Страница 26 из 32
Нашу завершенную симфонию.
И неважно, что приходится лезть из кожи вон. Да хоть бы я и сдох от усталости.
Звук, которого здесь не должно было быть, отвлек меня. Интересно, что это было? Звонок входной двери! Мне ведь никогда никто не звонит. Что и к лучшему. Я позвал Натана, чтобы он все выяснил. В ответ молчание. Где же он? Этот ужасный звук меня раздражал. Я приготовился крикнуть сыну погромче, но тут вспомнил, что он вышел в море на весь день, предварительно убедившись, что я могу пробыть несколько часов один.
Я решил не вести себя как дикарь, а продемонстрировать Натану, что мне по силам быть нормальным человеком. Я захотел порадовать его и, когда он вернется, рассказать, как вежливо я поговорил с визитером, позвонившим в дверь в воскресенье.
Я встал с табурета, и у меня ушло несколько секунд на то, чтобы восстановить равновесие в вертикальном положении. Я инстинктивно поднял глаза на западную оконечность пляжа.
Свет горел, и я представил, как Мадди смотрит на мой дом.
Скоро… ты будешь здесь…
– Сейчас, сейчас! – заорал я и подумал, что тон мог быть и полюбезнее.
Окостеневшее тело вызвало гримасу боли.
– Что такое? – спросил я, открыв дверь.
От удивления я сделал шаг назад, но продолжал контролировать свои реакции, хоть это и давалось мне с трудом. Напротив меня стояла та, кого я принял за Мадди. Галлюцинация, оказавшаяся реальностью. Ее дочь. Та же загадочная робость во взгляде, который отдавал лишь то, что хотел, и умел, если надо, сделаться непроницаемым.
– Здравствуйте, месье.
Высота ее голоса отличалась от материнской. Будь она певицей, у нее было бы сопрано. У Мадди было контральто. На лице гостьи читался страх, а я напряженно оценивал ее, выискивая черты сходства с любовью моей жизни. Надо было срочно взять себя в руки.
– Мадемуазель, чем я могу быть вам полезен? Возможно, вы заблудились?
Если она и дальше будет так мять пальцы, в конце концов один из них сломается.
– Э-э-э… вовсе нет… на самом деле… я… я знаю, кто вы.
– Да что вы?! И кто же я?
– Ну, я имела в виду… Натан мне сказал, кем вы были. Знаменитым пианистом.
На мой счет ее просветил мой сын. Но не Мадди. Странно и загадочно.
– Очень мило с вашей стороны. Вы просто пришли меня поприветствовать? Потому что, если вам нужен Натан, его дома нет…
– Нет… вообще-то мне нужны вы… м-м-м… я хотела с вами познакомиться.
Она провела по лбу дрожащей рукой. Любопытство заставило меня позволить себе запретное.
– Здесь холодно, зайдите в дом. Садитесь и все мне объясните. Должен признаться, что плохо вас понял.
– Я не хочу вам мешать.
– Входите!
Я рявкнул на нее, словно зверь. Пропустив ее вперед, я последовал за ней. Она робко пересекла прихожую. Ее взгляд метался справа налево и обратно, она пыталась незаметно осмотреться. Ей явно было неловко. Переступив порог гостиной, она ненадолго застыла на месте, сосредоточенно изучая мой рояль. Потом двинулась к нему, словно зачарованная. Глубоко вздохнула и заинтересовалась окном, выходящим на запад. В курсе ли Мадди, что ее дочь со мной?
– Ой… Не могу поверить…
Она показала пальцем на свой дом. Мне не пришло в голову, что ей ответить.
– Да что вам надо? – мои слова прозвучали еще более грубо.
Она выпрямилась, отбросив позу жертвы, и повернулась ко мне лицом. Девчонка вдруг полностью преобразилась. Сначала она показалась мне хрупкой, теперь в ней открылась поразительная сила и вера в себя вопреки серьезному надлому, природу которого я не сумел распознать. Она настойчиво и не торопясь старалась создать мнение обо мне. Окинула внимательным взором с ног до головы, задержала его на глазах, пытаясь расшифровать мои мысли.
– Как вас зовут, мадемуазель?
Я повел себя вежливо только потому, что она дочь Мадди. Другая на ее месте так и осталась бы за дверью.
