Страница 5 из 12
– Беда, батюшка, беда, отец родной! – запричитал секретарь.
– Что случилось, Аристарх? Не томи душу. А это кто с тобой? – спросил взволнованный Николай Никитич.
– Беда! Жеребца Антония и кобылок Крали и Эсмеральду похитили конокрады! Это вот табунщик с завода, его управляющий прислал с докладом о происшествии, горе-то какое навалилось! Сейчас сам всё расскажет, – запричитал секретарь Аристарх.
– Ну, говори, не томи душу! – строго приказал голова.
– Ваше высокоблагородие, коней украли! Поутру старший конюх пришёл, начал проверять утреннюю дачу лошадям, а Васьки-конюха, который к ним был прикреплён, нет в конюшне. Посмотрел, а в денниках ни жеребца, ни кобыл. Они же в отдельной конюшне содержались, особо ото всех. Управляющий всех табунщиков, свободных конюхов и помощников поднял на коней, по округе на розыски отправил, сам определил, где и как искать, он округу знает хорошо. Табунщиков не было, они с основным табуном на дальнем пастбище были. Управляющий сказал вам доложить и после ваших указаний обратно ехать.
– А ты кто будешь? – уточнил Добрынин.
– Десять дней как у вас работаю на конезаводе табунщиком, из прилепских, управляющий нанял, Фёдором Кушкой кличут.
– Вот что, Фёдор, обожди в приёмной! Дай подумать, – взволнованно ответил Добрынин.
– Как прикажете, Николай Никитич, – с этими словами гонец развернулся и быстро скрылся с глаз хозяина.
– Что ж такое творится, Александр Иванович? Кто ж посмел? Может, цыгане или наша золотая молодёжь? Сейчас, знаете, некоторые дворяне и помещики взяли за правило лошадей красть, у них это как спорт, развлечение. Одного коня помещик Трескин пытался похитить у купца второй гильдии Фролова. Да только для Трескина плохо окончилось: его приказчики купца изловили и хорошенько отдубасили, сейчас при смерти дома лежит. Прошу, Александр Иванович, помочь, шутка ли, такие производители! А каких денег стоят! Восемьдесят тысяч отдал чистыми, не считая перегона и прочих затрат. Кто посмел? Изверги, а не люди! – продолжал расстраиваться неутешный и огорчённый Николай Никитич.
– Николай Никитич, полно вам так надрываться. Всех на ноги поставим, а ваших лошадей найдём, обещаю вам. У нас ещё с этим порядок, а вон в Тамбовской губернии в прошлом году было триста заявлений о кражах лошадей, в Рязанской – четыреста. У нас всего сто. Будем искать, вот ведь ничего не боятся, за кражу или сбыт краденой лошади положено заключение в общую тюрьму до года. Если будет доказан постоянный промысел, то и ссылка в Тобольск или ещё куда похуже. Ну что, Евграф Михайлович, подключайтесь. Заодно и Прилепы изучите, отпуск с пользой для дела пройдёт. Надо нам Николаю Никитичу помочь. Всё, что от меня требуется, будет сделано, лучших сыщиков-филёров и нештатных агентов подключу, всю информацию предоставлю, – пообещал огорчённый случившемся не меньше, чем хозяин прекрасных коней, генерал Муратов.
– Ну что ж, делать нечего, немедленно займусь, сейчас и выеду в село, на конезавод. Когда вам сообщить о результатах, если таковые будут? – уточнил сыщик.
– Немедленно, милейший, немедленно! Я сам туда тоже выеду, только вот отдам необходимые распоряжения по городу, а вы мой экипаж берите и поезжайте. Прошу вас, примите все меры!
– Не беспокойтесь, Евграф Михайлович найдёт коней, не такие сюжеты распутывал. Я ему тоже готов помочь, если генерал Бестужев не будет против моего участия. Попросите генерала, для вас мы все готовы подключиться, – поддержал Пётр.
