Страница 72 из 74
Глава 24
Глава 24
Очень многих женщин беременность сильно портит, но ее величество, королева Франции Анна Австрийская после зачатия буквально расцвела, став величественно красивой и чертовски соблазнительной. До такой степени, что мне очень хотелось прямо сейчас зажать королеву где-нибудь в углу и решительно задрать на ней юбки.
Но, увы, пришлось сдерживаться, все-таки не у себя в аббатстве, а в королевских покоях гребанного Лувра. Черт бы побрал этот вонючий и засранный сарай!
И отговорился лишь дежурной фразой:
— Я ваш покорный слуга, ваше величество…
На лице королевы появилось разочарованное выражение.
— Антуан… — тихо прошептала она. — Вы… вы совсем забыли меня? Но я всегда буду помнить вас! Почему вы так холодны?
— Ваше величество? — я вежливо склонил голову. — Право, я не понимаю. Я всего лишь ваш покорный слуга…
— Дерьмо!!! — вдруг прошипела Анна, схватила меня за руку и приложила ее к своему животу. — Он уже бьется! Слышишь? Наш ребенок уже бьется! Наш! Скажи мне, что любишь меня! Я жду! Я приказываю! Немедленно!
Я чуть не поседел от ужаса.
Твою же мать! Да, мы одни, но в этом гребанном Лувре за каждой стеной торчат чужие уши! Чувствуешь себя как на минном полу, один шажок в сторону, одно неосторожное слово и все, кирдык, приехали.
И понес в ответ какой-то жуткий бред. Ну почему с женщинами так все сложно?
— Ваше величество, не раздумывая, я отдам за вас свою жизнь и горе тем, что посмеет даже подумать причинить вам вред. Мои чувства нельзя описать, я… люблю вас…
Анна страдальчески вздохнула и обреченно прошептала.
— Корона для меня подобна терновому венцу. Да, я страдаю! Как бы я хотела отказаться от всего этого. Но неважно, не беспокойтесь, я буду терпелива и предусмотрительна.
— Все будет хорошо, ваше величество, — я быстро поклонился и выбежал из комнаты.
За дверью остановился, машинально перекрестился и тихо сказал сам себе:
— Ну что же, пора приступать. Черт, все через задницу, но справимся…
Никакой сложности в изъятии заговорщиков из обращения не было и нет. Еретик, сатанист, вдобавок заговорщик — все это железные основания для ареста и последующей казни.
Но все сильно осложняется тем, что задержания надо произвести без лишней огласки. Почему так? Все просто — публичные массовые аресты знаковых фигур из знати сразу всколыхнут дворянское общество под гребанным девизом — попрание гребанных дворянских свобод. Опять же, при каждой особе из высшей знати находится целая армия прихлебателей, которые из страха потерять прокорм будут орать больше всех. И не только орать — сейчас любой дворянин — это подготовленная боевая единица. В общем, надо любой ценой избежать гражданской войны.
Да, быстрые публичные суды с железными обвинениями в ересях поставят все на место, но и здесь есть большие сложности.
Эти сложности — простой люд. С ним как раз все очень непросто. Аресты они воспримут с радостью и пониманием, так как люто ненавидят благородную свору. А вот известие о том, что благородные твари чуть ли не все поголовно сатанисты, могут буквально взорвать изнутри простое общество. Объясняется все это очень просто: мало того, что вы наживаетесь на нас, мало того, что вы шикуете, когда мы перебиваемся с хлеба на воду, так вы еще и детишек наших для сатанинских обрядов крадете? Режь, жги благородную сволочь! И будут резать и жечь всех подряд, потому что простые французы сейчас совсем не те современные хиляки и слабаки, которые гнут гриву перед любым арабом.
А посему, публично тоже никого судить нельзя. А вот навечно в монастырские подвалы под предлогом добровольного пострига — почему бы нет. Благо есть под рукой отличное аббатство. Мое прекрасное аббатство. Благо его подвалов хватит на всех.
Итак, задача максимум на сегодня — решить вопрос с Марией де Шеврез, герцогом Монпансье и, собственно, Гастоном Орлеанским. И с теми, кто под руку попадет. С остальными — позже.
Остается только начать и закончить.
В одной из комнат меня уже ждали мои старые знакомые лейтенанты де Виваро и де Болон.
— Ваше преподобие, — гвардейцы кардинала и короля синхронно склонились в почтительном поклоне.
Они уже давно поняли, кто я такой и вели себя очень почтительно, словно пред ними сам папа римский.
Я ответил сухим кивком.
— Вы получили приказ его величества о том, что переходите в мое полное распоряжение?
— Да, ваше преподобие.
— Тогда к делу. Немедленно усильте охрану покоев короля и королевы. Одновременно, все выходы и входы во дворец должны быть заблокированы. После прибытия его сиятельства Гастона Орлеанского со свитой и герцогини де Шеврез, никого не выпускать, вплоть до моего прямого распоряжения. Вопросы?
— Нет вопросов, ваше преподобие.
— Тогда приступайте, господа. И помните, мы щедры к друзьям и беспощадны к врагам.
Отдав еще несколько распоряжений Арамису с Портосом и своим боевым монахам, я вернулся к его величеству, которого готовили к совместному выходу с королевой к придворным.
Луи небрежным жестом прогнал камердинера и слуг, после чего решительно заявил мне.
— С герцогом де Монпансье я разберусь сам! Остальных возьмите на себя.
Я отметил, что он сильно изменился: от нерешительности даже не осталось следа. Сейчас он выглядел как настоящий король: сильный, смелый, хитрый и жестокий. Королевская судьба на самом деле очень незавидна, тут поневоле станешь мерзким деспотом. Иначе не выживешь. Не иначе водка на венценосца начала действовать.
Я поклонился и задал вопрос:
— Что с его сиятельством герцогом Орлеанским?
— Проклятье! — неожиданно взорвался король и запустил бокалом в стену. — Почему? Почему я должен всех прощать? Принадлежность к моим родственникам вовсе не означает вседозволенность! Но… — он потряс кулаками. — Мне приходится! Чего ему еще не хватает? Я спрашиваю, чего? Мои милости для него безграничны! Порой, я думаю, что было бы лучше, если бы у меня была сестра, а не брат.
— Ваше величество, — я улыбнулся. — Позвольте с вашим братом я решу вопрос сам. Уверяю, вы будете удовлетворены полностью. Он не более чем пешка в чужих руках и, на самом деле, не питает к вам никаких враждебных чувств. Пусть поживет пока вне Франции. А мы позаботимся о том, чтобы здесь поубавилось его сторонников.