– Лиза, месье.
– Отлично, Лиза. Называй меня Джошуа, а не месье. Чем я могу тебе помочь?
Не надо было подпускать ее так близко. Она наверняка что-то задумала.
Когда у тебя есть слабое место, ты уязвим.
Она зашагала по комнате, едва не задела рояль, но не дотронулась до него, одновременно следя за тем, чтобы не наступить на разбросанные по полу исписанные нотами листы. В конце концов схватила один из них. По взгляду, брошенному на него, я догадался, что она не умеет читать ноты. Неужели Мадди не научила ее играть на пианино? Не могу представить, чтобы она не разделила свою страсть с дочерью. В отличие от меня, у нее не было причин отказывать себе в этом. Хотя девочка была неспособна прочесть ноты, увиденное как будто растрогало ее. Она медленно подошла ко мне и протянула исписанный лист, настороженно наблюдая за мной.
– Это вы написали?
– Именно так. Я как раз сейчас пишу музыку.
– Для кого?
Она не спросила “для чего”. Ее вопрос был “для кого”. Смысл совсем другой. Я посмотрел на нее. В глубине души я понимал, что бесполезно с ней лукавить.
– Для женщины, которую люблю.
Едва заметная улыбка обозначилась на ее лице, так похожем на лицо Мадди, с той лишь разницей, что Лиза – раз ее так зовут – была прочно укоренена в реальности.
– Мама рассказала мне о вас.
Она знает. Интересно. Значит, у дочери Мадлен замашки игрока, и она захотела выяснить, с кем имеет дело. Она меня испытывала.
– И?
Ее глаза неожиданно наполнились слезами.
– Когда она слышит музыку…
Ее голос сорвался, и я окаменел. Меня укололо ужасное предчувствие.
– У нее есть привычка, – продолжила девочка, шмыгнув носом. – Она как будто дирижирует…
Мелодия. Ее рука летает, кружится, танцует.
– Почему она так делает? Я всегда задавала себе этот вопрос. А недавно меня осенило: вам это должно быть известно. Скажите мне. Для меня это важно.
Я не мог уйти от ответа на вопрос, который имел для нее такое значение. Она была дочкой Мадди, и ей тоже я не мог ни в чем отказать. И непринципиально, что жизнь ей дал другой мужчина.
– Она приглашает музыку войти в нее.
Она мне грустно улыбнулась.
– Спасибо, Джошуа.
Она устало провела рукой по своим длинным волосам и послала мне опустошенный тоской взгляд. Подошла ко мне, хотела положить ладонь мне на руку, но заколебалась, передумала и молча пошла к выходу. Она оставила меня придавленным грузом вопросов и беспокойства.
С Мадди что-то случилось, я чуял это всеми фибрами души. Происходило нечто очень и очень серьезное.
Глава двадцать четвертая
На западной стороне пляжа
– Мама, проснись… Мама?
Лизин голос был таким далеким, я пыталась сжаться в комок, чтобы справиться с холодом, от которого в последнее время не могла избавиться. Дочка натянула на меня плед.
– Просыпайся… Он тебя ждет… Джошуа тебя ждет.
Мне с трудом удалось разлепить веки, и я встретила ее светлый и грустный взгляд. Лиза погладила меня по щеке, у меня перехватило дыхание, и я вцепилась в ее руку.
– Я только что от него, мне нужно было познакомиться с ним и понять, могу ли я ему доверять… Он пишет для тебя музыку, – с улыбкой сообщила она.
Меня захлестнуло волнение. Какая же храбрая у меня дочь, если она позвонила в дверь мужчины, которого ее мать любила больше всего на свете, но который не был ее отцом. Смерть принимает любые извинения, она разрешает согласиться с тем, против чего в обычное время вы бы бурно протестовали. Расскажи я Лизе о Джошуа до того, как стало очевидным, что я вот-вот уйду, она, возможно, закричала бы, возмутилась, а я бы сочла, что она права, и не обиделась. Но поскольку я умирала, она больше не смотрела на вещи глазами девушки, отвергающей возможность любовной связи у своей матери. Да, она стала более зрелой. Теперь она рассуждала, как женщина… и ее единственным желанием было облегчить мой уход…