– Спасибо граф, дай бы Бог! Дай бы Бог! Попрошу Василия Николаевича, авось не откажет, вдвоём-то вам сподручнее будет. Вы уж, Ольга Владимировна, голубушка, извините старика, вот как вышло. А что касаемо землицы, решим, вот разберёмся с бедой и решим! – огорчённо заявил Добрынин.
После этого разговора гости покинули городскую управу. Муратов убыл к себе. Пётр направился к Виктории Тихоновне, получив заверения Евграфа, что сегодня он ему не нужен. Ольга Владимировна решила тоже ехать в Прилепы, к большой радости Евграфа.
Глава 2 Подпоручик Ржевский
Усадьба Мильшино, что располагается недалеко от города Венёв Тульской губернии, готовилась к театральным действиям. Господский дом, построенный в стиле императорского Зимнего дворца в миниатюре, сотрясал весёлый смех. Хозяин усадьбы, Пётр Семёнович Ржевский, бывший поручик императорской армии, а ныне уездный земский начальник, находился в Туле, был вызван полицмейстером с докладом о своих успехах и неудачах. Неудач было больше, но это никак не влияло на настроение семейства Ржевских. Впрочем, никто в точности и не знал, там ли Пётр Семёнович. Может, и в Туле, а может, у одной из своих многочисленных любовниц. Только всем известных дам, милых сердцу офицера, насчитывалось около двадцати. Сергей Семёнович, младший брат, готовил карнавальный спектакль.
Выше среднего роста, сухощавый, с приятным и весёлым лицом, он неутомимо бегал между импровизированными артистами и актрисами, одним он поправлял одежду, другим – предметы театрального действия, третьим неутомимо напоминал слова. При этом он был несказанно весел и заразительно энергичен. Зрителей было мало, только старухи и старики из села Мильшино. Но и им были очень рады, так как театр без зрителей – что кладбище без покойников. Сцены не было, потому что действие шло везде, в разных уголках усадьбы и в самом господском доме. Таково было решение неутомимого «режиссёра». Зрители обязаны были не сидеть на постоянных местах, а следовать за артистами. Если не успевали следовать за действием или не выражали своих эмоций в достаточном количестве, могли быть биты розгами. Однако не всерьёз, а так, ради смеха. Те, кто, наоборот, высказывал бурные эмоции, поощрялись, им давались по копеечке или какая-нибудь сладость, конфета либо пирожок. Для этого назначался специальный человек с розгами и корзинкой с подарками. Этот подход к работе со зрителями был новым и прогрессивным в театральном искусстве. Сие новшество придумал сам Сергей Ржевский для веселья и потехи. Он искренне удивлялся, почему эту практику не применяет ни один театр мира.
Усадьба представляла собой, как уже было сказано, Зимний дворец, только очень и очень маленький. Злые языки говорили, что старший брат вложил в строительство более двадцати тысяч рублей, полученных в наследство. Сей удивительный проект прислали ему из Санкт-Петербурга по поручению самого императора. Дворец Пётр Семёнович строил почти три года, но полностью так и не достроил из-за нехватки средств. Это было трёхэтажное здание с подвальными помещениями, в нём имелись прекрасная баня, кухня, помещения для прислуги, прачечная, комната со льдом, погреб для вина, хранилища для овощей, девятнадцать жилых комнат, детские, кабинет хозяина и его спальня, будуар супруги, столовая, комната горничной, судейская, помещение для ожидания свидетелей и обвиняемых, библиотека, правда, без книг. Имелся зимний сад с деревенскими растениями, которые и сами, без всякой помощи и ухода, активно произрастали в Венёвской округе. Вся эта роскошь предназначалась для девяти человек семьи: супруги поручика Ржевского, шестерых детей и младшего брата. Прислуга из трёх человек занимала огромный подвал. В тылу усадьбы, за зданием, там, где их было незаметно, стояли уличные туалеты. Обустроить в здании самой усадьбы люфт-клозеты не получилось из-за банального отсутствия капиталов.
