумагу своими мыслями, пришедшими на ум в течение дня. Засиделся до боли в спине, рези в глазах и спёртого воздуха в комнате. Свежему-то взяться неоткуда. У меня одновременно горели постоянно две лучины и керосиновая лампа. Причём в керосиновую лампу была залита смесь из спирта и репейного масла, доставшегося мне даром от Шварца, у которого завалялся некондиционный товар. А я его пристроил к делу. Но коптит, зараза!..

Короче, лежу, мечтаю о «Нурофене» или хотя бы об «Анальгине». Но ещё лучше, если бы здесь со мной оказалась армейская аптечка… Эх, мечты, мечты… Надо будет завтра снова Шварца навестить, может у него есть что-нибудь обезболивающее? Только это будет завтра. А сейчас, как быть? В голову приходит лишь одна мысль: «Алкоголь, он поможет и в горе и в радости». Похоже, придётся… Жаль только, что нужно пить здешнее пойло. Тот спирт, который я изготовил с помощью Шварца, ушёл весь на дело, а оборудование по производству высококачественной водки ещё не готово. По планам его установка намечается на послезавтра. Встаю, иду в общую залу за «анальгетиком»…

В общей зале душно, печка сильно натоплена. А возле печи на лавке Марфа лежит, скрючившись, и дышит тяжело.