Бывший подпоручик гвардии Сергей Ржевский был очень рад и весел новой забаве, им самим и придуманной. Вместе с ним были рады и веселы все слуги. Веселиться – не работать. Наступило тепло, пережили зиму. Особенностью семьи Ржевских являлось то, что у них не было достаточных капиталов для поддержания уровня того статуса, которому они желали соответствовать. Зимой было некомфортно, потому как протопить это венёвское чудо-сооружение практически было нечем из-за недостатка средств.
Театральное действие начиналось в большом зале для танцев. В этот день в усадьбе репетировали постановку «Вий» по повести Гоголя. Двух студентов Киевской духовной академии, роли второстепенного плана, играли два мужика из села, Потап и Фёдор. Студента Хому, главного героя, представлял Васька, худой и тщедушный мужичок с жиденькой бородой. Он являлся всем известным корчмушником, торговцем самодельной водкой, поэтому был как всегда слегка навеселе. Хозяйку дома, где остановились студенты, играли две бабы. Одна – старая кухарка Матрёна с большим носом картошкой и толстой, объёмной фигурой. Её роль начиналась вначале и заканчивалась до того, как хозяйка превращалась в красивую панночку. Второй актрисой была молодая гувернантка Мили, очаровательная француженка. Трудилась она в усадьбе недавно, заменив прошлую воспитательницу детей. До неё гувернанткой была немка, особа весьма занудная и неприятная, возрастом около сорока лет, но она рассчиталась, перейдя на службу в другую семью, предварительно подав в суд за оскорблённое достоинство. Виной всему была шутка подпоручика. Поведение немки, гувернантки, отличалось вечной озлобленностью и претензиями к окружающим, включая детей, племянников и племянниц подпоручика. Подобное отношение Ржевский простить не мог, так как младших детей любил и баловал, вставал на их защиту постоянно. Вскорости поведение гувернантки перешло все грани дозволенного, и Сергей Семёнович решил с этим покончить. У него имелся недалёкий по уму приятель, докучавший постоянными просьбами о долговых займах. Подпоручик уже и забыл, где он с ним и в каком месте познакомился. Однако тот Ржевского в покое не оставлял, как правило, прибывал, когда заблагорассудится, и не уходил, пока не выпросит несколько денежных купюр и не пообедает. Частенько оставался и на ужин, вопреки желанию хозяев и правилам гостеприимства. Деньги возвращал редко, в основном только, для того чтобы занять вновь на следующий день. Скорее всего, был подвержен карточной игре, а уж алкоголизм был меньшим из его недостатков. Так вот, подпоручик решил проучить обоих. Он рассказал бывшему приятелю, а ныне надоедливому повесе, мещанину Александру Асмайлову о том, что гувернантка готова дать взаймы достаточно неплохую сумму, но при одном условии: если только тот обязательно женится на ней, предварительно шуточно отхлестав её плёткой, так как у них на родине это является правилом для будущего мужа и обязательным условием демонстрации любви. Вечно находящийся в долгах Асмайлов вначале сопротивлялся, но затем, махнув рукой на возраст дамы и прельщаясь деньгами, согласился. Ржевский немке несколько раз сообщал, что мещанин желает жениться на ней, так как она ему несказанно нравится за красоту и необычность происхождения. Он, дескать, испытывает любовь ко всему немецкому, педантичному и желает подобную хозяйку в дом. К замужеству гувернантка была давно готова, можно сказать, даже мечтала, поскольку считалась уже старой девой по русским и немецким общественным законам морали. Сравнительно молодой Александр ей нравился, несмотря на то что был личностью премерзкой, по мнению подпоручика, так как находился постоянно в долгах, просительном положении, злоупотреблял картами и водкой. Был у него и ещё один странный недостаток. Трезвый, он картавил, только лёгкое состояние подпития позволяло ему скрывать свой дефект речи.